Сверстники - Марджори Ролингс

У него был откровенно несчастный вид.

– Как бы я хотел жить в мире и покое, – добавил он.

К удивлению Джоди, мать сказала:

– Ты поступил правильно. Не думай больше об этом.

Джоди не мог понять до конца ни мать, ни отца. Он негодовал на Лема и был разочарован тем, что отец дал ему уйти безнаказанно. Его чувства смешались. Как раз в тот момент, когда он решил быть верным не Оливеру, а Форрестерам, Лем предал его отца. В конце концов он решил про себя, что будет ненавидеть Лема, но по-прежнему любить остальных, в особенности Быка. Ненависть и дружеская приязнь доставляли одинаковое удовлетворение.

Глава двадцать пятая

Ноябрь перешёл в декабрь неприметно, внове был лишь высокий печальный крик древесных уток в полёте. Они оставили свои гнездовья в хэммоках и летали теперь с озера на мочажины и обратно. Джоди дивился, почему одни птицы кричат в полёте, другие нет. Журавли издают свой ржавый зов только в движении. Ястреба пронзительно кричат с вышины, а на дереве сидят молча и неподвижно. Белоклювые дятлы в полёте шумны, а прилепившись к коре, издают лишь глухой звук долбежки. Перепела подают голос только с земли, а краснокрылы кричат только из тростника. А вот пересмешники поют и болтают днём и ночью, и в полёте, и сидя на изгороди или в кустах лаконоса.

Кроншнепы прилетали на юг. Они каждую зиму прибывали из Джорджии. Старые птицы – белые, с длинными изогнутыми клювами. Молодые, весеннего вывода, – серо-коричневые. Молодые кроншнепы очень вкусны. Когда свежего мяса было мало, а бельчатина приедалась, Пенни и Джоди выезжали на Цезаре в Прерию Кефали и набивали с полдюжины кроншнепов. Матушка Бэкстер жарила их, как индейку, и Пенни утверждал, что на вкус они даже нежнее.

Бык Форрестер продал медвежат в Джексонвилле по хорошей цене. Он привёз Бэкстэрам все предметы, значившиеся в списке матушки Бэкстер, и ещё мешочек серебра и меди в придачу. Отношения между Форрестерами и Бэкстерами после наскока Лема на Пенни были натянутыми, и, рассчитавшись, эти большие черноволосые люди тотчас уехали.

– Похоже, Лем убедил остальных в том, будто я в самом деле хотел надуть их с оленем, – сказал Пенни. – Ну да придёт срок, мы всё поставим на своё место.

– А по мне, хоть бы и вовсе не иметь с ними никаких дел, – сказала матушка Бэкстер.

– Мать, не забывай, как Бык помог нам, когда меня укусила змея.

– Я не забыла. Но этот Лем – сущая змея. Бросается на тебя, только заслышит шорох листьев.

Тем не менее Бык заглянул к ним однажды и сказал, что, по его мнению, они разделались со всеми волками. Они убили одного возле загона для скота, поймали капканами ещё трёх и с тех пор не видели их следов. А вот медведи беспокоили их постоянно. Самым беспокойным был старый Топтыга: в своих разбойничьих набегах он доходил до реки Сент-Джонс на востоке и озера Джампер на западе. Но чаще всего он любил наведываться в их загон для скота. Он примечал, откуда дует ветер, и, обходя капканы и собак, проскальзывал в загон и задирал телёнка, когда только ему вздумается. В те ночи, когда Форрестеры не ложились спать, карауля его, он не появлялся.

– Оно, конечно, карауль ты его, не карауль – один чёрт, но я всё же подумал, что не худо будет дать вам знать, – сказал Бык.

– Наш скотный двор у самого дома, так что, может, мне удастся поймать Топтыгу за его штучками, – сказал Пенни. – Спасибо, что предупредил. Я вот что хотел сказать тебе, Бык. Надеюсь, для тебя-то всё ясно с тем оленем, из-за которого Лем так раздурился.

– Чего там, – уклончиво ответил Бык. – Что значит один олень? Ну ладно, бывайте здоровы.

Пенни покачал головой и вернулся к своей работе. Его тревожило, что у него нет дружеских отношений с его единственными соседями в маленьком мире зарослей.

Работа была лёгкая, и Джоди проводил с Флажком долгие часы. Оленёнок быстро подрастал. У него были длинные стройные ноги. В один прекрасный день Джоди обнаружил, что светлые пятна на его шкурке – эмблема оленьего младенчества – исчезли. Джоди тотчас принялся ощупывать его гладкую твёрдую голову, ища признаки рогов. Пенни увидел его за этим занятием и невольно рассмеялся.

– Ты ждешь чудес, сын. Головешка-то у него будет тупая, ровно пенек, до самого лета. Пока ему не сравняется год, никаких рогов ему не положено. Ну, а там уж прорежутся этакие маленькие острые рожки.

Джоди ощущал довольство, наполнявшее всего его существо теплом и каким-то ленивым удивлением. Даже отступничество Оливера и отчужденность Форрестеров казались теперь чем-то таким далеким, что почти не трогали его. Чуть ли не каждый день он, захватив ружьё и охотничью сумку, отправлялся с Флажком в леса. Мерилендские дубы из красных стали густо-коричневыми. Каждое утро выпадали заморозки, и заросли поблескивали, словно роща рождественских елок. Это напоминало о том, что рождество не за горами.

– Мы побездельничаем до рождества и отправимся на рождественские гулянья в Волюзию, – сказал Пенни. – А после этого снова возьмёмся за дела.

В сосновом лесу за провалом Джоди нашёл местечко, поросшее эритриной, и набрал полные карманы ярко-красных, твёрдых, как камень, похожих на бобы семян. Из корзинки с шитьем он стащил большую иглу с крепкой ниткой и брал её с собой повсюду в свои похождения. Усевшись где-нибудь на солнышке под деревом, он терпеливо нанизывал бобы, по нескольку штук в день, делая ожерелье в подарок матери. Бобы нанизывались неровно, но, в общем, выходило неплохо. Закончив ожерелье, он таскал его в кармане, и от соседства с хлебными крошками, беличьими хвостами и прочими подобными предметами оно приобрело замусоленный вид. Тогда он отмыл его в провале и запрятал на балке в своей спальне.

В прошлом году у них не было ничего особенного на рождество, если не считать дикой индюшки к обеду, так как не было денег. В нынешнем году у них были деньги, вырученные от продажи медвежат. Пенни отложил часть для покупки хлопковых семян и сказал, что остаток можно истратить на рождество.

– Если мы собираемся отправиться на гулянья, – сказала матушка Бэкстер, – то я хочу перед тем съездить в Волюзию за покупками. Мне надо четыре ярда ткани из шерсти альпака, чтобы по-людски встретить рождество.

– Я знаю, о чём ты думаешь, жена, – сказал Пенни. – Я не хочу спорить, потому как всё моё – твоё, но, сдается мне, четыре ярда тебе хватит только на пару штанов.

– Если хочешь знать, я собираюсь перешить моё свадебное платье. По длине оно мне хорошо, я не росла ни вверх, ни вниз, а только вширь. Вот я и хочу вставить кусок спереди, чтобы оно сошлось на мне.

Пенни похлопал её по широкой спине.

– Ну, не горячись. Добрая жена вроде тебя заслуживает куска ткани для переделки своего свадебного платья.