Легенды Раэнора - Анна Соболева

утратой. Но ведь родину потерять невозможно. Она — в наших сердцах! Когда-то давно той суровой страной владели мои предки. Хьорланд примет нас, не сомневайтесь. Мы придем туда с нашей любовью и болью, с нашими великими знаниями и трудолюбием, и мрачный край станет садом! Мы придумаем новые праздники, сложим новые песни… И с нами останется наша память. Представьте только, как лет этак через пятьдесят старина Ирлинг будет сидеть у камина и, кряхтя, рассказывать многочисленным правнукам о далеком крае, где он некогда жил.

— А я? — улыбнулся Велемир.

— А ты будешь строгим капитаном! Но когда надоест тебе скитаться, а вернее, когда твоя женушка топнет ногой и скажет: “Все, хватит, с этого дня ты сидишь дома!”, остепенишься, пошлешь служить вместо себя внуков, а сам, сидя на крылечке и щурясь на весеннее солнышко, тоже будешь вздыхать: “Эх, были времена!”. Наш язвительный Дорвель станет охотником и будет шататься по лесам, потому что из дома его будут выгонять за длинный язык. Ворчун Эгир займется разведением почтовых голубей, выведет новую породу и прославит свою семью. Нир будет сажать деревья и складывать песни!

— А я? А я? — слышались со всех сторон голоса жаждущих узнать свое будущее. И Элен вместе с ними грезила об уютных домах, зеленых садах, преданных женах и любящих детях, о радостных трудах и безмятежных минутах отдыха… Они веселились без оглядки, хотя каждый из них в глубине души знал, что впереди много горя и зла, и что боль утрат порой будет невыносимой. Ужин затянулся. Спать легли поздно, но уже на рассвете, как только стали различимы очертания домов в поселке, княгиня и ее отряд покинули Овражки.

Ехали быстро, зябко поеживаясь под моросящим дождем, то крупной рысью, то пуская коней в галоп. Дол-Раэн они увидели издалека. Ночи в ноябре ранние, темнеет быстро, но даже сквозь влажную темень пробивались яркие огни столицы. Долраэнцы любили свет. Тысячи фонарей, светилен, факелов горели, освещая город от вечерней зари до утренней. Даже ветви деревьев в садах были увиты мерцающими гирляндами крошечных фонариков. Дол-Раэн светился, переливаясь всеми оттенками желтого, голубого, красного пламени, точно искусно ограненный алмаз-великан, истинное сердце Пепельных гор.

До городских ворот оставалось не больше лиги*, когда дорогу всадникам преградили несколько темных, с ног до головы закутанных в плащи фигур. Велемир выхватил из ножен меч, его примеру последовали остальные. Но княгиня властным жестом остановила их.

— Подождите! Ты ли это, Талион? — обратилась она к тому, кто стоял ближе всех.

— Это я, госпожа. Мы ждем тебя с утра и уже, признаться, собирались уходить.

Откинув капюшон, Талион подошел вплотную к разведчикам. Они недоуменно уставились на альва. Насколько они знали, альвам и из столицы-то выходить было запрещено, а тут ночью, на дороге, не таясь! Элен спрыгнула с коня. Румиль спешился вслед за ней, и оба подошли к молчаливо стоящим путникам.

— Значит, уходите. Может, кто-нибудь все же останется? — спросила она с мольбой в голосе.

— Госпожа, ведь все решено уже давно. Ты сама это знаешь, — ответил ей стоявший рядом с Талионом Линдир.

— А раненые излечились?

— Да. Мы не зря проводили время, дожидаясь твоего возвращения из-за Реки.

— Но я вижу, что вас всего шестеро. Где остальные?

— Они ушли раньше, два дня назад. Мы условились встретиться на границе, — ответил ей Талион.

— Ну что ж, — Элен обвела альвов взглядом, — значит, расстаемся. Я хочу поблагодарить вас, дивный народ, и просить вашего прощения за те муки, что вы претерпели, и за ту скудную помощь, что смогла вам оказать. Прости меня, Талион, за то, что не смогла вернуть тебе радость. И ты, Линдир, за навсегда потерянного брата прости. Простите за то, что нет на мне клейма, выжегшего ваши души! Мне, Элен Раэниэль, нечего больше дать вам. Разделить судьбу моих народов вы отказались. Я предлагала вам золото, лошадей, оружие, но вы не взяли и этого. Истинно, у бессмертных свой путь. Прощайте.

Один за другим проходили мимо нее альвы, и когда они поднимали головы, их глаза встречались с полными слез глазами княгини. Вскоре на дороге остался лишь Талион.

— Ни один корабль Запада не возьмет вас с собой, — прошептала Элен, сквозь слезы вглядываясь в его лицо. — Знаешь ли ты это, клейменый альв?

— Знаю, госпожа. Но мы построим свой корабль и примем тебя на борт, как желанную гостью, если решишься.

— Тьма не отпустит меня, Талион. Вы погибнете вместе со мной.

— Не все наши пути нам открыты. И чудеса еще случаются в готовом, кажется, погибнуть мире. Да тебе ли этого не знать! — И альв ласково обнял Элен. — Прощай. А ты, упрямец, не решился уйти со мной? — обратился он к Румилю. Тот, глядя ему в лицо, лишь головой мотнул. — Что ж, тогда прощай и ты. Странная штука жизнь. Ты морниец, подданный Врага, а стал мне дороже брата. — Румиль и Талион крепко обнялись. Альв прошептал: — Береги себя и ее.

Махнув рукой застывшим в молчании разведчикам, только сейчас понявшим, в чем дело, Талион быстро зашагал прочь, так ни разу и не оглянувшись. Сердце Элен сжалось от тоски. Она чувствовала, как в эту промозглую ноябрьскую ночь легкими альфарскими шагами уходит в никуда ее мечта, ее сказка. Ей вспомнилась другая ночь, когда вот так же стояла она на дороге, дрожа, как бесприютный бродяга, ослепшая от слез, и стук копыт уносящегося прочь коня отзывался в ее сердце нестерпимой болью. Княгиня застыла, будто окаменев. Румиль подошел к ней и осторожно, нежно обнял за плечи. Элен повернулась к нему, застонала, спрятав лицо у него на груди, и разрыдалась. Телохранитель гладил ее по мокрым волосам, а сам, до крови закусив губу, провожал взглядом темные фигуры, быстро растворившиеся во влажной темноте. Румиль в смятении смотрел на госпожу. Он служил ей давно, знал ее в веселье и в гневе, но никогда не доводилось ему видеть слезы на ее лице. Душа княгини представлялась ему заснеженной вершиной горы — прекрасной, гордо-неприступной, сверкающе-холодной. Где же солнце, растопившее вековечные льды? Подождав, пока утихнут рыдания, бережно взяв княгиню под руку, Румиль подвел ее к лошади и помог сесть в седло. Настроение госпожи передалось ее спутникам. Велемир время от времени взглядывал на ее понурую фигуру и понимающе вздыхал. Невеселое получилось возвращение.

Весь следующий день Элен провела у себя в покоях. Она никого не хотела видеть. У дверей стоял мрачный Румиль и отрицательно мотал головой на все просьбы желающих увидеть княгиню, а таковых было немало: за время ее отсутствия