Андроид Каренина - Лев Толстой

— Да где же он? Как же он оставляет меня одну с моими страданиями? — спросила она у Андроида, забывая, что она сама скрывала от него все, касавшееся сына.

Она послала к нему просить его прийти к ней сейчас же; с замиранием сердца, придумывая слова, которыми она скажет ему все, и те выражения его любви, которые утешат ее, она ждала его. II/Лакей/74 вернулся с ответом, что у него гость, но что он сейчас придет и приказал спросить ее, может ли она принять его с приехавшим в Петербург князем Яшвиным.

«Не один придет, а со вчерашнего обеда он не видал меня, — подумала она, — не так придет, чтоб я могла все высказать ему, а придет с Яшвиным».

И вдруг ей пришла странная мысль.

— Андроид Каренина, — обратилась она к роботу, — что, если он разлюбил меня?

Глаза преданного робота засветились мягким лавандовым светом, для пущего успокоения хозяйки вперед потянулись чуткие манипуляторы. Но все было бесполезно. Перебирая события последних дней, ей казалось, что во всем она видела подтверждение этой страшной мысли: и то, что он вчера обедал не дома, и то, что он настоял на том, чтоб они в Петербурге остановились врознь, и то, что даже теперь шел к ней не один, как бы избегая свиданья с глазу на глаз.

— Но он должен сказать мне это. Мне нужно знать это. Если я буду знать это, тогда я знаю, что я сделаю, — говорила она роботу, который в ответ зажег монитор и стал показывать Воспоминания в обратном порядке, надеясь развеять меланхоличное настроение хозяйки.

Анна не в силах была представить себе того положения, в котором она будет, убедившись в его равнодушии. Она думала, что он разлюбил ее, и чувствовала себя близкою к отчаянию, и вследствие этого была особенно возбужденною. Она оставила Андроида Каренину и пошла в уборную. Одеваясь, Анна занялась больше, чем все эти дни, своим туалетом, как будто он мог, разлюбив ее, опять полюбить за то, что на ней будет то платье и та прическа, которые больше шли к ней.

Она услыхала звонок прежде, чем была готова. Когда она вышла в гостиную, Яшвин встретил ее взглядом, а не Вронский: он просматривал Воспоминания о ее сыне и не торопился взглянуть на нее.

— Мы знакомы, — сказала она, кладя свою маленькую руку в огромную руку конфузившегося (что так странно было при его громадном росте и грубом лице) Яшвина. — Познакомились в прошлом году, на Выбраковке. Закрой, — сказала она, быстрым движением давая знак Андроиду Карениной, чтобы та выключила Воспоминания, и значительно блестящими глазами взглядывая на Вронского. — Нынешний год хороши были соперники?

Поговорив несколько времени и заметив, что Вронский взглянул на I/Стража времени/158, Яшвин спросил ее, долго ли она пробудет еще в Петербурге и, разогнув свою огромную фигуру, взялся за кепи.

— Кажется, недолго, — сказала она с замешательством, взглянув на Вронского.

— Так и не увидимся больше? — сказал Яшвин, вставая и обращаясь к Вронскому. — Где ты обедаешь?

— Приезжайте обедать ко мне, — решительно сказала Анна, как бы рассердившись на себя за свое смущение, но краснея, как всегда, когда выказывала пред новым человеком свое положение. — Обед здесь не хорош, но по крайней мере вы увидитесь с ним. Алексей изо всех полковых товарищей никого так не любит, как вас.

— Очень рад, — сказал Яшвин с улыбкой, по которой Вронский видел, что Анна очень понравилась ему.

Яшвин раскланялся и вышел, Вронский остался позади.

— Ты тоже едешь? — сказала она ему.

— Я уже опоздал, — отвечал он. — Иди! Я сейчас догоню тебя, — крикнул он Яшвину.

Она взяла его за руку и, не спуская глаз, смотрела на него, отыскивая в мыслях, что бы сказать, чтоб удержать его.

— Постой, мне кое-что надо сказать, — и, взяв его короткую руку, она прижала ее к своей шее. — Да, ничего, что я позвала его обедать?

— Прекрасно сделала, — сказал он со спокойною улыбкой, открывая свои сплошные зубы и целуя ее руку.

— Алексей, в Петербурге сейчас неуютно — он пустынный и чудной без роботов-компаньонов, — сказала она, обеими руками сжимая его руку. — Скоро придут и за нашими. Нам спокойнее будет в провинции. Мы будем спокойнее и счастливее.

— В этом я не могу с тобой согласиться, дорогая, учитывая то, о чем мне только что рассказал Яшвин. Эти пришельцы, эти так называемые Почетные Гости, повсюду, кроме больших городов. Говорят, что сейчас, если кто-то заболевает, семья его собирает вещи и в срочном порядке уезжает, потому что спустя некоторое время из тела несчастного вырывается огромная многоглазая рептилия с клювом и вскоре примыкает к полчищам таких же монстров. Яшвин говорит, что это все больше становится похоже на полномасштабное вторжение, и предполагает, что в скором времени провинции будут полностью захвачены пришельцами.

— Алексей, я измучена и напугана. Куда нам ехать? И когда?

— Скоро, скоро. Ты не поверишь, как и мне тяжела наша жизнь здесь, — сказал он, отвернувшись от Анны и потянув руку.

«Он счастлив тем, что повсюду в лесах теперь пришельцы. Счастлив, что есть причина, удерживающая нас здесь», — горько подумала она.

— Ну, иди, иди! — с оскорблением сказала она и быстро ушла от него.

Глава 17

За обедом Яшвин говорил о сенсационной новой опере, которую давали в петербургском Громком Голосе XIV. Когда встали от обеда, Яшвин пошел курить, Вронский сошел вместе с ним к себе. Посидев несколько времени, он взбежал наверх. Анна уже была одета в светлое шелковое с бархатом платье с открытою грудью, которое она сшила на Луне; она включила у Андроида Карениной прелестную жемчужно-белую подсветку, которая особенно выгодно выставляла ее красоту.

— Вы точно поедете в театр? — сказал он, стараясь не смотреть на нее.

— Отчего же вы так испуганно спрашиваете? — вновь оскорбленная тем, что он не смотрел на нее, сказала она. — Отчего же мне не ехать?

Она как будто не понимала значения его слов.

— Разумеется, нет никакой причины, — нахмурившись, сказал он.

— Вот это самое я и говорю, — сказала она, умышленно не понимая иронии его тона и спокойно заворачивая длинную душистую перчатку.

— Анна, ради бога! Что с вами? — сказал он, будя ее, точно так же, как говорил ей когда-то ее муж.

— Я не понимаю, о чем вы спрашиваете.

— Вы знаете, что нельзя ехать.

— Отчего? Я поеду не одна. Княжна Варвара поехала одеваться, она поедет со мной.

Он пожал плечами с видом недоумения и отчаяния.

— Но разве вы не знаете… — начал было он.

— Да я не хочу знать! — почти вскрикнула она. — Не хочу. Раскаиваюсь я в том, что сделала? Нет, нет и нет. И если бы опять то же, сначала, то было бы то же. Для нас, для меня и для вас, важно только одно: любим ли мы друг друга. А других нет соображений. Для чего мы живем здесь врозь и не видимся? Почему я не могу ехать? Я тебя люблю, и мне все равно, — сказала она по-русски, с особенным, непонятным ему блеском глаз взглянув на него, — если ты не изменился. Отчего же ты не смотришь на меня?

Он посмотрел на нее. Он видел всю красоту ее лица и наряда, выгодно подчеркнутого нежным жемчужным свечением Андроида. Но теперь именно красота и элегантность ее были то самое, что раздражало его.

— Чувство мое не может измениться, вы знаете, но я прошу не ездить, умоляю вас, — сказал он опять по-французски с нежностью в голосе, но с холодностью во взгляде.

Она не слышала слов, но видела холодность взгляда и с раздражением отвечала:

— А я прошу вас объявить, почему я не должна ехать.

— Потому что… потому что… — он замялся, а затем схватился за объяснение, которое не было истинной причиной его нежелания, но которое тем не менее было веской причиной для того, чтобы не ехать: — Потому, что вы не можете быть там с Андроидом Карениной! Прогулки на публике с роботом-компаньоном — прекрасный повод для вашего мужа и его приспешников забрать его, чтобы подвергнуть нелепой корректировке!

— Это риск, на который я готова пойти, — сказала она, исполненная ненавистью к Вронскому, к Алексею Александровичу, ко всей этой унизительной ситуации.

Она не проклинала и всем сердцем любила только своего Андроида. Повернувшись к роботу, Каренина с нежностью произнесла:

— Это риск, на который мы готовы пойти. Не правда ли, моя дорогая?

В ответ робот с нежностью подмигнул своей хозяйке и следом за ней отправился в Громкий Голос XIV.

Глава 18

Вронский в первый раз испытывал против Анны чувство досады, почти злобы за ее умышленное непонимание своего положения. Чувство это усиливалось еще тем, что он не мог выразить ей причину своей досады. Если б он сказал ей прямо то, что он думал, то он сказал бы: «В этом наряде, с известной всем княжной появиться в театре — значило не только признать свое положение погибшей женщины, но и бросить вызов свету, то есть навсегда отречься от него».