Гуттаперчевый человек. Краткая история российских стрессов - Миркин Яков Моисеевич

Что еще? 8 марта совещание в Зимнем дворце, устроенное Александром III (ему 36 лет). 23 человека, высших сановников, призваны дать совет – должно ли быть выборное представительство в высших органах власти или эта идея должна быть похоронена? О чем речь? О Редакционной комиссии при Государственном Совете, примерно из 100 человек, выборных (губернии, земства), которая бы обладала совещательным голосом при подготовке законов Российской империи. Ибо эти люди знают практику и охранят от глупостей в законах.

И – все. И ничего больше. Не дай бог, чтобы у выборных было больше прав! Ни в коей мере не должны быть ущемлены права самодержца! Ни в чем! Остался дневник государственного секретаря Е. Перетца, в котором с фотографической точностью воспроизведена картина совещания.

Вот наиболее яркие речи. Великий князь Константин Николаевич, 53 года, один из отцов реформ 1860-х: полезно, чтобы «существовало звено между государем и его народом… Благодаря такому звену русский монарх мог бы узнавать как истинные потребности своего государства, так и недостатки законодательных предположений, составленных людьми кабинетными… Какое именно должно быть это звено, из кого состоять и как должно действовать, в этом отношении возникают в нашей среде разные мнения»[830]. Вывод: думать дальше – как все это устроить.

Председатель Комитета министров Валуев, 66 лет: «Предполагаемая мера очень далека от конституции. Она имеет целью справляться с мнением и взглядами людей, знающих более, чем мы, живущие в Петербурге, истинные потребности страны и ее населения, до крайности разнообразного. В пределах необъятной империи, под скипетром, вам Богом врученным, обитают многие племена, из которых каждое имеет неоспоримое право на то, чтобы верховной власти Вашего Величества были известны его нужды»[831].

Обер-прокурор Святейшего синода Победоносцев, 53 года, «бледный, как полотно, и, очевидно, взволнованный»: «Я нахожусь не только в смущении, но и в отчаянии. В России хотят ввести конституцию, и если не сразу, то, по крайней мере, сделать к ней первый шаг. А что такое конституция? Ответ на этот вопрос дает нам Западная Европа. Конституции, там существующие, суть орудие всякой неправды, орудие всяких интриг. Нам говорят, что нужно справляться с мнением страны через посредство ее представителей. Но разве те люди, которые явятся сюда для соображения законодательных проектов, будут действительными выразителями мнения народного? Я уверяю, что нет. И эту фальшь по иноземному образцу, для нас непригодную, хотят, к нашему несчастью, к нашей погибели, ввести и у нас»[832].

Далее: 1) «правительство должно радеть о народе, оно должно познать действительные его нужды… вот истинная задача нового царствования»[833]; 2) нам предлагают устроить говорильню; 3) над крестьянами не устроено надлежащей власти – народ стал пить и лениться; 4) земские и городские общественные учреждения – говорильня; 5) новые судебные учреждения – говорильня; 6) свобода печати – «самая ужасная» говорильня, «которая во все концы необъятной русской земли… разносит хулу и порицание на власть… разжигает страсти, побуждает народ к самым вопиющим беззакониям»[834]; 7) долой – новую «верховную говорильню» «по иноземному образцу».

«В такое ужасное время… надобно думать не об учреждении новой говорильни, в которой произносились бы новые растлевающие речи, а о деле. Нужно действовать!»[835]

Действовать? Но как? Что делать-то? Нет ответа. Между тем Победоносцев взял верх. В конце апреля был выпущен написанный им Высочайший Манифест. «Мы призываем всех верных подданных наших служить нам и Государству верой и правдой, к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю Русскую, – к утверждению веры и нравственности, – к доброму воспитанию детей, – к истреблению неправды и хищения, – к водворению порядка и правды в действии учреждений, дарованных России благодетелем ея возлюбленным нашим родителем». Уповаем «на божественный промысл, с верою в силу и истину самодержавной власти, которую мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений».

Что здесь – ужас? Разве не так должен был думать новый император после гибели своего родителя? Разве не должен был утвердиться в «незыблемости самодержавия»? С какой стати должны так кипятиться реформаторы из окружения погибшего царя? Отчего начались добровольные отставки?

Манифест был воспринят как знак – никаких реформ. Никакого народного представительства. Все сжать в один кулак. Никаких иных идей, кроме «любви и преданности своим государям». Контрреформы – сужающие, искореняющие. Журналисты, профессора, чиновники – либералы – это безумцы, ждущие конституции (письмо Победоносцева Александру III, 25.04.1881)[836]. Очистить поле от людей 1860 – 1870-х. «Время, в которое мы живем, – смутное время. Опасно оставлять у кормила правления людей, потерявших голову» (письмо Победоносцева 29.04.1881)[837].

Так и случилось. Очистили, искореняли. Так чем стала поворотная точка 1881 г.? Приведение России к порядку? Сжали всех в кулак – и открыли условия для свободного развития промышленности? Для быстрейшего роста населения? Или заморозили, искусственно затормозили естественные процессы («загнали проблемы внутрь»), что обернулось потом разрушениями 1900 – 1910-х гг.? Что это было? Чрезмерной централизацией? Прологом к неудачному следующему царствованию?

Чем мог бы стать в истории России иной сценарий – создание скромной комиссии из выборных при Государственном Совете? Она могла бы легко умалиться в следующих поколениях. Но вдруг бы стала зародышем конституционной монархии, которая сгладила бы в будущем все контрадикции, приведшие к разрушению «царского режима»?

История не имеет сослагательного наклонения. Но вот что важно. Они есть – эти поворотные точки. Мы должны их видеть – в судьбе страны, в своей судьбе. Мы должны понимать их, когда они наступают. У каждого – свои идеи. Мы будем относиться к происходящему по-разному. Но стоит строить свою судьбу, пытаясь понять, «куда все идет». Из обдумывания общественных процессов во всей их сложности. Из осознания естественных циклов своей жизни, жизни своей семьи, изменений своего «я», от которых никуда не деться. Займешь правильную позицию – выиграешь. Примешь неверное решение в поворотной точке, своей или общей, – проиграешь, бескомпромиссно и безжалостно.

Сценарии

Какие сценарии (и поворотные точки) нас могут ожидать? Разные. Один из сценариев (его большинство считает невероятным) дан выше, в части VI. А какие еще? Из числа тех, которые могут длиться десятилетиями?

Назовем их:

– Иранская модель.

– Административная экономика (по советскому образцу).

– Мобилизационная экономика (как часть ее, встроена внутрь).

– Иранская модель + мобилизационная экономика (как часть ее, встроена внутрь.

– «Диктатура развития» (примеры: СССР 1920-х гг., Испания 1960-х гг., Тайвань конца 1940-х – начала 1980-х гг., Южная Корея 1960-х – начала 1980-х гг., Сингапур, 1960 – 1980-е гг., Китай конца 1970-х – 2020-е гг.).

Иранская модель

Россия учится жить, как Иран. У обществ, находящихся под давлением всеобъемлющих санкций, должно быть много общего. Иран так существует десятки лет. Ему то приподнимают железный занавес, то вновь, с размаха, бросают его вниз.

Как выживает крупнейшая страна в 80 с лишним миллионов человек, когда разорваны ее связи с западным миром, а с мирами другими – можно общаться только с осторожностью или даже украдкой?

Что такое «иранская модель»? Иран живет по ней десятилетия. Она – вынужденная. Полузакрытая экономика, под тяжелейшими санкциями, с огромной ролью государства и связанных с ним окологосударственных/силовых структур, с большим теневым сектором, серым экспортом – импортом, с высокой ролью среднего и малого бизнеса (кормит население).