Слепой - Вера Петрук

Не найдя нового камня, он швырнул горсть песка, который сухо зашелестел по оконным ставням – соседний дом оказался выше. Придется дольше разбегаться, выше прыгать и быстрее забираться – чтобы Хамна не успела размозжить ему пальцы, пока он будет вползать на бордюр. Ветер гулял поверху, поглаживая каменную поверхность и служа отличным ориентиром. Но когда он с гудением проваливался в колодец между домами, гулко ухая меж стен и играя развешанным бельем на натянутых веревках, сердце Арлинга падало следом. Внутренний голос подсказывал, что разумнее всего было дождаться, пока наемница не потеряет сознание и аккуратно забраться на крышу дома обычным способом – изнутри по лестнице, но когда в последнее время он к нему прислушивался?

Уже прыгая, Регарди не мог избавиться от ощущения, что Хамна стояла на краю и внимательно за ним наблюдала. При этом он отчетливо слышал ее шаги на другом конце крыши. «Может, их уже двое?», – запоздало подумал Арлинг и, не встретив ожидаемой опоры под пальцами, рухнул в бездну.

Все произошло быстро и неожиданно. Пропасть оказалась шире, а наемница, наверное, умела летать – даже с отрубленной рукой. Регарди проиграл. До встречи с Магдой оставалось несколько секунд, когда он врезался в тугую тетиву, натянутую между домов. Веревки впились в тело тонкими струнами, затрещали, лопнули, полоснув кнутом по коже, и неохотно выпустили, чтобы передать следующему ярусу рвущихся нитей. Мокрое белье хлестало по лицу и пеленало ноги, скатывая его в беспомощный кокон, словно муху, попавшую в паучьи сети. Пространство вдруг наполнилось змеями, которые беспорядочно мелькали вокруг его головы, жаля в ладони, если ему удавалось к ним прикоснуться. «Какая глупая смерть», – подумал он и в тот же миг поймал тонкую бечевку.

Некоторое время Арлинг еще скользил вниз, обдирая в кровь руки, но скорость была уже не та, и падение прекратилось. Халруджи повис в мокром коконе порванного белья, чувствуя себя гигантской личинкой шелкопряда. В голову не приходило ничего умного. Казалось, во время падения из него высыпались все мысли. Между прочим, лететь оставалось не так уж и долго. Он слышал бесцеремонную возню крыс в куче мусора, шорох ветра в пыльном кустарнике у дороги и осторожную поступь кошки, крадущейся по забору. Она испуганно присела, не сводя с него горящих ненавистью глаз. Арлинг испортил ей охоту.

Слева с грохотом распахнулось окно, из которого высунулась пахнущая лавандовым маслом голова. Она сердито сопела и напряженно всматривалась в ночную темноту, но в отличие от кошки, не могла его видеть. Регарди замер, стараясь, чтобы веревки не слишком сильно скрипели под его весом, и голова вскоре исчезла, выпустив в ночное небо тираду отборных ругательств. Арлинг с трудом перевел дыхание, стараясь не думать о том, сколько у него было шансов остаться в живых, если бы он рухнул вниз.

Теперь оставалось окончательно спасти себя и спуститься. До земли он допрыгнет. Обмотав веревку вокруг запястья и проверив ее на прочность, Арлинг принялся освобождать ноги, которые крепко запутались в чьих-то юбках. Запоздало вспомнив про саблю, которую надежно хранили ножны на перевязи за спиной, халруджи разрезал кокон, чувствуя себя вылупившейся бабочкой. Вот только летать ему больше не хотелось.

Примериваясь для прыжка на мусорную кучу, Регарди вдруг вспомнил о цели неудавшегося полета. Хамна все еще могла быть на крыше. Досада обожгла сердце горячей волной, но демон, который жил в нем с рождения, услужливо подсказал: наемница видела, что он упал вниз. Зрением кошки она не обладала, поэтому не могла знать, что халруджи жив. Если быть достаточно осторожным, можно устроить ей сюрприз.

«Я против!», – заявил другой, более разумный Арлинг, которому вторило разбитое от усталости тело, но первый Регарди уже полз наверх. Веревка надсадно скрипела, ветер шептал о Магде, порезанные ладони плохо сгибались. Наемница должна будет заплатить ему еще и за то, что в ближайшие недели он не сможет читать и различать цвета. Кожа пальцев утратила чувствительность, покрывшись сеткой ссадин и царапин.

Вознаграждением за труды и безрассудство стал запах. Кровь Хамны пахла так сильно, будто ею была залита вся крыша. Вполне возможно, что так оно и было. Если она не смогла спуститься, вряд ли самодельный жгут помог ей справиться с раной. Но найти ее хладный труп и остаться с кучей вопросов и неутоленным чувством мести в груди Арлингу не хотелось.

Халруджи заспешил, цепляясь за рваные веревки, которые болтались по стенам, словно нити из сломанного ткацкого станка. О том, как он будет забираться на крышу там, где веревки кончались, Регарди старался не думать. Если ему повезет – поверхность будет в таких же выщерблинах, как и стена первого дома, если же нет… «Отрастишь себе крылья», – посоветовал он себе, устав от собственных мыслей. Действие отвара кончалось, и ему приходилось прилагать немалые усилия, чтобы удерживать внимание на звуках и запахах мира. Ко всему, поднялся сильный ветер, и Арлинга постоянно било об стену, словно ветер и дом сговорились, чтобы сбросить его на землю.

Первый раз он пожалел о своем решении, когда крюк, державший веревку в стене, не выдержал, и Регарди снова полетел вниз, уже не сдерживаемый нитями бечевок, которые печально полоскались по ветру, хлеща его разорванными концами. За них-то он и ухватился, поражаясь своей необыкновенной везучести в этот вечер. Наверное, Хамна слишком сильно стукнула его по голове там, в саду Тамасхан, потому что вместо того, чтобы начать спускаться, он нащупал более-менее прочную веревку и снова пополз наверх, опираясь ногами о стену дома.

Второй раз едва не стал последним. До крыши оставалось каких-то три саля, когда веревка кончилась, и он осторожно приник к каменной поверхности, стараясь нащупать трещины. Стена была предательски гладкой. Приняв движение воздуха над головой за пляску ветра, Арлинг замешкался и не смог увернуться, когда на его шею ловко опустилась петля из бельевой бечевки, которая тут же рванула вверх, заставив его забиться, как пойманная на крючок рыба. Он успел просунуть под веревку пальцы, но мера не помогла. Петля быстро затягивалась, грозя сломать ему позвоночник.

«Еще несколько секунд и ты будешь с Магдой», – успокоил он себя, колошматя пятками по стене в надежде разбудить какую-нибудь лавандовую голову. Наемница представлялась ему так ясно, словно он стоял рядом и наблюдал, как она душит его болтающееся между домов тело. Вот она уперлась ногами в бордюр и, намотав бечеву на локоть целой руки, откинулась назад, с каждой секундой выдавливая из него жизнь. Хамна хрипела и скребла ногами по песчанику, но Регарди хрипел еще громче, стараясь дотянуться до окна внизу и найти хоть какую-нибудь опору. Эфес сабли бил его по затылку, а ему оставалось скрипеть зубами от злости, потому что он не мог даже освободить руку, чтобы дотянуться до спасительного клинка. Вдох, еще один… Он жив… Пока…

«Неужели все кончится вот так – в петле? А ты разве мечтал о славной кончине героя? На поле битвы?»

Арлинг извернулся всем телом, пытаясь закинуть ноги на веревку и ослабить натяжение петли на горле. У него ничего не вышло, потому что Хамна вовремя дернула бечевку в сторону, и он всем весом обрушился вниз, захрипев от боли, пронзившей пальцы. Удивительно, что они еще не оторвались, но, видимо, это был вопрос времени, причем ближайшего будущего.

Ветер утих, или Регарди просто перестал слышать его возбужденный шепот? Ему приходилось и раньше терять сознание, но сейчас все было по-другому. Боль ушла, а тело внезапно стало легким, как перо птицы.

Арлинг вяло дернул ногой, но вместо того, чтобы стукнуться о закрытое ставнями окно, ступня провалилась в пустоту.

Кружок металла деловито прожужжал над головой Арлинга, хищно вонзившись в натянутую тетиву, на которой болталось его тело. Веревка с оглушительным звоном лопнула, а в легкие хлынул поток живительного воздуха, который был слаще меда из пасеки Аджухамов. Регарди в третий раз рухнул вниз, но кто-то ловко подхватил его за ноги, бесцеремонно втащив в окно.

Оставив плохо соображающего халруджи на полу, иман выглянул в окно, и, как лавандовая голова минут десять назад, разразился бранью в ночное небо. Только на этот раз Регарди не понял ни слова. То ли он еще не вернулся в мир живых, то ли иман был особенно красноречив и говорил на незнакомом ему языке. В общем-то, Арлингу было все равно. Не замечая горящих огнем пальцев и горла, он лежал на холодных досках чужой комнаты и сглатывал непрошеные слезы.

Он был жив. Но Магда его к себе не пустила.

Стояли тихие предрассветные часы, и в Балидете царила та особая тишина, которая всегда предшествовала восходу солнца. Скоро жрецы-икеруны затянут молитву на центральной площади, загремит колокол Алебастровой Башни, уборщики зашелестят метлами, вереница сонных слуг потянется к рынку. Но сейчас все было тихо. Не было слышно даже драганских патрулей, которые растворились в утреннем полумраке.