Птицы небесные. 1-2 части - Монах Афонский

Зиму мы прожили втроем, как обычно. Молились, топили печь и варили еду. Во дворике обрезали виноградную лозу, посадили аллею хурмы и индийскую сирень. Днем читали свои любимые книги и молились по ночам. На пишущей машинке я перепечатал «Откровенные рассказы странника своему духовному отцу», после которых я впервые задумался о своем жизненном пути и конечных его поисках. У Виктора были краткие Жития святых, которые мы читали по очереди. В молитвенных бдениях мы руководствовались, в основном, описаниями молитв в «Рассказах странника», а также «Отечником» святителя Игнатия.

В утренние и вечерние часы мы молились без Антона, так как он рано уходил на работу, а приходил поздно. Особенно нам полюбились молитвы ночью, когда маленький огонек лампады уютно освещал комнату. Улица, которая была и без того тихая, уже спала. В раскрытые окна лился запах цветущей сирени. Если сидеть, затаив дыхание, то становилось слышно, как бьется сердце соседа. Время словно не существовало. Была лишь долгая чудная ночь и нескончаемая молитва, из которой не хотелось выходить, если бы не затекшее тело.

Случались и забавные эпизоды. Антон, сидя на коленях в молитве, постепенно наклонялся, все ниже и ниже, головой свисая почти до пола, но не выпускал из рук четок. Бедняга работал иногда допоздна и сильно уставал. Виктор проявлял строгость и стучал рукой по полу. Наш друг вздрагивал и тут же смиренно выпрямлялся. Иногда литовец во время молитвы начинал громко храпеть и Виктор подталкивал его локтем:

— Молись, не спи!

— А я не сплю… — шептал тот.

— Да как же ты не спишь, если храпишь?

— Я могу не спать и слышать, что я храплю! — упрямо шептал Антон.

В летние месяцы в наш «монастырь» приезжали гости — верующие ребята из Москвы и Питера. Нам больше нравились питерцы — тихие, спокойные и интеллигентные. С некоторыми из них мы подружились на всю жизнь. Помню, когда гость северных широт увидел у нас зеленый неспелый виноград и стал его с удовольствием есть, я обратился к нему: «Через две недели виноград поспеет и лучше есть его потом!» На что получил ответ: «А у нас в Питере это считается спелым виноградом!» Пришлось купить на рынке спелый виноград, и Максим открыл для себя его истинный вкус.

Втроем мы посетили далекую Хиву, где, помимо старины, столкнулись впервые с каракалпакским шаманизмом… Тогда древности восточных городов произвели на нас сильное впечатление. В этих исторических и архитектурных центрах в давние времена были захоронены главы различных суфийских орденов, которым поклонялся народ, и реально ощущалась некая мистическая сила, присутствующая в таких местах. Позднее, отвечая на мой вопрос, старец объяснил мне, что имитация диаволом благодати может осуществляться до очень высоких степеней, но полностью отличается по своей сути от истинной благодати.

Когда мы приехали к древнему памятнику XII века, нас поразило большое число людей, которые варили в огромных котлах мясо поблизости от необозримого кладбища. На нашу компанию никто не обратил внимания, кроме молодой женщины, похожей на шаманку, сновавшей среди сидящего у котлов народа и читавшей им какие-то молитвы. Пристально взглянув на нас, она быстрым твердым шагом подошла к нам:

— Идемте со мной, я вам тоже прочитаю молитвы.

— Мы в них не нуждаемся. — ответил я. — Просто хотим посмотреть древний памятник…

— А, просто… — усмехнулась она.

Глаза ее неприятно сузились и шаманка забормотала заклинания. Я почувствовал в голове странное оцепенение, которое, по видимости, ощутили и мои друзья.

— Идите за мной, — приказала женщина и повела нас к какому-то пустому навесу. — Рассаживайтесь!

Мы повиновались ей, как завороженные.

— Ты где живешь? — уставилась она холодным взглядом в мои глаза.

— В Душанбе.

— У тебя дом есть?

— Есть.

— Один живешь?

— Один, — механически отвечал я и думал: «Зачем я все это говорю?»

Мне стало не по себе. Шаманку кто-то окликнул и она оставила нас.

— Ребята, нужно уходить! Как вы себя чувствуете?

— Жуткое состояние… — ответил Виктор.

Питерцу, похоже, стало совсем плохо. Заметив, что шаманка возвращается, я быстро предложил:

— Ребята, молимся про себя все вместе, иначе отсюда не выползем…

Женщина присела рядом на какой-то пень. Она собиралась что-то сказать, но молчала. Лицо ее приняло свирепое выражение.

— Слушай, я к тебе приеду, буду у тебя жить. Давай мне свой адрес. Я шаманка в третьем поколении…

Несмотря на тошноту, я с усилием молился. То же самое делали и остальные.

— Ага, вот вы как… — процедила колдунья и забубнила свои заклинания.

Затем остановилась:

— Что-то голова заболела… — со стоном сквозь зубы протянула она и быстро вышла из-под навеса.

Мы поднялись и поспешили убраться подальше от этого места. Виктора стошнило, у нашего друга Максима носом пошла кровь, кое-как придя в себя, мы подвели итоги нашей «встречи»:

— А сила у нее страшная… — заметил Виктор.

— Так и помереть можно… — отозвался Максим.

— Парни, пока ясно вот что: в такие дела лучше не соваться и осмотр азиатских древностей вообще следует прекратить. Здесь нам делать нечего… Но вот что ценно: ведь как нам помогла Иисусова молитва!

— Это верно, — согласились друзья. — Без молитвы от колдунов никак не отбиться…

Тогда впервые от нашего друга и любителя винограда из Питера, серьезного исследователя русского Севера, я услышал о великом русском святом — преподобном Серафиме Саровском. Жития его у нас не было, пришлось ограничиться рассказами питерского гостя. Место духовных подвигов этого святого настолько благодатно, как рассказывал наш почитатель преподобного Серафима, что там все окрестности исполнены благодатью. Знаменитому подвижнику несколько раз являлась Матерь Божия, поэтому Дивеево — великая святыня. Теперь в Сарове, где подвизался преподобный Серафим, секретная зона и сотрудники спецслужб с собаками прогоняют всех паломников, пытающихся пробраться к святому источнику. Услышав такой волнующий рассказ, я обратился к преподобному с просьбой хотя бы раз одним глазком посмотреть на это святое место, что и исполнилось спустя несколько лет.

В те годы нам с Виктором не довелось попасть в разоренное Дивеево, но Господь промыслительно привел нас в Троице-Сергиеву Лавру, где преподобный Сергий стал моим любимым святым. Помню, как в одну из поездок мы вошли в храм, наполненный верующими. В углу отсвечивала разноцветными огоньками лампад серебряная рака с мощами. У раки иеромонах служил молебен преподобному. Небольшой хор певчих стоял тут же, в стасидиях вдоль стены, и трогательно подпевал священнику. Встав в длинную очередь, мы поклонились мощам преподобного Сергия и поцеловали стекло, под которым виднелся монашеский покров. Все в этом старинном храме с древними иконами словно дышало и жило преподобным. Кроме того, здесь чувствовалось что-то еще, какая-то возвышенная неземная святость, которая заставляла трепетать сердце.

— Какое невероятно благодатное место! — поделился я своим восторгом с Виктором. — Какая удивительная святость!

Несколько лет спустя я узнал, что рядом, за железной старинной дверью с дырой от пушечного ядра, находится место, где стояла келья преподобного, в которой ему явилась Пресвятая Богородица. Чувство неизъяснимого счастья неспешно, словно подготавливая трепещущее сердце к главной встрече в жизни, начало овладевать моей душой, как будто она давно тосковала об этой встрече и ожидала ее. Это чувство становилось все больше и больше, не вмещаясь в сердце, пока из груди не вырвался возглас удивления: «Матерь Божия, как же велик Твой святой!» Кроткая животворящая благодать преподобного Сергия словно привязала мое сердце к вечному духовному единению с преподобным и Троице-Сергиевой Лаврой. Голоса певчих растворились в незримом веянии благодатной нежности, которая нескончаемо струилась от мощей святого угодника Божия. По моим щекам тихо катились слезы благодарности. Сердце плачем сообщало, что оно нашло свою земную родину — Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, и Небесную родину — преподобного Сергия, который до того стал родным и близким, словно был моим родным отцом. С той поры сердце мое стало принадлежать преподобному Сергию и, вместе с ним, его святой обители, не ведая, через какое горнило искушений ему еще предстояло пройти.

Душа, свободная по рождению, добровольно впадает в рабство похоти и гнева, уверяя себя, что они присущи ей с момента ее появления на свет. Сколько душ поддалось и поддается этим нелепым утверждениям, считая эти страсти «естественными». Но истинная свобода от похоти и гнева втайне живет в каждом сердце и говорит с ним неслышимым голосом совести, голосом, который не может заглушить никакой разврат и никакая злоба.