Уровень 2 - Глеб Леонидович Кащеев

– Тебе сколько и что дашь взамен? – равнодушно спросил он.

Вместо ответа Снежана посмотрела на Семена:

– Вот у него пламени нет. Вообще. Видишь?

Семен вперился в юношу так, что тот смутился.

– Какое пламя? Пламя мне не надо. Масло загорится, – пробормотал тот.

– Не вижу, – выдохнул Семен, – чувствую! Холод, как от Юльки был.

Он порывисто взял парня за руку прежде, чем тот успел сообразить, что происходит.

Дана, как ни старалась, не могла заметить разницы между взглядом этого местного и того же Семена. Ну да, видно, что парню все пофиг и ничего от жизни не надо. Зачем тут выдумывать какое-то пламя? Это любая девчонка за пять секунд в мужчине распознает. С кем можно мутить, а с кем только плесенью покроешься. Такие как этот – для уродин, на которых никто больше и не взглянет. С ним вся жизнь потом будет —только пожрать, да тюленить на диване после работы.

Парень наконец выдернул руку из ладони Семена и, опасливо оглядываясь, спешно пошел прочь.

– Надо же! У тебя получилось! – восторженно прошептала Снежана.

– Да, я тоже почувствовал: он согрелся, – растерянно произнес Семен, глядя вслед уходящему юноше.

– Что получилось то? – не выдержала Дана.

– Он зажег огонь его души. Раздул из угольков. Как раньше мог нагревать предметы, теперь так же зажигает души, представляешь?! – широко и счастливо улыбаясь ответила Снежана.

– Мне просто захотелось сделать как с Юлькой: согреть внутри, – словно оправдываясь, произнес Семен.

– Да супер же! Обалдеть! – воскликнула Снежана и неожиданно обняла Семена, – значит работает!

– Что работает? – опять спросила Дана.

– Лабрис. Я не была уверена, но теперь точно знаю. Он трансформирует ваши способности во что-то новое. Вот у Семена смотри, какая фантастика получилась!

Дане показалось, что ее разыгрывают. Никаких внешних изменений в удаляющемся парне она не видела.

– Ладно, а мне то ты чего хотела показать? – нетерпеливо спросила она. Ее эта тема с лабиринтом ужасно раздражала. Дана его почему-то побаивалась, но и то, что к другим их дар вернулся, пусть и в странном виде, ее тоже не радовало: она то до сих пор ничего не могла. Дана уже начала скучать по своим копиям.

– Да, пойдем, – бодро сказала Снежана и кивнула Семену. – Мы прогуляемся ненадолго. Ты иди в дом. Потом поговорим.

– А вы куда? – подозрительно спросил он, – далеко?

– Да.

– Может проводить? А то и Алекс предупреждал, что девушкам одним ходить не стоит, да и на тебя уже нападали…

– Не думаю, что кочевники скоро сунутся. Мне кажется, я им надолго отбила охоту невест похищать, – ухмыльнулась Снежана и потянула Дану за рукав.

– Куда мы идем? – спросила Дана через пару минут.

– К Лабрису.

– Э! Я внутрь не полезу!

– Мы идем не в него, не волнуйся. Залезем на крышу. Это ничем тебе не грозит, если только высоты не боишься.

– Крыши я люблю, – довольно хмыкнула Дана, – помню как-то забрались в МГУ на крышу общаги гэзэ… – но тут же запнулась. Вспоминать предыдущую жизнь было болезненно. Неведомая ностальгия сжала сердце, словно она простилась с Москвой навсегда. Мозг это еще не понимал и не принимал, а сердце уже чуяло все правильно.

Прямая улица, широким проспектом пересекающая петляющие закоулки города быстро вывела их к мосту.

Пройдя мимо входа в Лабрис, они обошли строение сбоку, и Снежана указала Дане на веревочную лестницу, ведущую на плато над лабиринтом.

Через несколько минут они обе уже стояли наверху.

– Ну и что ты хотела показать? – оглядываясь спросила Дана.

Снежана почему-то напряженно всматривалась в вытоптанную на краю траву.

– Посмотри на город, – отозвалась она, не отрывая взгляда от земли.

– Ну смотрю, и что? – раздраженно спросила Дана, взглянув на многочисленные крыши.

– Вообрази, что смотришь совсем сверху. Попытайся представить план города. Ничего не напоминает?

Дана посмотрела на ведущие по кругу переулки. Если бы не широкие центральные улицы, то путь из одного конца на другой постоянно петлял, то взад, то вперед…

И тут она вспомнила, где видела такой же странный узор. Присмотрелась еще раз. Все маленькие улицы начинались от моста, разбегаясь на четыре стороны и поворачивая то в одну, то в другую сторону, охватывали его сужающейся спиралью как руки. Или как она там сказала в подвале? Рисунок матки?

– Это же чертов лабиринт! – воскликнула она.

– Был бы, если бы не прорубленный уродливый проспект поперек, да мелкие искусственные проходы между улицами.

Теперь Дана тоже видела, что одна из столь удобных широких улиц, разбивающих городок на четыре сектора, смотрится инородно.

– То есть весь город – это большой Лабрис?

– Сейчас это уродливое отражение. Подозреваю, что так на каждом слое. Ханка сказала, что бывала на минус пятом у отца. Там юрты кочевников тоже возникают похожим узором, но только их тут же переставляют как удобнее. Тут каменные дома, их не сдвинешь, поэтому горожане просто ломают выросшие на центральном проходе здания. По мнению жителей это как прополка сорняков. Город всегда выращивает новый дом в другом месте. Вон, видишь, гора обломков на окраине? Монах как раз оттуда таскает куски для своего храма.

Справа у реки действительно было нечто напоминающее строительную свалку.

– Но кто это делает и зачем?

– Ну ты же Лабриса боишься. Ты не одинока. Кто-то не позволяет городу превратиться в лабиринт, еще кто-то повесил лестницу сюда, чтобы иметь возможность спуститься прямо в центр Лабриса, не проходя его.

Снежана сделала паузу.

– Мне вообще кажется, что следующий слой нарастает не тогда, когда меняется уклад цивилизации, как считал Алекс, а когда башня отчаивается построить лабиринт на этом уровне и решает начать все с начала на следующем.

Дана еще раз взглянула на город сверху:

– Такое ощущение как будто здесь играют две партии, – сказала она. – Одна на стороне твоего Лабриса, а вторая ему активно противостоит.

– В точку! – кивнула Снежана. – К сожалению, я понятия не имею кто стоит на другой стороне, но знаешь… мне бы очень не хотелось однажды увидеть там тебя.

– Я не вообще не люблю игры, в которых не знаю ни игроков, ни их цели, ни, тем более, чего я сама хочу и могу получить. Может хоть ты подскажешь: почему ты так топишь за Лабрис и чего добиваешься? Начистоту только.

Снежана опустила глаза, рассматривая носки своих кроссовок, словно пытаясь разглядеть в узоре шнурков что-то новое. Спустя некоторое время ответила:

– Ты знаешь… люди стали людьми не тогда, когда научились привязывать камень к палке и бить этим топором по головам, а когда стали сопереживать другому и ставить его интересы наравне со своими. Когда в них появилось то, что называется человечностью. Этим и занимается Лабрис: находит в тебе человека и заставляет сразиться с внутренним животным. В нас всех существуют сразу оба начала: человеческое