Стою за правду и за армию! - Михаил Скобелев

– Вот этот принц, – сказал он мне тихо, – просит показать ему наши траншеи и редут. Поезжайте с ним и покажите ему хорошенько все… Я уверен, вы это сделаете так, что у них не явится более охоты осматривать…

В этой фразе сказалась нелюбовь Скобелева ко всем немцам вообще, которую он, впрочем, как человек честный и прямой, никогда и не скрывал.

– Ваше Высочество! – обратился Михаил Дмитриевич к принцу. – Вот этот офицер, – он указал на меня, – проведет вас на позицию и подробно все объяснит Вашему Высочеству. Он находился все время в траншеях и прекрасно знает местность…

Я взял под козырек, принц любезно мне поклонился. Усевшись на коней, мы рысью направились к Брестовецкому логу. С нами ехал еще ординарец Главнокомандующего, состоявший при принце, и два лейб-казака. В лощине мы остановились, слезли с лошадей и пешком направились прикрытым путем к редуту. Здесь принца встретил комендант, генерал Гренквист, которому я объяснил цель нашего прихода. Турки в это время молчали, и мы свободно могли рассматривать из редута впереди лежащую местность.

Осмотрев опорный пункт нашего расположения, я провел принца по прикрытому пути сначала на правый фланг, а затем, траншеями, на левый. Когда мы подошли к левому флангу, турки вдруг почему-то открыли ружейный огонь, и пули часто засвистали над нашими головами. Принц в нерешительности остановился. Видимо, эти предательские, действующие так сильно на нервы звуки произвели на него неприятное впечатление.

– Самая интересная траншея, Ваше Высочество, – сказал я, обращаясь к принцу, – это вон та, что виднеется впереди. Ее стоить осмотреть – перед нею расположены проволочные сети и фугасы…

Хотя огонь все усиливался, но принц, после некоторого колебания, изъявил согласие отправиться дальше и посмотреть на указанную мною траншею. Мы быстро двинулись вперед по соединительному прикрытому пути под довольно сильным неприятельским огнем. Пули беспрерывно, все чаще и чаще почему-то, жужжали над нашими головами.

– Это ничего, – старался я утешить принца, который заметно начал волноваться и нагибать голову. – Здесь постоянно летают пули… Нагибайтесь ниже, Ваше Высочество!

Наконец мы дошли до самой передовой траншеи. Я стал на банкет, открывая, таким образом, свою голову и плечи неприятелю, и предложил спутникам сделать то же. Принц довольно неохотно последовал моему примеру.

– Вот, взгляните, Ваше Высочество, – обратился я к нему, – здесь находится проволочная сеть, в которой турки запутаются, если вздумают атаковать нас. А вон там – устроены фугасы, которые мы взорвем при той же попытке с их стороны…

Пули целыми десятками так и резали воздух мимо наших голов (расстояние до неприятеля было около 150 шагов), некоторые впивались в рыхлую землю насыпи возле нас, к счастью не задев никого из людей. Через минуту мы направились обратно к своим лошадям и благополучно вернулись в Брестовец.

– Ну что? – спросил меня Скобелев. – Как принц вел себя под огнем?

– Да как будто сробел немного, особенно когда пришлось стать на банкет в передовой траншее, – отвечал я.

За обедом, на котором присутствовал и принц, Скобелев обратился к нему по-немецки.

– Довольны ли Вы, Ваше Высочество, Вашим проводником – Дукмасовым?

– О да, – отвечал весело принц, – я очень, очень доволен. И как прекрасно у вас все устроено, все эти траншеи, редуты, сети… Однако, я думаю, очень опасно находиться так близко к неприятелю! Нужно быть в постоянной боевой готовности встретить его. Ведь это страшно утомительно для офицеров и солдат! Наконец, этот постоянный огонь так неприятно действует!

Во время этого разговора в столовую, где мы все находились, вошел скобелевский повар-француз, держа в руках над своею головой большое полено. Мы все с удивлением смотрели на него, на эту комичную фигуру и взволнованное выражение его лица.

– Что вам надо? – обратился к нему по-французски Скобелев.

Джентльмен-повар, опустив полено у ног Скобелева и сильно жестикулируя, стал быстро говорить.

– Помилуйте, генерал, это невозможно: мне нет покоя на кухне от турецких пуль! Я заставил плиту несколькими дверьми, и все-таки одна проклятая пуля («une maudite balle») испортила мне лучшую кастрюлю… Наконец, вот только что в это бревно (он с ужасом указал на полено, лежавшее у ног Скобелева), возле которого я стоял, ударилась большая пуля («une grande balle»)… Посмотрите, она здесь, – продолжал француз, тыкая пальцем на маленькое отверстие в дереве.

– Я, конечно, ужасно испугался и вот принес вам показать это полено… Я не могу так работать, генерал!.. (Je ne puis pas ainsi travailler, general!) В Крымскую кампанию[204] я тоже был поваром у англичан, но со мною ничего подобного никогда не случалось! Я ведь гражданин, а не воин! (Je suis citoyen, mais pas soldat!) Я не могу продолжать вам готовить, как угодно! Меня могут убить, а я хочу жить, – и так далее.

Все это он говорил чрезвычайно быстро, как истый француз, и я половины не понял из его тирады. После уже мне рассказали товарищи. Скобелев, дорожа хорошим поваром, начал уговаривать и утешать француза.

– Ведь без этого невозможно на войне! – говорил он, улыбаясь. – Вот и моя палатка, посмотрите, тоже пробита пулями. Вам в доме гораздо лучше, безопаснее: стену не пробьет пуля, а двери и окна закладывайте бревнами… Но повар был неумолим и все что-то болтал, размахивая руками. Наконец это надоело Скобелеву, и он хотел было уже его выгнать.

– Ваше превосходительство! – сказал кто-то. – Да вы прикажите выдать ему бутылку красного вина – он сейчас успокоится…

– А в самом деле, – улыбнулся генерал. – Хомичевский, распорядитесь, пожалуйста, чтобы храброму гражданину Французской республики красного вина дали! – Повар был совершенно удовлетворен и тотчас же успокоился.

По приказанию Главнокомандующего Скобелев должен был принять от генерал-адъютанта Гурко так называемые Волынские редуты. Принимать эти редуты Скобелев направился со своей свитой, состоявшей из Куропаткина, инженер-полковника Мельницкого, Баранка, Хомичевского, меня и пяти казаков.

Мы выехали из Брестовца и направились прямо на север через аванпостную цепь к деревне Крышино. Вскоре мы подъехали к ней, благодаря лощине, очень близко и совершенно незаметно. Несколько турецких солдат, бывших на окраине деревни, заметив неожиданно нас, подняв крик, бросились в испуге бежать, и в то же время из ближайших траншей открыли по нашей группе частый ружейный огонь. У полковника Мельницкого тотчас же была ранена лошадь, и он должен был вернуться обратно.

– Алексей Николаевич! – обратился Скобелев к Куропаткину. – Да вы поезжайте с Баранком тоже назад: там ведь есть спешные бумаги…