Концерт Чайковского в предгорьях Пиренеев. Полет шмеля - Дмитрий Николаевич Петров

быть, он и с Васей дружил просто потому, что Вася для него был не просто человеком, а нес некую функцию — то есть был человеком, имевшим в своей коллекции нечто…

Так вот они какие — монстры коллекционирования! Но Боря, видимо, понял, о чем я подумал и не обиделся на мои последние слова.

— Я пришел предложить свою помощь вдове, — сказал он спокойно, стараясь говорить медленно и внятно, чтобы я понял его. — И совершенно не думал о том, чтобы что-то покупать. Я просто пришел предложить поместить вещи в сейф, чтобы до них не добрались негодяи, которые убили Васю скорее всего именно из-за этих вещей. — Боря помолчал, чертя ложкой на клеенке, а потом добавил: — Потому что, кроме этих двух вещей, его больше было убивать не за что.

— Он получил их законным путем? — спросил я на всякий случай.

— А вы что, сомневаетесь в своем брате? — удивился Боря. — Нет, все абсолютно законно. Просто многие хотели бы иметь эти вещи, потому что они очень дорого стоят.

Потом Боря закурил еще одну сигарету и сказал:

— Вы зря на меня рассердились. Просто все дело в том, что я не очень доверяю Ларисе. Видите ли, она сказала мне, что не хочет давать мне на хранение вещи. Но… У меня есть сомнение, что эти вещи вообще есть сейчас у нее. Вот в чем дело.

— А что это были за вещи?

— Во-первых, это икона. Одна, но очень старинная и хорошо сохранившаяся, владимирской школы, в золотом окладе. Она очень-очень дорого стоит. Во-вторых, это коллекция бронзовых литых печаток прошлого века. Есть и начала этого века, но в основном, конечно, девятнадцатый. Их у него больше ста. Вася собирал их несколько лет.

Вот об этом я знал достаточно хорошо. Он каждый раз во время моих приездов показывал мне свои новые приобретения. Это был целый ритуал. Он доставал их из шкафа и показывал каждую по отдельности. Главным было подержать эту штуку в руке. Вася считал, что без этого оценить печатку нельзя.

— Она же сделана для того, чтобы ее держали в руке, — объяснял он, любовно потряхивая кулаком с зажатой в нем бронзовой фигуркой. Потом давал подержать и мне, и никогда не успокаивался, пока не получал заверений в том, что это «очень пластично»…

Но и тогда сердился. Все ему было не то… Если ты не оценивал печатку должным образом, он сердился на твою тупость и неспособность оценить прекрасное. Если же ты говорил, что это отличная вещь потому-то и потому-то, он сердился все равно. Потому что разве мог ты понять об этой фигурке столько, сколько он понимал о ней?

— Отлично, — говорил он. — Просто отлично. Какая композиция! Вот только литье не очень хорошо выполнено, складки плаща не прорисовываются…

Фигурки на печатках были самые разные — ангелы с крылышками, нимфы, русалки, всякие звери…

— Можешь музей открывать с такой выставкой, — говорил я ему каждый раз. Но и это не было достаточным выражением восхищения его коллекцией, которое удовлетворило бы Васю. Потому что он на самом деле был художником. В том смысле, что любил искусство чистой любовью. Любил за то, что это было искусство, за то, что оно было прекрасно, а не за то, что из него можно сделать неплохие деньги.

Это нисколько не мешало ему делать и деньги на искусстве тоже, однако все же наслаждение искусством было для него главным.

— Какая фактура, — говорил он, вертя в руке одну из своих печаток…

Невольно я закрыл глаза и представил себе брата в этот момент. Наверное, именно таким он и останется у меня в памяти.

Так что коллекция печаток была мне хорошо знакома.

— Почему вы думаете, что этих вещей сейчас нет? — удивленно спросил я. — Из того, что Лариса не захотела воспользоваться вашим предложением, еще ничего не следует. А если вас обидел такой отказ, я полагаю, вам следует проявить мудрость. Женщина все же перенесла такой удар… Да, собственно, еще переносит. И при этом еще держится сравнительно неплохо.

— Что неплохо держится — это правильно, — заметил Боря. — Дай Бог нашим женам держаться так же, когда с нами случится несчастье.

— У меня нет жены, — машинально ответил я.

— У меня тоже, — сказал Боря. — Это я просто так, на всякий случай… — Потом он сказал: — Так вот. Вы помните, где стояла эта коллекция?

— Она лежала в шкафу, — ответил я. — Она вообще не стояла.

— Вот-вот, сразу видно, что вы тут давно не были, — ответил Боря. — Василий сделал полку специально для своей коллекции. Вот она — тянется над его кроватью вдоль всей стены. Ее ведь не было, когда вы приезжали сюда в последний раз?

Я встал и посмотрел на полку над кроватью брата в спальне. Собственно, было видно и так — через открытую дверь, но я почему-то решил воочию убедиться в том, что полка существует. Длинная полка из тонкой доски. Только она была пуста. На ней ничего не стояло.

— Может быть, Лариса убрала куда-то все? — предположил я. — А что с иконой?

— Икону Вася купил вообще недавно. Он очень выгодно совершил несколько сделок, и вместо того, чтобы нести деньги в обменный пункт и менять их на валюту, как делают все и как делал он сам прежде, взял да и купил эту икону. Он не держал ее на виду, это так. Так что я не уверен. Может быть, икона и на месте. Но вот отсутствие коллекции наводит меня на мрачные мысли.

— Какие, например? — спросил я.

— На неясные, — ответил Боря и замолчал. Он закурил третью сигарету и кухня наполнилась дымом… — Все дело в том, — продолжил он, — что я приходил сюда в понедельник, то есть пять дней назад. И коллекция стояла на месте. Если бы Вася хотел ее продать, то он наверняка сказал бы об этом мне. Продать такую коллекцию — вообще нешуточное дело, к нему долго готовятся. И сумма будет весьма немаленькой. Да Вася и не согласился бы продавать свою собственную коллекцию задешево. Это же его жизнь, его увлечение… Чтобы продать это, у него должно было быть очень веское основание — в долларах и с несколькими нулями… И он бы непременно сказал об этом мне, просто наверняка. Это же крупное событие в жизни. Но Вася ничего мне не сказал. Мы подошли к полке, он показал мне свое новое приобретение — барабанщика. Мы обсудили его, и все. А теперь полка пуста. Вы же не станете валять дурака