Мои воспоминания о войне. Первая мировая война в записках германского полководца. 1914-1918 - Эрих Людендорф

Мы постарались разъяснительной работой в войсках предупредить негативное влияние наших предложений о перемирии и мирных переговорах. После 29 сентября я разговаривал со многими начальниками штабов по поводу мирных предложений и мог с удовлетворением констатировать, что доверие ко мне в тот период нисколько не пошатнулось. В своей первой программной речи, произнесенной в рейхстаге 5 октября, принц Макс заявил о необходимости продолжения борьбы при выдвижении противником неприемлемых условий, т. е. занял одинаковую со мной и генерал-фельдмаршалом позицию. Президент рейхстага высказался в том же смысле.

И я был убежден, что в этом главном вопросе мнения рейхсканцлера, рейхстага и ОКХ полностью совпадают. Однако рейхсканцлеру и депутатам рейхстага недоставало понимания того, что начиная с 1914 г. каждый немец защищает прежде всего собственную жизнь и что эта борьба за существование требует жертв от всех нас. Живое восприятие этой истины потонуло в тысячекратно повторяемых лозунгах и модных словечках, которыми отравляли душу нации доморощенные и зарубежные радетели. В народе и в национальном собрании осознали подлинный размах трагедии лишь в мае 1919 г. после опубликования неслыханных условий мира. И снова президент рейхстага произносил проникновенные слова, но и на этот раз слова остались словами.

Возможно, было бы правильнее и умнее, если бы я еще в начале октября прямо спросил правительство: готов ли народ Германии и дальше сражаться за свою честь? Готово ли само правительство мобилизовать и воодушевить на борьбу всех немцев до последнего человека? Я и теперь убежден, что в те дни подобный призыв не нашел бы должного отклика в моем отечестве. Как видно из содержания выступлений 5 октября, и после четырех лет войны по-прежнему преобладало непонимание ее сути. Ни правительство, ни народ все еще не сознавали в полной мере сугубой серьезности ситуации. Враг еще не продемонстрировал так открыто, как во второй ответной ноте Вильсона, свое стремление поставить Германию на колени.

Ответ президента Вильсона на наше предложение от 5 октября был передан в Берлин 9 октября сначала по радио. В качестве предварительного условия заключения перемирия в нем содержалось, как и ожидалось, требование нашим войскам покинуть все занятые на Западе территории. Ответная нота оставляла двери открытыми для переговоров.

По приглашению принца Макса я выехал в Берлин, где имел с ним продолжительный разговор с глазу на глаз. С принцем я был уже знаком: он дважды побывал в главной штаб-квартире. Мы долго беседовали вдвоем и с интересом друг друга выслушивали. У нас было мало общего. Вице-канцлер Пайер назвал его в сложившихся условиях единственной возможной кандидатурой на должность рейхсканцлера. Я довольствовался этим объяснением и посчитал принца вполне способным выправить положение, проявить решимость и, где нужно, вовремя притормозить. Ведь он принадлежал к старинному княжескому роду, его предки всегда близко к сердцу принимали судьбу Германии. В тяжелое время принц мог бы быть весьма полезен своему отечеству, но эта надежда не оправдалась.

Перед разговором принц распорядился приготовить для меня подробный вопросник, на который было просто невозможно точно ответить, однако он недвусмысленно свидетельствовал о том, как мало господа в Берлине знали о сути войны. Мои ответы соответствовали занятой мною позиции по всем фундаментальным проблемам, и у меня не было повода ее менять. Нота Вильсона давала еще надежду на приемлемый мир, не связанный с нашим уничтожением.

Принц выразил желание выслушать мнение и других высших военачальников об обстановке. ОКХ имело о ней полное представление, а в каждой армии условия были различными, и делать обобщающие выводы для всего фронта, исходя из частного случая отдельной армии, было недопустимо, а потому я высказался против удовлетворения желания принца. Кроме того, ответственными за все действия войск являлись только генерал-фельдмаршал фон Гинденбург и я; кайзер мог в любое время затребовать чье-либо мнение через нашу голову, но не рейхсканцлер.

Настало время окончательно выяснить: намерен ли народ Германии и дальше воевать, если переговоры с врагом не приведут к приемлемому для нас миру? Пора было к чему-то готовиться. Из публикаций прессы пока складывалась обнадеживавшая картина. Вместе с тем принц Макс после выступления 5 октября еще не сделал ничего конкретного в подтверждение своего высказанного тогда мнения. Поэтому я направил ему соответствующий запрос и просил о скорейшем разъяснении.

В тот же день я принял участие в заседании военного кабинета. Пришлось снова заполнять анкету, со своей стороны я тоже задавал вопросы. Никаких особых решений принято не было. В конце заседания принц Макс поблагодарил меня за участие. С согласия генерал-фельдмаршала фон Гинденбурга я в коротком выступлении выразил нашу искреннюю поддержку новому правительству. Германский военный кабинет был чересчур многочисленным и, несмотря на название, не имел ничего общего с аналогичными образованиями наших противников.

Составление ответа на ноту Вильсона проходило в тесном взаимодействии правительства и ОКХ. Мне удалось вписать вопрос: признают ли Франция и Англия 14 пунктов в качестве основы для переговоров? На предложения внутриполитического характера ОКХ не имело никакого влияния. Не одобряло оно и тон послания. К тому же наши действия обнаруживали недостойное уважающей себя державы торопливое стремление выбросить за борт все, что до тех пор было для нас священным. Враг должен был с удовлетворением наблюдать, как мы приближаемся к перевороту.

Как по команде, во всем мире внезапно прекратилась болтовня о примирении с ее прекрасными лозунгами. И неудивительно. Мировая пресса с полуслова понимала вражескую пропаганду, а в ней примирение уже не упоминалось. Этим пропагандистским трюком Антанта достигла своей цели и теперь могла сбросить маску и готовиться к насильственному миру под своим диктатом. Но и у нас говорили о мире через примирение очень робко и тихо. Люди, проповедовавшие подобные идеи и доказывавшие возможность и достижимость мира на правовой основе, не нашли в себе мужества честно признаться в том, что они ошиблись в оценке истинных намерений врага, ввели свой народ в заблуждение и ввергли его в несчастье. И кое-кто из них даже не стыдится называть мир на основе 14 пунктов Вильсона законным и справедливым. Таким образом, мы сами себя унизили, лишили достоинства. Эти же люди организовали теперь против меня дикую травлю, обвиняя меня во всех грехах. Будто я навлек на страну беду, сначала препятствуя любым мирным переговорам, а затем слишком поспешно выступив с предложением о заключении перемирия. Тем самым они ловко направили возмущение народа и армии на мою персону. Если бы все те, кто раньше разглагольствовали только о примирении, об ужасах войны и поражениях, помогли мне мобилизовать все без остатка силы народа и поддержать его боевой дух, то мне не пришлось бы выступать с предложением о перемирии. Время расставит все по своим местам, правда восторжествует.

Между тем сражение, начавшееся на Западном фронте в конце сентября, продолжалось. Враг стремился прорвать позиции групп армий кронпринца Рупрехта и фон Бёна в направлении Гента и Мобежа, а также сокрушить внутренние фланги групп армий кронпринца Германского и фон Гальвица по обе стороны Аргонн в направлении Шарлевиль – Седан. Подобные замыслы лежали в основе всех наступательных операций Антанты начиная с осени 1915 г. До сих пор они заканчивались без видимых результатов из-за усталости вражеских войск и стойкости наших солдат. Теперь же мы были заметно ослаблены и постоянно какая-нибудь из дивизий не справлялась со своими боевыми задачами. Во прифронтовой полосе с ужасающей быстротой множилось количество симулянтов и дезертиров. Оставшиеся в окопах бились как истинные герои, но их было слишком мало на огромном пространстве, и они чувствовали себя очень одинокими и покинутыми. Солдаты, принявшие на свои плечи все тяготы борьбы и проявившие чудеса храбрости, с надеждой взирали на офицеров. Командиры полков, бригад и дивизий с горсткой солдат, а нередко лишь с писарями и вестовыми умудрялись отстаивать свои позиции, не позволяя превосходящим силам противника прорвать оборону. Можно гордиться этими людьми, совершавшими геройские поступки. Но наши потери оказались слишком велики. Лучшие сыны отечества сложили голову на поле брани. Значительная часть наших батальонов состояла только из двух рот. ОКХ было вынуждено отменить все отпуска на родину. Из-за трудностей с транспортом находившимся в Германии отпускникам пришлось там задержаться. И это им не пошло на пользу. В критические ноябрьские дни их вообще не должно было бы быть в Германии, однако, к сожалению, факты свидетельствуют об обратном.