Мясорубка Фортуны - Ольга Вешнева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь в спальню Лизы я открыл без спроса. Девушка сидела на кровати, нервно теребя поясок цветастого халата.
Комната была декорирована в бежевых и коричневых тонах. Богатая лепниной мебель ручной работы была небрежно отделана под старину — мастера неровными мазками размазали смесь серой и золотистой краски по древесине… Напрасно они решили, что это выглядит благородно.
— Как ты себя чувствуешь, лапонька? — я не осмелился присесть рядом с Лизой.
— Лучше бы спросил, кем я себя чувствую, — девушка взглянула на меня как волчица на косулю. — И я бы ответила, что чувствую себя хозяйкой двух неуправляемых алабаев, которые вот-вот сорвутся с поводка и кого-нибудь сожрут. При этом я понимаю, что должна либо научиться их контролировать, либо отвезти их в ветклинику на усыпление. Первое у меня плохо получается, второе отметаю из жалости. Но я же не госпожа Ливкина. Я не могу допустить, чтобы пострадали невинные люди. Так что мне делать? Как выйти из идиотской ситуации?
— Тебе всего-то надобно понять, что все не так уж плохо, — я дал ей осторожный совет.
— Да! Все могло быть хуже, если бы ты насмерть загрыз журналиста, а Сатибо пристрелил бы на поле начальника УВД. Вам есть к чему стремиться. Валяйте… Без меня.
— Лизонька, прости, — я поднял ее за руку с кровати.
— За что ты просишь прощения? За нападение на журналиста, или за то, что разорвал шею игрушечному тигренку? Я видела игрушку в комнате забытых вещей. Не говори, что Кампай научился вскрывать замки. А сегодня я еще узнала, что ты, оказывается, терроризировал хозяев кафешки «Зайди Попробуй». Они написали заявление в полицию.
— Хозяева ресторации преувеличивают. Я их ничем не беспокоил. Изредка заходил к ним чайку попить и поболтать. Василий — мой земляк.
— Знаю я твои чаи… — Лиза отвернулась как от пощечины. — Тиша, скажи честно, и покончим с этим раз и навсегда. Ты не в состоянии себя контролировать? Да?
— Лапушка, в последнее время я действительно стал сам не свой… Все от любви.
Я испугался сказанному. Призрак Лаврентия всецело овладел моей душой и диктовал, как действовать, что говорить.
Моя рука опустилась на спину девушки и медлительным слизняком поползла вниз.
— От любви к человеческой крови? — голос Лизы сделался тверже стали.
— Никак нет… Ни под каким соусом мне не нужна человеческая кровь… Лизонька, голубушка, я влюблен в тебя безумно, — я жадно смотрел в ее глаза.
— О, Господи! — Лиза толкнула меня и отступила, закусив пальцы правой руки.
— Ты не рада? — я встал как вкопанный.
— Не знаю… я, — залепетала Лиза, вынув руку изо рта и опершись ею о маленькое дамское бюро для драгоценностей. — Свербилкин прав… Я сама во всем виновата… Тиша, я не знаю, что сказать. Я оказалась не готова к твоему шокирующему откровению. Думала, что если ты решишь признаться мне в любви, то сделаешь это по всем канонам своего времени. Долго будешь говорить длиннющие комплименты из красивых заковыристых слов.
— Лизонька, — я страстно стиснул кисть ее левой руки. — Мне с тобой вовек не объясниться, ежели я стану подбирать слова. Я мог бы всякого наговорить. Мог бы назвать тебя наикрасивейшей жительницей планеты Земля… Ай, что Землею ограничиваться, я бы и соседний мир сюда приплел. Сказал бы я, что ты затмишь своею красотой принцессу эльфов… Любовь моя, я мог назвать тебя сияющей радугой, дорогой в рай, дарящей радость и рождающей улыбки. А мог назвать тебя венценосным журавлем, несущим в сад любовь и мир. Я мог наговорить тебе, что ты неподражаема, что ты прекрасна и величественна словно античная богиня. Но нет! С меня довольно живописных длинных слов! Они все лживы, и превращают речь употребляющего их в великом множестве в сплошную ложь. Скажи мне! Разве не солгу я, если назову тебя самой красивой в мире? Ты погляди, — я взял с бюро глянцевый журнал мод и пролистнул его одним движением руки. — Глянь, сколько здесь красавиц! — я остановился на последнем развороте, — Для кого-то топ-модель в купальнике и шляпке — единственная и неповторимая. А для кого-то топ-модель в пальто, допустим, — сто тридцатая. А ведь слова и ей, и ей одни и те же говорятся! — я бросил журнал на пол. — Не лучше ль обойтись без лишних слов, как делают разумные вампиры, потерявшие все человеческое, не такие словоблуды как я? Ты назовешь их дикое бытие сплошною деградацией, и тебе сложно будет возразить. Но знаешь ли, когда слова теряются, тогда всплывают на поверхность чувства, что были глубоко погребены под спудом увлекающих и отвлекающих от естественного течения жизни речей…
— Тиш, я фигею… — Лиза отцепилась от бюро и ошеломленно уставилась на меня большими глазами. — Но знаешь… — ее взгляд смягчился. — Если я отбрасываю лишние мысли и слова и пытаюсь думать по-вампирски, то получается, и я тебя люблю. Тот наш разговор о самом главном приобретает новый смысл. Не так уж важен стыд. Не так уж страшно еще годик прожить старой девой… Но знаешь, я ведь буду жить и мечтать, что однажды ты придешь ко мне, когда я лягу спать, и прыгнешь на кровать… А может, я сама к тебе приду и на тебя ка-ак прыгну.
Лиза бросилась ко мне на шею и повисла на мне, растопырив ноги.
— А это здорово! Правда! А-а-а!
Я раскрутил ее на себе как ребенка и усадил на кровать.
— Стыжусь смотреть в твои невинные глаза. Боюсь поддаться страсти, — я склонился над ней, слегка опираясь руками на ее колени. — Ты еще неоперенный птенчик, Лизонька, а я старик… Перед тобою двухсотлетний маразматик, из-за неизлечимого душевного расстройства вдруг возомнивший себя безалаберным юнцом… Ты, верно, ждешь моей клятвы в вечной любви. Напрасно… Вампирская любовь коротка. Не вспоминай, что Пятак и Глаша вместе провели в лесах четыре столетия. Между ними не было любви. Общий интерес к разбою держал их вместе, а не возвышенное чувство…. А я… Я сам не знаю, сколько времени с тобой пробуду… Не хочу тебя обманывать и потому не дам гарантий…
— Мне дорога каждая минута, — Лиза обняла и поцеловала меня.
Я прервал поцелуй.
— Там говорится, будто современные девицы настроены на временных партнеров, и не ищут мужа на всю жизнь, — я обернулся на лежащий обложкой вверх журнал. — Мне легче думать, что ты соответствуешь гламурным стандартам. Я утешаю себя этой мыслью. Ведь ежели ты сильно привяжешься ко мне, то плохо скажется на нас обоих.
Лиза остановила свои шустрые глаза.
Разумеется, она надеялась на вечную любовь. Глупо было ожидать обратного. Сколько бы эпох ни минуло, а юные девицы по-прежнему верят в заманчивую утопию, хоть они и научились скрывать свои чаяния, а все того гляди проскочит в страстном взгляде та искорка отчаянной надежды, которую не раз я видел в глазах Полины, да и в глазах почти что всех женщин разной сословной и породной принадлежности, что из-за меня погибли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});