«Теория заговора». Историко-философский очерк - М. Хлебников

С другой стороны, возвращаясь к вопросу о теоретическом развитии конспирологии в среде русской эмиграции, следует заметить следующее. В поисках ответа на вопрос о столь катастрофически быстром крушении Российской империи русская эмиграция столкнулась со сложившейся европейской конспирологической традицией. Как мы отмечали выше, уровни развития «теории заговора» в России и в европейском социокультурном пространстве несопоставимы. В этом плане русская эмиграция открыла для себя множество новых источников, авторских разработок, концептуальных построений. В качестве примера сошлёмся на издательство «Долой зло!» М. К. Горчакова, существовавшее в Париже в 20-30-х годах прошлого века. Целью издательства было раскрыть «опасную для человечества работу тёмных сил, масонства, сектантства, социализма и иудаизма». Наряду с текстами отечественных авторов (Н. Е. Марков, Н. Д. Тальберг) издательство обращалось и к текстам западных конспирологов. Так, была издана известная во Франции работа «Евреи и Талмуд» Б. Флавье — автора антисемитских и антимасонских сочинений начала прошлого века. Переводчик работы — граф Д. М. Граббе, обосновывает необходимость для русского эмигрантского читателя освоения «азов» европейской «теории заговора», анализа не только текущей политической ситуации, но причин, приведших к столь трагическим результатам: «Стихийный рост антисемитизма, охватывающий все страны мира, грозит глубочайшими потрясениями и так уже неустойчивому мировому положению. Все говорят об еврейском вопросе, все трактуют его вкривь и вкось, и мало кто знает, в чём же состоит этот вопрос, и что же такое представляет из себя этот еврей, которого все ненавидят»{521}. Для этого, по мнению переводчика, необходимо обратиться к анализу еврейского мировоззрения, заложенного в священных текстах иудеев.

Сама работа французского конспиролога в информационном аспекте мало что давала подготовленному русскому читателю. В ней традиционно ставился акцент на роли Талмуда в формировании религиозного и социального облика еврея. Доктрина избранности еврейского народа, обоснование враждебности к иным этносам и религиям, делает евреев поневоле народом-заговорщиком: «Нужно усилие воли, чтобы заставить себя понять, что этот народ, проникший в нашу среду, внешне слившийся с нами, имеет нравственный и религиозный закон, не только чуждый законам христианских народов, но являющийся их прямым отрицанием и постоянным противоречием; закон говорящий: “убей” там, где христиане говорят: “не убий”, “воруй” там, где сказано “не укради”, “лги” там, где говорится “не лжесвидетельствуй”»{522}. Для русского читателя был важен тезис о чуждости евреев «законам христианских народов», свидетельствующий об опасности для всего христианского мира. Парадокс в том, что русские эмигранты могли почувствовать себя частью этого пространства, очутившись в положении изгнанников из страны, захваченной «общим врагом» христианской ойкумены. «Теория заговора», таким образом, послужила средством преодоления цивилизационного противоречия между Россией и Европой. Поэтому накопленный европейской конспирологией опыт активно осваивался, становясь важным элементом в построениях уже отечественных авторов. К этому следует добавить факт нового прочтения и осознания русской эмиграцией отечественных конспирологических авторов, труды которых преодолевают рамки маргинальности, приобретая статус если и не исторически достоверных источников, то отражающих, по крайней мере, объективистское понимание причин крушения российской государственности.

Происходит своего рода снятие в общественном сознании внутренних противоречий, политических двусмысленностей, свойственных отечественным конспирологам как в дореволюционную эпоху, так и после 1917 г. Так, один из видных российских авторов «теории заговора» Г. В. Бостунич (Шварц-Бостунич) проделывает значительную политическую и мировоззренческую эволюцию. В период Первой мировой войны он позиционирует себя в качестве крайнего монархиста и германофоба, выступающего за «выключение немцев за скобки цивилизованного мира, отречение и полное отречение, от мира тевтонских висельников»{523}. Но после февраля 1917 г. он уже обличает семейство «Гольштейн-Готторпов, по старому лжеименованию Романовых», обвиняя последнего российского императора и его окружение в попытке заключения сепаратного мира с Германией.

Ситуация изменилась после Октябрьской революции, приведшей к очередной мировоззренческой эволюции Бостунича, работы и взгляды которого приобретают ярко выраженный конспирологический характер. Теперь уже образ Николая II приобретает сакральные черты, его гибель становится символом торжества сатанинских сил. «Когда большевики заключили пресловутый “похабный” Брест-Литовский мир, то одним из тайных пунктов его было: выдача императора Николая II и контрассигнирование им тайной части договора. И император гордо отказался от спасения своей жизни и жизни своей семьи такой позорной ценой. Тот, кто в 1914 году торжественно сказал: “Не заключу мира, доколе последний неприятельский воин не уйдёт с земли русской”, тот в 1918 году предпочел умереть, но не войти в историю с клеймом изменника своему слову»{524}. Как мы видим, сам Бостунич не столь трепетно относился к изменениям собственных слов. И Россия, и Германия предстают как жертвы всемирного заговора против христианского мира, наивысшим достижением которого и является сокрушение двух империй. Следствием этого торжества выступает повсеместное распространение сатанинских и антихристианских символов. Дабы не быть голословным в своих выводах, автор отмечает, что даже распространённый головной убор в Красной Армии — будёновка, помимо своих утилитарных функций, служит ещё одним напоминанием об инфернальной природе Советского режима, так как её форма повторяет очертания рогатой головы дьявола{525}.

Но помимо непосредственного отклика на трагические события в России и адаптации западноевропейской конспирологической мысли, русские авторы «теории заговора» пытаются качественно расширить эмпирические рамки своих построений. Актуальной представляется задача по соотнесению конспирологической природы русской революции с универсальной конспирологической моделью. Иными словами, накопленный обширный эмпирический материал требовал своего теоретического оформления.

Одну из таких попыток мы можем найти в работе А. И. Черепа-Спиридовича «Скрытая рука», вышедшей на английском языке в 1926 году. Задачу своего труда бывший генерал-майор русской армии и достаточно известный отечественный предприниматель формулирует в следующих словах: «Моя цель — объяснить, что в действительности происходило и будет происходить в истории, если нас сможет запугать банда преступников, чьё место в тюрьме, кого нужно судить и обезвредить для избавления мира от этого негласного стыдливого страха, который парализует нашу способность защищаться и ведёт нас к краху. Я разоблачу все “мистификации”, укажу как стать государственным мужем, открою планы наших врагов и путь к спасению нашей замечательной страны, христианства и Белой расы»{526}. Автором особо подчёркивается, что адресатом книги является в первую очередь европейский и американский читатель, преодолевающий объяснимые трудности в восприятии «разоблачения мистификаций»: «Так как каждая секунда для спасения христианства на счету, я не старался улучшить свой английский язык. Мои читатели поймут серьёзность сегодняшней ситуации и великодушно простят мне это»{527}. «Серьёзность ситуации» вытекает из близости момента окончательного триумфа «иудо-монгольского Незримого Мирового Правительства», именуемого также «Скрытая рука».

Череп-Спиридович предлагает создать «Комитет по спасению арийской нации», призванный расследовать подрывную деятельность «тайных обществ». Символичен предполагаемый состав комитета, в который «могли бы войти в Америке Генри Форд, в Англии Неста Вебстер, герцог Нортумберлен, Бимиш, в России генерал Нечволодов»{528}. Как мы видим, он состоит не из представителей политического класса или властных органов, но из наиболее известных конспирологических авторов и пропагандистов «теории заговора». Предложение Черепа-Спиридовича достаточно логично, если исходить из понимания того, кого он трактует как угрозу «арийской нации». Перед нами возникает очертания своего рода конспирологического «Интернационала», силы, обладающей возможностями, прежде всего — информационными и аналитическими, которые недоступны изолированным национальным объединениям. Отметим, что идея «правильного Интернационала» была весьма популярна среди русских конспирологов того времени. Так, Н. Д. Жевахов — бывший в 1916-17 гг. товарищем обер-прокурора святейшего синода, анализируя возможные пути борьбы с еврейским большевизмом, приходит к следующему заключению: «Я могу добавить лишь указание на необходимость противопоставить интернационалу жидовскому Интернационал Христианский, который, не уничтожая национальных перегородок между христианскими народами, объединил бы их в общей борьбе с врагами Христа на почве служения Единому Вселенскому Богу»{529}. И Жевахов, и автор «Скрытой руки» предлагают конспирологические приемы борьбы с «еврейской угрозой» как наиболее адекватный, а самое главное — апробированный способ.