Ученик ученика - Владимир Корн

Все восемь человек сидели с очень серьезными выражениями лиц, и даже Тибор, казалось, проглотил свой вечно болтливый язык. Как же, сейчас они сами, собственными руками будут выбирать себе жизнь или смерть. То, что погибнут все оставшиеся в заслоне, факт, не вызывающий сомнений. Вопрос только в том, смогут ли они продержаться достаточно долго, чтобы смерть их была не напрасной. Три человека против почти двадцати – это несерьезно, пусть и стволов у наших будет в избытке. Но такое давало остальным крохотный шанс.

Кидали кости, которые были похожи на те, которые есть и в нашем мире, других мне здесь видеть не приходилось. Две кости, один бросок. Тот, кто выкинет меньше всех очков, остается. Если совпадут числа – кости перекинут. Через пару минут все было решено. Оставались Крижон, Оседор – черноусый мужик, который был старшим в принятой Горднером троице, – и еще один, Касишес – плотный седобородый мужик лет сорока.

Те, кому суждено было остаться в заслоне, заметно побледнели. Нет, никто из них не стал клясть судьбу, лишь Крижон пробурчал под нос, что в кости ему никогда и не везло. В их глазах появилась какая-то отрешенность, как будто они уже попрощались с жизнью.

Крижон надеялся заработать на собственную харчевню. Он всегда подробно расписывал, как харчевня будет выглядеть, что у него будет в меню и кто станет поставщиком продуктов. Оседор даже не успел потратить хотя бы часть из выданного ему Горднером аванса. Касишес мечтал когда-нибудь стать пасечником.

Те, кого удачно миновал суровый жребий, тоже не радовались, по крайней мере вслух. Они вели себя так, как будто бы были виноваты в том, что такая доля их обошла.

Притихли все. И лишь фер Бренуа не преминул съязвить, что и остальные их надолго не переживут. Затем предложил свой план: немедленно освободить его, а он позаботится о том, чтобы всех нас убили не больно.

Очень хотелось встать и заткнуть ему пасть, ударив носком сапога под подбородок. Но я не мог себе этого позволить, как бы там ни было, фер Бренуа – дворянин, и поступить таким образом – значит оскорбить его, а сатисфакцию в сложившейся ситуации он явно не сможет потребовать.

Я сидел и думал о том, мог бы я вот так, одним движением руки, решить свою судьбу и как бы себя вел после этого. Боюсь, что не так, как они. Но проверять мне не хотелось.

Посреди суши разожгли небольшой костерок. В нем не было особой необходимости, но от его пламени становилось немного уютнее на душе. Завтра предстоял бесконечный день в удушающей духоте гниющего болота. Если, конечно, все мы переживем хотя бы его половину. Преследующие нас люди не отстанут, тем более им будет легче следовать за нами по проложенному пути, ведь там, где прошли мы, они уже не провалятся.

Потом они загонят нас в такое место, где мы не сможем толком обороняться. Сейчас они нападать не станут, к чему им лишние жертвы, когда стоит всего лишь немного подождать.

Завтра мы вытянемся цепочкой (а как еще возможно передвигаться по болоту?), и они начнут отстреливать по одному, начиная всегда с последнего. Вероятно, придется остаться еще нескольким из нас, чтобы задержать преследование. Вот тогда у меня и появится возможность узнать, что сейчас думают Крижон, Оседор и Касишес. Потому что фер Бренуа необходимо доставить туда, куда следует. Иначе к чему все это и зачем все наши жертвы?

Я посмотрел на болото, уже плохо различимое из-за наступающей темноты. Вот если бы судно на воздушной подушке… И тут же одернул себя: ну что за детский сад, еще о вертолете помечтай.

Затем в голову пришла следующая мысль. Вернее, я вспомнил о небольшой заметке, случайно попавшейся мне на глаза в какой-то газетенке. Что характерно, прочитал я ее там, где мы обычно читаем, чтобы не терять времени даром.

Относительно этого у меня также имеется собственная теория. Потребность читать в том месте возникает из-за того, что тело покидает такая же субстанция, что и информация, которой нас постоянно и старательно пичкают. Эти две субстанции идентичны, хоть одна из них материальна, а вторая – нет. Но потребность организма восполнить потерю весьма высока, вот и приходится читать все, что попадется под руку.

Так вот, в той заметке рассказывалось о наших предках, применявших для косьбы на заболоченных местах мокроступы, надевая их на копыта лошадей. Стоп. Что я об этом помню? Там не было никакого рисунка, лишь несколько строк: «Закругленная дощечка длиной двадцать – двадцать пять сантиметров с перекинутым посередине нешироким ремешком. Копыта продеваются под ремешок, и благодаря этому нехитрому приспособлению лошадь не проваливается в топь». О ширине дощечки, длине ремешка не было сказано ни слова. Сработает ли это здесь? Какая разница: здесь, там. Только не очень понятно, какая именно топь имелась в виду.

Но попробовать стоит. Вдруг это тот самый шанс. Дощечки я найду, в поклаже единственной у нас вьючной лошади их несколько штук, и все они примерно метровой длины. Откуда они там взялись? Это Оседор загрузил их туда, заявив, что много места они не занимают, да и весят всего ничего, а вот ему эти дощечки жизненно необходимы, потому что они из того дерева, черного, с яркими красными прожилками, что пошло на изготовление бочек черейнтов. Для чего они ему, Оседор сообщить не соизволил, и все сочли это блажью. Наверное, их бы выкинули еще днем, если бы было время. Думаю, Оседор не станет слишком разоряться, если я возьму одну, ее как раз хватит, если разделить на четыре части.

Нет, он точно не станет возмущаться: сейчас остающиеся в заслоне бойцы раздают вещи, которыми дорожат. Они не хотят, чтобы вещи достались врагу, но раздают с обязательным условием, что их непременно вернут, когда все закончится. И люди, принимающие вещи на хранение, тщательно им подыгрывают, клянясь в том, что так и будет. Хотя все отлично понимают, что нет у парней никаких шансов, абсолютно никаких.

Кожаных ремешков тоже как грязи, а грязи вокруг!.. Сделаю четыре мокроступа и на Мухорке опробую, глядишь, и получится что путное… Бедная кобыла устала, к концу дня ее даже начало пошатывать, а мне и помочь ей нечем: ни воды, ни травы. Но ничего, седлать не стану, прокатимся охлюпкой. Вдруг это шанс.

Я сделал две штуки, когда подошел Тибор и поинтересовался, чем это я так усиленно занимаюсь, что даже отказался от вина, заменявшего нам и ужин, и вечерний чай.

– Мокроступы, – заявил я с некоторым смущением. Мне ли их учить, жителей этого мира и этого времени, подобным вещам. Такого слова я не знал, и пришлось на ходу выдумать свое, состоящее из мокроты и ходьбы.

– А, слиссы. Ремешок чуть длиннее делать нужно, – заявил он и застыл на какой-то миг с широко открытым ртом…

В путь мы отправились с первыми признаками рассвета. Когда солнце выглянуло из-за еще видимых Агнальских гор, мы уже потеряли берег из вида. Наши преследователи пытались угнаться, но, видимо, среди них не нашлось человека, читающего всякую чушь в совсем не подходящих для этого местах. Они упорно пытались ехать за нами, но даже сравняться в скорости не смогли. Одна из их лошадей провалилась в топь, и бедное животное оставили погибать.

Слиссы дали нам преимущество в скорости, но не избавили от одуряющей жары, испарений и черных туч разнообразных летающих паразитов, которые явно учились на камикадзе, потому что избавиться от них можно было, только прихлопнув. И еще одна напасть – гады ползучие. Их тоже было немало. Я насчитал четыре разновидности, но затем бросил это дело, следя лишь за тем, чтобы змеи не попали под ноги Мухорки.

Но настроение было прямо-таки праздничное, особенно у тех, кто счастливо избежал смерти. Лишь Горднер по-прежнему оставался мрачен. Ну во-первых, это его обычное состояние, а во-вторых, раненое плечо не давало ему покоя.

Когда на пути попался небольшой островок суши, облюбованный какими-то птицами с длинными клювами и иссиня-черным оперением, мы остановились на отдых.

Тибор довольно язвительно поинтересовался у Чемира, по-прежнему ехавшего впереди отряда, как это он мог позабыть о слиссах. Тот даже взвился:

– Да откуда мне о них знать?! Не было у нас дураков лошадей по болотам таскать. Ты что думаешь, что у нас лошади табунами ходили? – кипятился он. – Да мы даже землю быками пахали. В деревне и лошадей-то было… – Чемир принялся загибать пальцы. – У мельника две лошади, еще у… – Тут он взмахнул рукой. – Да я сам-то на лошади ездить научился только тогда, когда в солдаты попал.

– То-то ты до сих пор на коне сидишь, как коза на заборе, – под общий смех заявил Тибор, но Чемир даже не стал ему отвечать, лишь обиженно от всех отвернулся.

Кратковременный отдых, неполная кружка вина, кислого и отдающего кожаным мехом, и снова в путь. Курс мы старались держать строго на север, туда, где виднелись вершины невысоких гор, по сравнению с Агнальскими выглядевших просто холмами. Все чаще и чаще нам приходилось забирать левее. Но горы становились все ближе, и вскоре на горизонте показался берег, еще далекий и не очень доступный.