Поиски счастья - Николай Максимов

Рано утром Тымкар проснулся от суеты в пологе. Хозяева куда-то торопились. «Куда вы?» — спросил он их (эскимосы знают чукотский язык). Они шли провожать островных и запроливных родственников и знакомых. Погода обещала быть хорошей, а осенью с морем шутки плохи.

Тымкар тоже спустился на берег.

Более десятка больших кожаных байдар стояло в ряд на крупной гальке у воды. Шесть других загружались на плаву. Около них суетилась пестрая толпа гостей и хозяев. Подходили все новые и новые группы людей. Всюду смех, шутки, крики, возня. Гости спешили отплыть с попутным ветром. Матери вели или несли за спинами детей. Мужчины укладывали снасти, на ходу переговаривались, пинали снующих под ногами собак. Те повизгивали, но с берега не уходили.

Тымкар остановился в стороне. Он смотрел то на эту пеструю толпу, то на крутой склон, по которому бегом спускались эскимосы.

В проливе виднелся остров, за ним — слабые очертания американского побережья.

Никто не обращал на Тымкара внимания: все были заняты — одни отплывали, другие провожали. Поручения, взаимные просьбы, подарки, советы, прощания поглотили внимание этой шумной толпы. И хотя байдары еще спокойно покачивались на привязи, все спешили и нетерпеливо поглядывали вверх на крутой, почти обрывистый склон. Кого-то ждали: видно, кто-то опаздывал, задерживал остальных. Наконец двое мальчишек наперегонки побежали вверх, к землянкам.

Вскоре на кромке спуска к морю они появились вновь, за ними — женщина, ведущая за руку мальчика.

Спуск был крутой. Зигзагообразными тропинками, среди высокой полыни, все четверо медленно шли вниз.

Тымкар курил. Струйки сизого дыма тянулись к морю, к байдарам. Там уже подняли мачты, усаживались отплывающие. Шум усилился. Теперь провожающие старались перекричать друг друга.

На душе у Тымкара было тоскливо. И чем больше радости видел он на лицах этих возбужденных людей, тем угрюмее становился его взор. Куда идти ему, что делать? Он устал от скитаний. Его влечет к себе родное море, охота среди льдов; ему хочется так много, много нарисовать на моржовых клыках! Но у него нет даже яранги. Какой же он человек! Он достоин сожаления. «Только тело имеющий», — говорят о таких людях богатые оленеводы. Тымкару вспомнился Омрыквут, его слова: «Жалкий ты бедняк, «зря ходящий по земле человек»…

Затем ему видятся дни, когда в Уэноме вот так же у берега шумели чукчи, собираясь на ярмарку. И перед его взором опять и опять рождались образы матери, отца, брата Унпенера, Тауруквуны, Кайпэ… Да не был ли он тогда счастлив? О каком же еще счастье говорил ему таньг. «Желаю тебе, юноша, счастья…» И Тымкар сам придумывал себе это счастье. Яранга. Много жира и мяса. Дети и жена сыты. У него — хорошее ружье и есть патроны. Его байдары быстрее других. Он — самый лучший охотник! На клыках он рисует всю свою жизнь и жизнь чукчей, по этим рисункам его сын будет рассказывать об этом внуку. И еще к нему в гости приедет этот хороший таньг Богораз, научит своим значкам. И Тымкар станет таким, как этот таньг. Наверное его захотят сделать шаманом. Но он не согласится. Он будет охотником. Он не хочет быть шаманом. А еще он скажет чукчам, чтобы они не давали ни одной шкурки чернобородому янки. Он объяснит им, что янки — плохой человек.

«Но где же взять хорошего? — задумывается Тымкар. — А если хороший не придет? Что скажут тогда ему чукчи?»

Ведя за руку мальчика, эскимоска торопливо проходила мимо. Мальчуган не поспевал за ней, оглядывался по сторонам: ему все было любопытно.

Вдруг сердце Тымкара замерло, вздрогнули длинные ресницы, рука ощупала горло, он шагнул вперед.

— Сипкалюк! — вырвался из его груди хриплый возглас.

Женщина и мальчик оглянулись.

Пораженный Тымкар снова поднял руку к горлу. «Как? Сын!»

— Сынок! — Тымкар был уже около него, упал на колени, хватал его за руки, за плечи, терся щекой.

Мальчонка испугался, заплакал.

— Сынок! — взволнованно повторял Тымкар, заглядывая в лицо матери.

Глаза худенькой женщины были широко открыты, рука сдерживала высоко поднимавшуюся грудь; другая рука выпустила Тыкоса.

Науканцы всей массой молча обступили их.

— Тымкар? — испуганно, глухим голосом едва выговорила женщина. — Это ты, Тымкар? — повторила она, не веря глазам. Уж не злой ли это дух? Лицо ее выражало мучительное напряжение.

— Зовут, зовут как? — возбужденно спросил Тымкар мальчика по-чукотски.

— Тыкос, — ответил за него кто-то из эскимосов.

— Тыкос! Тыкос! — отец схватил его на руки.

Люди вокруг оживленно заговорили.

— Сипкалюк, ты встретила его? — молодая женщина нежно обняла ее. Она знала заветные мечты Сипкалюк.

Сипкалюк со стоном вздохнула. На лице ее по-прежнему было написано страдание, но в глазах светилась радость.

— Сипкалюк! — Тымкар шагнул к ней.

Она бросилась навстречу, спрятала в его одежде лицо, обхватила мужа руками, зарыдала.

— Тымкар… ты пришел?

Эскимосы переговаривались все громче. Байдары, стоящие на воде, опустели. Тымкар и Сипкалюк были окружены плотным кольцом.

— Да, я пришел…

Ветер крепчал.

— Хок-хок-хок! — закричал какой-то старик и пошел к байдарам.

Вся масса двинулась за ним, увлекая Тымкара и Сипкалюк.

— Это твой отец, — все еще в слезах говорила Тыкосу мать.

Мальчик удивленно смотрел на Тымкара. Тыкосу шел седьмой год.

Вместе с сыном отец влез в байдару так уверенно, как будто готовился к этому с вечера. И только тут он увидел Тагьека и его жену — краснощекую Майвик.

Берег шумел, люди махали руками, что-то кричали, смеялись. Теперь им будет о чем поговорить!

Под парусами, с попутным ветром флотилия кожаных байдар удалялась к острову в проливе Беринга.

Погода разыгралась. Скалистый западный берег неприветливо встречал эскимосов. Волны с шумом разбивались о него.

Байдары стороной огибали остров.

Весь путь Сипкалюк не отрывала глаз от Тымкара. У него выросли черные усики, между бровей наметилась морщина. А во взоре была видна то нежность, то угрюмая задумчивость. Он держал сына на руках.

Ни Майвик, ни Тагьек — никто не нарушал безмолвия. Кто знает, то ли они понимали, что их слова были бы лишними, то ли пустой болтовней опасались прогневить духа моря, который и без того уже гневался…

Приспущенный парус шумел. Днищем байдара пошлепывала по воде, быстро соскальзывая с гребней волн.

Сипкалюк тоже молчала. Радость сменялась тревогой: останется ли Тымкар с ней? Или опять уплывет неизвестно куда и зачем?

Тымкар пытался понять, что же случилось. У него сын, сынок! Как он раньше не подумал об этом… Но куда они плывут? В Ном? Тымкар поморщился. Это большое стойбище американцев было ему противно.