ЖД (авторская редакция) - Дмитрий Быков

Страннее всего, однако, было то, что молчал телефон резиденции. Он позвонил в свой секретариат. Ответил грубый мужской голос, которого губернатор не узнавал:

— Аппарат краевого управления.

— Это Бороздин. С кем я говорю?

— Курьер,— после недолгой паузы ответил голос.

— А что, из сотрудников подойти некому?

— Обед,— не очень уверенно сказал голос.

— Что происходит?!— прикрикнул на странного курьера губернатор.

— Штатно все,— сказал курьер и повесил трубку.

глава четвёртая

1

Губернатор едет к тете, губернатор едет к тете… Васильич встретил его хмуро.

— Сначала к Григорию,— сказал губернатор.

— Может, в резиденцию сперва?

— А что такое?

— Да увидите.

— Нет, ты выкладывай.

— Да приезжали там…

— Кто?

— Да Хрюничев со своими…

— И что?

— Обыск был.

— Хрюничев? У меня? Обыск? По чьей санкции?

— Ну не знаю я, Алексей Петрович. Не предъявляли мне санкции.

— Нет, но что это такое?! В моем отсутствии?

— Да, без вас. А они и нарочно так сделали, без вас. Понятно же, чего искали.

— Чего?

— То есть кого,— со значением сказал Васильич.

Губернатор набрал Хрюничева.

— Михаил Николаевич,— сказал он строго. Машина неслась среди леса из аэропорта в город, пахло хвоей, сыростью, небо было лиловое, зловещее, и никогда еще губернатор не чувствовал себя до такой степени чужим в собственном крае.— Мне доложили, что вы обыскивали без меня мою резиденцию.

— Кто доложил?— неприветливо спросил шеф МВД.

— Какая разница?! Это так или нет?

— Вы на месте?— не отвечая, спрашивал Хрюничев.

— Я еду туда. Я был у Тарабарова по вызову.

— Что вы были у Тарабарова, я знаю,— досадливо сказал Хрюничев.— У вас не было никакого обыска. У вас было рядовое, это, рутинное было у вас розыскное мероприятие.

Им все казалось, что если они переименуют серьезную вещь, она сделается несерьезной: контртеррористическая операция, локальный конфликт, снижение жизненного уровня…

— С какой стати? Я что, партизан укрываю?

— Вы партизан не укрываете, вас лично никто не обыскивал. Вас досматривали? Нет, не досматривали. У нас лично к вам претензий нет,— одышливо, с паузами говорил Хрюничев.

— Это черт знает что!— заорал губернатор. Ситуация до такой степени выбила его из колеи, что он не думал сейчас даже об Аше и о Григории, которому позвонил еще из самолета — и опять тщетно.— Какие мы? Кто такие мы?!

— Соответствующие ведомства,— важно сказал Хрюничев.— Что вы меня спрашиваете, Алексей Петрович? Я человек подневольный. Вам следовало с Тарабаровым. Вы же были у Тарабарова. Вы могли спросить лично.

— Это что, с его санкции?

— Я не знаю, с какой санкции. У нас свое ведомство и своя санкция. Вы доедете до места, Алексей Петрович, и тогда позвоните. У вас не пропало ничего. Если у вас что пропало, то вам надо заявление по форме. Но я вам отвечаю, что ничего не пропало. Если пропало, то это обслуга потом это, пользуясь случаем… Вы приезжайте на место и дайте знать.

Черт-те что, думал губернатор, черт-те что. Губернатор едет к тете. Приехали. Здравствуйте, тетя. Я не понимаю: губернатор я или кто? Что здесь еще входит в мои обязанности? Кто в моем распоряжении — только туземная шваль? Значит, силовые ведомства мне уже не подотчетны — да и были ли когда? Санкция явно не тарабаровская; Тарабаров требовал, чтобы я убрал Ашу,— а здесь в это время уже ищут Ашу без меня; значит, Тарабаров вызвал меня с их же санкции, чтобы развязать им тут руки; значит, это люди, которые могут приказывать Тарабарову… Получается, что никакой защиты на самом верху у меня теперь нет; а ведь я хотел, хотел позвонить Калядину. Калядин руководил пресс-службой всего совмина, обычно они с губернатором обедали в Москве, когда наместников собирали на рутинные совещания,— в этот раз губернатор ему даже не позвонил, не было секунды толком поговорить, прилетел за взбучкой, получил и с накрученным хвостом вернулся… Но что может Калядин, если включились такие силы? И почему они включились? Если они ищут Ашу, все еще как-то понятно; но что, если они ищут не Ашу? Что на мне есть? Он стал вспоминать — и не мог вспомнить; воровать в крае было нечего, золото давно выковыряли, нефти не больше, чем везде, и что ему делать с этой нефтью, которой давно уже захлебывалась вся страна? Но если все эти силы включились из-за нее… и если на самом верху, с этими их друидическими гороскопами и цитатами из Конфуция, верят теперь в туземную легенду о девушке из рода волков, понесшей от северного наместника… значит ли это, что все окончательно сошли с ума?

После звонка Хрюничеву он ожидал многого, но все же не того, что застал в резиденции. Резиденции, собственно, больше не было. Снаружи она еще сохраняла прежний, уютный и мирный вид,— но вверху все было перевернуто вверх дном, с явным намерением не просто отыскать кого-то, но и навести максимальный беспорядок. Это было сделано не просто так, с несколько виноватым усердием, с надеждой не потревожить,— нет, так могли себя вести только с человеком, с которым больше не считались; первого чиновника в крае так обыскивать не могли. Обыск был произведен нагло, с вызовом,— и главное, что к поиску Аши дело далеко не сводилось. Не в ящиках же стола они искали ее! Он, конечно, нигде не хранил ничего лишнего — ЖДовских брошюр в доме и так не водилось; но личные вещи… Весь его безупречный гардероб, галстуки, сорочки… Он арестовал бы за такое любого — стоило позвонить Хрюничеву, но не звонить же Хрюничеву с тем, чтобы он сам себя арестовал!

Номер он, однако, набрал, не удержался.

— Что вы у меня искали, Хрюничев?

— Я вам уже докладывал,— засопел чертов боров,— я уже докладывал вам все…

— С чьей санкции вы посмели все это устроить?!

— С санкции министра внутренних дел.

— Какого министра?

— Нашего министра, российского министра. Никакие другие мне пока, слава Богу, санкций не выписывают.

— Там была санкция именно на весь этот бардак?!

— Вот у меня здесь сказано,— Хрюничев зашуршал бумажкой,— у меня здесь сказано: розыскное мероприятие под шифром бе пять, по первому разряду. Это на языке должностной инструкции означает: полный розыск, с досмотром личных вещей. (Как все они, он говорил «дОсмотром», с ударением на первом слоге). Я вам могу предъявить, это все не самодеятельность, я не в игрушки играюсь. Я действую, как мне предписано.

— Почему меня никто не ввел в курс? Я должен присутствовать при таких мероприятиях, вы же рылись в моих вещах!

— Никак нет, это нигде не предписано, что вы лично. Это можно с вами, а можно без вас. Понятые были, спросите камердинера вашего и кухарку. («Господи, они все выворачивали при них! Как я буду им приказывать после этого?!»).

— Пришлите по крайней мере людей навести здесь порядок!

— Этого нигде не написано,— сказал шеф МВД.— Они ничего не взяли, и это я отвечаю. А присылать их все рассовывать по местам — это, извините, не наше, это вы можете лично силами прислуги.

— Вы с завтрашнего дня здесь не работаете, Хрюничев,— бесцветным ломким голосом сказал губернатор.— Я доложу в Москву. Я вас отстраняю.

— Никак нет,— засопел Хрюничев,— вы не отстраняете меня и никакого права, вы полномочий не можете иметь даже на расспросы, это я вам лично по человеческому отношению… Если вы так будете разговаривать, мы можем по-другому разговаривать… Если у вас розыск по категории бе пять, то вы под подозрением, и вам может быть предъявлено! Вы обязанности свои исполняйте, а на чужие вы посягать не можете! Я лично, если хотите, вам могу продемонстрировать, решайте свои вопросы наверху, а меня вне рабочего времени трогать не можете, и я не обязан вам тут!

Он нажал отбой. Это была наглость неслыханная, небывалая. Губернатор всегда допускал, что у МВД может быть отдельное руководство, но в разговоре с ним, личным наместником, который пусть раз в год, но принимал от президента ежегодную верительную грамоту… в разговоре с ним самолично отключиться… Это было неслыханное нарушение служебной этики, плевок в лицо, и этот тон! Что-то переменилось, переломилось, он хотел проснуться.

Он вызвал заместителя по общим вопросам — по сути, шефа своей канцелярии, занимавшегося должностной перепиской и готовившего отчеты для Москвы.

— Константин Васильевич! Распорядитесь там, пожалуйста, чтобы люди навели порядок в резиденции.

— Сейчас,— ласково отозвался заместитель; по крайней мере этот еще его не предал.— Они только в офисе закончат…

— А что, в офисе тоже обыск?

— Так, небольшой. Они тут сделали беспорядочек слегка, но ребята уже опять сделали порядочек. Они требовали, чтоб я им компьютерные пароли сдал, но я не сдал. Не имеете права и все. Они сказали, что завтра с вами поговорят.