H2O - Яна Дубинянская

Самое отвратительное, что им оно было зачем-то нужно — мой ночной перелет через десятки тысяч километров накануне мирового кризиса — и я так и не понял, для чего именно. Еще и позвонили в тот самый момент, когда я сходил с трапа в глубокой ночи: контрольный выстрел, ни слова, только прерывистое дыхание в трубку. По крайней мере, у меня были все основания думать именно так. Однако и тут я в который раз ошибся; и слава богу.

Так или иначе, теперь я здесь. В спокойном и тихом поселке, пустом, словно выброшенная на берег раковина. Мир сорвался с многолетней привязи, и если жители повсюду покидают родные места, логично, что кто-нибудь должен, наоборот, туда приходить. Пускай это буду я. Я вернулся и все-таки застал тут весну. Теперь предстоит в одиночку разобраться и с ней, и со многим другим.

Олег спускался по улице, скользя на языках глины и стараясь ступать на просохшие островки брусчатки. Впереди сверкал на солнце граненый купол, поднимаясь, как шляпка гриба, над крышей моего собственного — бывшего? — дома. Площадка перед крыльцом с одноэтажной стороны тонула в тени, и женщина оставалась невидимкой до того самого момента, когда поднялась навстречу со ступенек.

Он не удивился. Ее появление здесь — в отличие от всеобщего бегства, поддельного витража и весны — было естественным, уместным и правильным.

Они одновременно сказали:

— Привет.

И рассмеялись, переглянувшись.

(за скобками)

Первым делом они подняли проходной барьер до шести процентов. Даже не до пяти! — потому что настолько боятся. Боятся нас.

Во-вторых, во всех без исключения вузах поставили на понедельник государственные модули, за месяц с лишним до сессии, снег на голову для любого нормального студента. В-третьих, на все воскресенье пустили по первому сплошняком трансляцию отборочных матчей премьер-лиги, которые раньше могли посмотреть только счастливчики с кабелем или спутниковой тарелкой. В-четвертых, отменили голосование по временной прописке в общежитии, о чем сообщил один «Парламентский вестник» мелким шрифтом на последней странице. В-пятых…

Короче, было о чем писать. Никакой риторики — только факты. Ясно, коротко, четко и наповал.

В аську стукнули, и Женька кликнул на нее, не сворачивая окно с воззванием. Открытых окон было столько, что квадратики на нижней панели теснились, как патроны в пулеметной ленте. И что бы он делал сейчас без компа?

«Видал? 6,2!!!»

Кликнул на циковское окно и ответил:

«Ни фига, 5,9».

«Не там смотришь, они тормозят. У Гии глянь!»

Отыскал нужный квадратик, развернул:

«Ага, вижу. Уже 92,5. Но не напивайтесь пока, ОК?»

«Бугага!!!»

Кто-то из близнецов — Женька так и не опознал, какой именно, у них и ники были почти одинаковые, с разницей в какую-то букву. Впрочем, неважно. Интересно, как это Гия ухитряется выкладывать текущие результаты раньше, чем они появляются на сайте ЦИК? Ладно, это неважно тоже: каждый делает свой кусок работы, и каждому в моменте есть чем заняться. Кроме него самого.

Когда в пятницу вечером резко скакнула температура, Женька, взбалтывая шипучий, как средневековый яд, и такой же убойный раствор аспирина, пытался убедить себя, что это нервы, стресс, недосып; ага, в восемнадцать лет. В субботу с утра все стало ясно. Косясь на пузыристые прыщи на его щеках и лбу, пятикурсники свалили с вещами к соседкам — идиоты, ветрянкой можно спокойно заразиться и в инкубационный период. Пошатываясь и распугивая общажных девчонок, Женька спустился на проходную и позвонил Виктору. Полевой командир, блин. Еще до начала боя расстрелянный мелкой дробью по всей физиономии.

Виктор появился к обеду, с буханкой хлеба, колбасой и пакетом яблок. «Суббота, — пояснил он, — день тишины, можно слегка отдышаться. Ты это напрасно, выздоравливай, старик. Ребята, заноси!»

Двое пацанов, которых Женька даже не знал по именам, только в лицо, и не без оснований считал Викторовой охраной, затащили в комнату здоровенную коробку. Это был комп. С монитором, модемом и свернутым в спящую змею кабелем для подключения к сети.

«Ты полевой командир, — напомнил Виктор. — Будешь отслеживать ситуацию, а дальше — как договорились. Или надеялся съехать втихую из-за своей ветрянки?»

Их двойной неистовый хохот слышала, наверное, баба Поля на проходной. А девчонки в соседнем блоке уж точно впечатлились все до единой.

…Снова перечитал воззвание. Хорошее, правильное, действенное. Ни убавить, ни прибавить; а жаль, пальцы так и зудели сделать хоть что-нибудь. Развернул почту, вычистил спам, ответил на несколько не слишком важных писем из регионов. В который раз проверил рассылку: все ли адреса на месте, ничего ли не глюкнуло при copy-past? — и чуть было не нажал forward all. Стоп, рановато.

Шесть и два. Вот они проявились и на циковском сайте: крайний, ярко-салатовый столбик диаграммы чуть-чуть приподнялся над волосяной красной линией. Неужели и вправду проходим? Осталось еще семь с половиной неучтенных процентов, и последними всегда считают Дмитровскую и Полевую области, самые густонаселенные, промышленные и гнилые. Но мы же ездили туда, выступали, общались с нормальными ребятами, которые и там тоже выбирают свободу! Правда, беспрерывный футбол целый день… плюс завтрашний, то есть уже сегодняшний госмодуль… И это еще самые невинные из направленных против нас технологий.

Технологии — и свободные люди?!

Снова стук в аську:

«Женька, привет. Как ты?»

Олег. Насколько Женьке было известно, он остался руководить в штабе, пока Виктор и Краснова мотались по прессухам и телеканалам. Интересно, как там сейчас. Уж точно веселее, чем ему здесь, в общаге с ветрянкой.

«Нормально. Что у вас слышно?»

«Ничего пока. Я».

Странноватый какой-то, оборванный мессидж. На Олега похоже. Пока он собирается с мыслями, можно еще раз глянуть к Гии: ага, уже посчитали 93,9 процентов. «Наша свобода» — 6,24! Ну?!!

«Я хотел тебя предупредить. Звонил Розовский: будет 5,8. Это точно».

Окошко аськи наползало на окно с результатами, отсекая верхушку салатового столбика, и две цифры расположились точно одна над другой. Ну нет, он что-то путает. Женька попытался прикинуть: осталось каких-то несчастных шесть процентов, сколько это будет в пересчете на количество голосов? Где-то здесь был открыт калькулятор; поскользил мышкой по нижней панели, и тут аська снова хохотнула:

«Только, пожалуйста, спокойно. Без лишних движений. Хорошо, Женька?»

Калькулятор никак не попадался под руку. Зато картинка на сайте Гии мигнула и обновилась: обработано 94,2 %. И уже 6,25 под ярко-салатовым столбиком! Женька усмехнулся; нет, ну надо же быть таким неисправимым, дремучим пораженцем. Вздохнул и отстучал в ответ:

«Ерунда. Розовский — продажная сволочь. Следи за результатами и сам увидишь. Прорвемся!»

«Не знаю. Может быть. Но ты не дергайся, если что».

…Да ладно, никто и не думал дергаться. За стенкой всплеснула новая волна веселого гвалта: там смотрели про телику ночь выборов и, похоже, не собирались ложиться. К вечеру в общагу повозвращались многие из тех, кто разъезжался на выходные по домам — голосовать за «Нашу свободу». И если что… Хорошо, хорошо, никаких резких движений. Пока. А там — посмотрим.

Время тянулось. Замедлялось, почти останавливалось; потом судорожно дергалось новой порцией результатов, с каждым разом все более мизерной. И замирало снова. Женька сидел, вперившись в монитор. Кожа зудела, кажется, опять поднималась температура, а может быть, он просто вымотался и хотел спать. Наверное, там, в штабе или, скажем, в ЦИК, короче, в гуще событий — да что там, хотя бы с ребятами за стенкой перед телевизором! — было бы по-другому. Без этого мутного, угнетающего бессилия, одиночества перед магией равнодушных чисел.

95 — 6,2.

95,6–6,21.

96,2–6,14.

97 — 5,96.

97,8–6,05.

98,1–6,01.

Проходим, молча твердил Женька, массируя веки и опять широко раскрывая глаза. Все равно проходим. Было полпятого утра, в соседней комнате давно выключили телик, общага дрыхла могучим сном. На информационных порталах перестали появляться новости и комментарии, текущие результаты не обновлялись уже минут сорок ни на циковском сайте, ни даже у Гии. Никто не слал емейлов, не стучался в аську. Шесть ноль один, не так уж плохо. И каких-то недоделанных два процента.

Только не спать. Если заснуть — какой он, к черту, полевой командир.

Если закрыть глаза, то потом, когда их откроешь, все будет уже позади. Свершившийся факт, против которого глупо и смешно потрясать кулаками. Пять и восемь, сказал Олег, и скорее всего, так оно и будет. Он, Женька, должен поймать момент, дать команду раньше, чем эту издевательскую цифру увидят все, примут ее, смирятся с ней. Перечел воззвание: да. Именно так — правильными, единственными словами. И вся цепочка дальнейших действий продумана так же безукоризненно, четко, без права на сбой или ошибку. Мы прорвемся. Мы все равно выбираем свободу.