Мятежный дом - Ольга Чигиринская

– Да, сэнтио-сама. Вот, нога зажила, и его отправили сюда. Но перед отправкой с ним говорил Ман.

– И что? – Гедеон мялся почему-то, приходилось его подбадривать. Дику снова пришли в голову мысли о засаде. И кто такой этот Ман?

– Ман опять слышит, сэнтио-сама.

– Ну, я рад за него, – Дик вспомнил. Глухой ися, который осматривал его перед «гражданской казнью».

– Вот только он совсем не рад, сэнтио-сама. Ему пока удается притворяться, но если хозяева обнаружат, что он не глухой – его могут и распылить.

– Он просит, чтобы его укрыл Салим?

Это была бы проблема. Салим еще не укрывал дворцовых гемов. Муниципальных не очень-то и искали, раза два удалось подбросить окровавленные тряпки, чтобы исчезновение списали на подгородних… Но дворцового гема, да еще медтеха, искать будут наверняка лучше, чем этих.

– Нет-нет, он даже не знает про Салим. Он хочет, чтобы вы помолились и все стало как раньше.

– Что?

– Вы сказали, что будете молиться за него, так? Я сам слышал. И Перчатка не смог ударить вас мечом. Чудо. Вы сделали чудо, с Маном и с Перчаткой. Значит, вы можете и обратно. Чтобы Ман опять стал глухой.

– Нет, – Дик почувствовал, как живот наливается холодом. – Ох, нет…

– Почему? – изумился Гед.

– Я же объяснял вам. Я же говорил, что чудеса творит Бог, а не люди, – Дик скрипнул зубами. – Если по моей молитве и получилось что-то один раз – это еще не значит, что получится обратно.

– Но попробовать-то вы можете!

– Я… я не знаю. Если Бог решил, что Ман должен слышать – я не имею права… Если он боится, мы… можем попытаться его укрыть…

Но как? Как, симатта? Нужен человек, который мог бы отчасти разгрузить Рокс, и, кажется, такой человек есть – но как его вытащить отсюда в Пещеры, да еще с младенцем? Хмм, но ведь доктор Монтеро тоже имперец. И если Кордо это как-то уладили…

– Сэнтио-сама, есть еще одно, – Иоанн прервал лихорадочный бег его мыслей.

– Да?

– Городские сказали, что вас спрашивал какой-то юдан.

Юдан – то же самое, что сёфу, гем-наложница. Но, как правило, сёфу называют женщин и женственных мальчиков, а юдан – только мужчин в возрасте. Такие обычно работают домоправителями и порученцами при своих хозяевах, когда становятся староваты для постельной службы. Этот подвид отличался большим разнообразием типов и был сообразительней, самостоятельней и намного образованней других подвидов. Может быть, подумал Дик, этот юдан образованней и его самого. До сих пор ни сёфу, ни юдан не обращались за крещением, и всего два или три раза Дик видел их в числе слушателей. Но когда-то что-то происходит впервые, верно?

«И как раз когда у меня до зарезу мало времени…»

– Он хочет встречи со мной?

– Да. Он слышал о вас в Пещерах и почти уже набрался смелости прийти, как вдруг вы оттуда пропали. Но тут хозяин послал его сюда по каким-то своим делам…

– Передайте ему – пусть приходит на последний дайкай. Здесь, в «церкви», – Дик показал на облупленное пустое здание. – Послезавтра утром. Потом я уеду, не знаю, на сколько… Крещение ему преподаст Рэй. Или кто-то из вас.

– Сэнтио-сама!

– Вы знаете, как это делается. Гед, не дергайся, ты сможешь это сделать не хуже, чем я. Иди, если тебя хватятся в казарме, ты всех засыплешь.

Гед поклонился, ударив кулачищами в песок и раньше, чем Дик закончил свой поклон – растворился в ночи.

– А вы куда теперь, сэнтио-сама?

– Понятия не имею, – Дик поплотней завернулся в плащ-накидку. – Знаешь, Господь сказал: у птиц есть гнезда, у лисиц – норы, а Сыну Человеческому негде пойти и поспать. Так что я ни на что особенно не рассчитывал. Потому что ученик не больше учителя.

– Сэнтио-сама… – Дик не любил эту благоговейную интонацию, но не мог одергивать друзей каждый раз. – Сэнтио-сама, а что такое птицы?

– Птицы – это… – Дик завернулся поплотнее в плащ и откинулся на спину, на песчаный занос, – это такие… животные. Очень похожие на летучих рыб, но кровь у них теплая. Они… летают в небе, как плавают рыбы в воде. Свободно и быстро. Но вместо чешуи они покрыты перьями. Перья – это… Они мягкие и гладкие, как шелковое волокно. Разноцветные. Бывают белые птицы, бывают зеленые, синие…

– Как красиво вы это рассказываете, – вздохнул Иоанн.

Дик смотрел в небо. На Картаго не было птиц – «бешеная атмосфера», генетики-экологи решили не рисковать. Еще недавно никто не смог бы сидеть так, как они с Иоанном, прямо на песке – дождь и ветер вогнали бы в землю каждого, кто высунется из укрытия. Но осенние ветра уже отвоевали свое – теперь дожди закончились, небо прояснилось и цветные звезды парили над океаном. От их красоты и многочисленности в горле закипали слезы.

Дик закурил, чтобы высушить их. Птицы могли летать, а он – нет. С этим следовало просто смириться. Но в пасмурные ночи смиряться легче.

– Знаешь, Иоанн… Я ведь раньше никогда не думал обо всех этих людях. О том калеке, который просил милостыню у входа в храм. Что он начал делать потом, когда его исцелили? Он ведь не мог больше просить. И слепорожденный. И прокаженный.

– Что, сэнтио-сама?

– Так, ничего…

– Вы не со мной говорили?

– Извини. Говори мне «ты». Прошу.

– Тяжело.

– Богу мы говорим «ты». Разве я важнее?

Он провертел пальцем дырку в песке и затолкал туда окурок.

Как же так. Как же так – именно теперь, когда он сам оглох к небесному голосу – Ман вдруг начал слышать. Почему именно сейчас Бог свалил на них обоих это непрошеное (нет, Дик просил, конечно, но так… для порядка) и несвоевременное чудо? Ману теперь угрожает опасность, а Дику… ему пригодилось бы сейчас то летящее вдохновение, с каким он пообещал тогда Марии, что станет Моисеем для нее и других.

Он не мог поделиться с Роксаной Кордо тем, чего не имел сам. И он не знал, почему вдруг исчезло, расточилось, ушло в этот тугой черный песок его главное сокровище. То, что он сберег от рейдеров, от Моро, от палачей – и как-то незаметно потерял здесь. Обронил, как мелкую денежку из кармана.

Почему и куда пропала вера?

Нет, он не усомнился ни в одной из тех истин, которые с детства считал непреложными. Напротив – скорее утвердился в них еще больше. Но то спокойное чувство, с которым он раньше обращался внутрь, в тишину, и говорил: «Господи, вот я – здесь, слушаю», оно было утрачено, и хуже того: пропала сама потребность в нем. Озарений, когда правильная мысль сопровождалась словно толчком под локоть, тоже больше не было. Приходилось полагаться только на логику и расчет. А в этом Дик не был силен. До сих пор ему везло. Бог хранил, поправил он сам себя – и от того, что эту поправку вообще пришлось делать, тоже кольнула досада. Но станет ли Бог хранить убийцу? Самого настоящего наемного убийцу, который думает, говорит и действует как синоби? Вот в этом Дик сильно сомневался. Встреть он год назад себя, сегодняшнего – он себе не подал бы руки. И не только себе. Господину Исии. Габо. Александру Кордо…