Пришествие князя тьмы - Иван Непейпиво

Тут Анна не выдержала и презрительно фыркнула:

— А наших тебе не жалко! Можно подумать, она геройствовала. Она дикарка!

Ирина сконфуженно потупилась, но тут же наморщила носик и вскинула голову. В глазах плеснула обида пополам с вызовом.

— А мне ее жаль! — твердо молвила она, упрямо поджав губы. — Бедная девочка, сколько же ей пришлось пережить! И поди ж ты, какая красавица…

С этими словами затейница склонилась над моей ношей, которая еще немного и рухнет наземь. Она с умилением разглядывая точеные черты, а после принялась воркующе приговаривать:

— Ах, какое дивное личико! Скулы точеные, брови вразлет. А губы-то, губы — алые, будто вишни спелые. Так бы и расцеловала!

Когда тонкий палец Ирины потянулся к раскосым глазам с пушистыми ресничками я закатил глаза, но возражать не стал. В конце концов, Ирина со своей любовью ко всему живому — меньшее из зол. Пусть уж лучше тискает степнячку, чем язвит Анна.

— Глазки… как крылья бабочки! — умилялась она проводя по ним подушечкой пальца.

— Ира, будет тебе. — мягко осадил я. Сердиться на это чудо у меня не получалось.

Она надула губы, но послушно отстранилась. Только напоследок не удержалась — погладила спящую по волосам. Дескать, до чего ж шелковистые, так бы и зарылась в них с головой.

Гром вылез из своей палатки и, уперев руки в бока, грозно пробасил:

— Ванька, дурья твоя башка! Совсем страх потерял? Небось, головой не подумал, чем это для нас аукнется?

От его зычного голоса или от недавних ласк Ирины, моя новоиспеченная напарница резко распахнула глаза. Я чуть не выронил ее из рук, в последний момент удержав равновесие. Ее сердце бешено заколотилось, на лбу выступила испарина, а глаза заметались по сторонам. Степнячка, тут же вскочила на ноги и приняла боевую стойку, прикрываясь моим плащом.

— Это еще что? — прошипела она, сверкая глазищами. Ее мелодичный голос так и сочился угрозой. — Куда ты меня притащил? Что за сброд тебя окружает?

Я замер, разглядывая ее с плохо скрываемым восторгом, пытаясь спрятать улыбку, которая то и дело взметалась, оголяя ликующий оскал. Моя! Черт побери, какая же она горячая! Точеная фигурка, длинные стройные ноги, упругая грудь, что так и норовит выскользнуть из-под ткани. А взгляд — дикий, неукротимый.

— Тише, девочка! — промурлыкал я. И примирительно вскинул руки, показывая, что безоружен. — Это свои. Мои друзья — стало быть, и твои теперь.

Но перст лишь сильнее насупилась и процедила сквозь зубы:

— Дрррузья врррага — хуже врррага! Думаешь, я не знаю, КТО ты? Не рррада я таким знакомствам!

От ее рычащего акцента Ирина пришла в восторг и захлопала в ладоши.

Тут Анна не выдержала и захохотала, запрокинув голову:

— Ну конечно! Очнись, Ванька — для этой девки ты злейший враг. Нашел, понимаешь, перста! Верстай все взад, пусть опять подыхает.

И, презрительно фыркнув напоследок, скрылась в своей палатке. Только полог хлопнул на прощание, будто пощечину отвесил. Гром смущенно крякнул и тоже ретировался, не желая встревать в разборки. Но щель оставил, наблюдает гаденыш! Ждет пикантных частей тела, которые периодически показываются наружу.

Одна лишь Ирина не двигалась с места, пожирая степнячку взглядом. Глаза ее пылали обожанием, а рот приоткрылся от восхищения. Того гляди, слюной капать начнет, чудила!

Я страдальчески закатил глаза.

— Иди уже! — шикнул я на нее, легонько подталкивая в спину. — Завтра вволю на нее налюбуешься. А сейчас нам с ней надо кое-что обсудить… наедине.

Ирка надула губы, но послушно засеменила прочь, то и дело оглядываясь.

Оставшись вдвоем, мы с воскресшей смерили друг друга взглядами. Воздух меж нами едва не искрил от напряжения. Она чуть расслабилась и перестала сжимать кулаки, но глаз не сводила.

— Скажи свое имя. — прошептал я, сделав шаг ей на встречу и попытался взять ее за плечи.

Она ловко вывернулась и склонив голову набок, уставилась мне в глаза. В бездонных омутах плескалось недоверие и любопытство. А может, мне лишь мерещилось?

— Зачем демону мое имя? — прошелестела она, прищурившись.

Сердце пропустило удар. Откуда она?.. может знать, КТО я? Вот же ж зараза! Поди пойми, что у нее на уме!

Недолго думая, я зажал ей рот ладонью и ринулся с ней в свою палатку. Ее глаза возмущенно расширились, но вырваться она не пыталась. Лишь сверлила меня яростным взглядом, будто пыталась испепелить на месте. Но мне было плевать — главное, убраться подальше от любопытных ушей.

Очутившись внутри, я бережно усадил перста на койку и, склонившись к самому лицу, процедил ледяным тоном:

— Придержи язык, дерзкая. И откуда, позволь узнать, тебе ведомо о моем происхождении?

Медленно убрав руку с ее губ, я грозно нахмурился. Но дикарку было не пронять. Она лишь ухмыльнулась и, прищурившись, произнесла с издевкой:

— Можешь не сомневаться, мне все известно. Моя работа — ведать, изгонять таких, как ты. Иногда, призывать. Но ты, я вижу, не просто низший бес без имени. Не рядовой воин ордынский, а сам хан, в смертную плоть облаченный!

От ее слов у меня мороз по коже пробежал. Вот же ведьма! И ведь не поспоришь — права, как есть права. Только кто ж ей такие тайны открыл, интересно?

А перст меж тем склонила голову набок и уставилась мне прямо в глаза. В бездонных омутах заплясали веселые черти — не иначе, потешается, зараза. Ишь, как щурится лукаво!

— Слушай внимательно, — процедил я, нависая над ней грозной тучей. Голос мой упал до зловещего шепота. — Если посмеешь хоть слово молвить о моей сущности — мигом назад, в бездну, отправишься. Ясно?

Но куда там! Дикарка лишь фыркнула и закатила глаза. Ни капли почтения, ни грамма страха. Будто не с темным владыкой разговор ведет, а с мальчишкой несмышленым!

— Можно подумать, напугал! — бросила она, пренебрежительно махнув рукой. И тут же прищурилась, в притворной задумчивости постукивая пальцем по подбородку. — А ты, часом, не за тем ли меня воскрешал, чтобы выгоду поиметь? Знаю я вас, тварей преисподней. Везде выгоду ищите!

Вот же язва степная! И это после всего, что я для нее сделал? Спас, можно сказать, от вечных мук! Смеет еще в корысти обвинять. Но даже моему бесконечному терпению приходит конец.

— Договоришься у меня, — прорычал я, до хруста стискивая кулаки. Того гляди, в кровь