Иероним - Виктор Шайди

– Целы?! – крикнул я, выходя из оцепенения.

– Да, мой лорд! – кивнула Эльза, ошалело оглядев отряд.

Смахнув перемешавшийся с кровью пот, рыжая провела ладонью по лицу, превращая его в полосато-красную маску боевой окраски индейцев.

Жуть.

– Подобрать раненых! Врагов добить! – приказал я.

Стряхнув оцепенение, девчонки принялись за дело, лишь Эльза спросила:

– Всех?

– Да, всех! – вынес я приговор.

– Мой лорд, победа! – прокричал, размахивая мечом, Эрик.

– Проследи, чтобы собрали все, что может пригодиться, а трупы и ненужное, включая обломки, сложить в одну кучу! – приказал я.

Кузнец с помощниками присоединились к воинам Эльзы и Трувора, неровным строем шагавшим по полю битвы, обрывая стоны раненых врагов и надрывное предсмертное ржание лошадей.

– Зачем так жестоко? – спросил Адольф, брезгливо запрыгивая на подводу.

Шерсть вампала слиплась, превратившись в сосульки. «Живой!» – теплом отозвалось в груди.

– Хватит! Поплатился за глупость! Вот посмотри, к чему привело! – громко закричал я, показывая на изрубленные тела, и сразу же поймал на себе недоумевающий взгляд Рогана. Сахиб разговаривает сам с собой?!

Пришлось замолчать, сдерживая закипающую ярость и негодование.

Шлем накалился невыносимо, и я снял надоевший убор. Легкий ветерок охладил пылающую голову. Оттягивающий руку щит я прикрепил к седлу, и с шипеньем вошел в ножны меч. От возбуждения слегка подрагивали пальцы.

«Когтей нет!» – радостно голосило сознание.

Спускаться с сопки и присоединяться к пиру смерти не хотелось. Внизу разворачивалась жуткая картина.

Посреди поля рваной раной зияла воронка от разрыва гранаты. Вокруг красными кусками валялись останки людей. Безжалостное солнце поливало лучами огромный расцветший пурпурный цветок смерти. Запахи крови, вывалившихся внутренностей, вспаханной копытами земли, легкий аромат взорвавшейся взрывчатки и вонь испражнений смешивались в густой непередаваемый смрад. Вездесущее воронье собиралось в стаи, предвкушая пир. Стоны, хрипы, плач лошадей терзали слух. Нестройной шеренгой воины обрывали дьявольские аккорды ударами алебард и мечей.

Обоз осталась охранять Цинна. Поваренок положила алебарду на подводу и трясущимися руками принялась гладить насупившегося Адольфа, тщательно вылизывающего кровь из шерсти. Охоту поговорить я у вампала отбил.

С каждым вздохом успокаиваясь, я приходил в себя.

– Роган, возьми в обозе вина и мои вещи. Расстели войлок, скоро принесут раненых, – прошипел я, соскакивая с коня и отдавая поводья телохранителю. – Цинна, принеси мне воды и помоги Рогану!

Мой приказ был выполнен молниеносно. Отстегнув наручи, я закатал рукава и тщательно вымыл руки, потом протер их спиртом из фляжки и, слегка волнуясь, принялся ожидать первых пациентов.

34

Безжалостное солнце раскалило воздух. Надоедливая мошкара пропала, прячась от палящих лучей. Скорее для храбрости, чем для утоления жажды я осушил большой кубок вина.

Первый раз придется применить на практике свои знания военной медицины. Но не попытаться помочь пострадавшим я не мог.

– Прекрасная победа, – примирительно заговорил вампал, продолжая вылизываться.

– Не знаю, сейчас посмотрим, дорого ли пришлось за нее заплатить, – отозвался я. – Вон девчонки тащат первого раненого.

В грудь несчастного впился, ощетинившись щепами, толстенный обломок копья. Шлем слетел с головы парня, и растрепавшиеся, слипшиеся от пота волосы свисали грязными сосульками, подчеркивая смертельную бледность лица. Густо залитые кровью латы не предвещали ничего хорошего. Девчонки аккуратно положили раненого на войлок, и я отправил их искать других пострадавших.

Вздохнув, я принялся за дело, позвав на помощь Цинну и Рогана.

– Мой лорд, я умираю, – прошептали побледневшие губы раненого.

– Терпи, гвардеец, – промолвил я, влив в искривленный болью рот несчастного изрядную порцию вина.

– Олаф… мой лорд, меня зовут Олаф.

– Терпи, гвардеец Олаф…

Драгоценного спирта было совсем мало. Раненый большими глотками осушил кубок, и, чтоб не дергался и не мешал операции, я легонько ударил парня за ухом, приводя в бессознательное состояние. Аккуратно снимая с него доспехи, приказал Цинне отрезать немного конского волоса и бросить в плошку со спиртом – единственной обеззараживающей жидкостью, находящейся в моем распоряжении.

«Необходимо срочно изготовить самогонный аппарат», – подумал я, тщательно вытирая куском чистой ткани края рваной раны. Гангрена – бич ранений.

Кровь вытекает без пульсации – очень хорошо, значит, артерии не повреждены.

Вытащив из рюкзака изогнутую хирургическую иголку, продел в нее промытый в спирте конский волос. Раненый белел на глазах. Жизнь по капле покидала его.

– Сахиб, ему не помочь, – прошипел Роган.

– Помолчи и прижми вот здесь, – велел я, показывая, где правильно прижать подключичную артерию.

Резко выдернув обломок, плеснул в рану воды, смывая бурую грязь. Роган усердно прижимал артерию, и кровь медленнее вытекала из зияющего отверстия. Тщательно промокая тканью, я чистил рваную рану. За моими манипуляциями, широко открыв глаза, наблюдала Цинна.

– Что застыла? Рви ткань на длинные полосы, и чем длиннее, тем лучше! – прикрикнул я, показывая на тюк серой грубой дешевой материи, купленной на вольном рынке.

Цинна стряхнула оцепенение и принялась за дело. Спирт тонкой струйкой заполнил рану, и игла замелькала в руках, стягивая конским волосом разорванные мышцы и кожу. Опыта нет никакого – хорошо, армия шить научила.

Закончив, я полил шов спиртом и принялся накладывать повязку, приказав Рогану убрать палец с артерии. Кровь просачивалась сквозь материю, но это было нормально, кровотечение скоро прекратится. Я надеялся, что молодой организм воина выдержит.

– Положите его на подводу. Очнется – сразу дать вина!

Война не так страшна, как ее последствия.

Основные потери составляли раненые. Без вовремя оказанной хорошей помощи они умирали. В несовершенстве здешней медицины я убедился. Простое ранение грозило стать смертельным, что уж говорить о тяжелом. А если люди и выживали после колотых и резаных ран, то пополняли армию безнадежных калек. В жестоком мире это равносильно медленной смерти.

Воинов надо беречь – храбрость солдата требовала подпитки и напрямую зависела от уверенности в том, что о нем позаботятся. Мой мир постоянно вел жестокие войны и на последнем этапе истории хорошо развил экстренную медицину и обеспечение ветеранов, что позволило сильно снизить потери. Люди знали – их не бросят на поле боя и не выкинут на улицу, если они останутся калеками. Несчастные находились хоть и на скудном, но все же обеспечении государства.

Я сидел на войлоке, ожидая следующего пациента. Кроме меня, им не мог помочь никто. Воины преданно шли в бой, и я постараюсь отплатить им тем же.

Со вторым раненым повозиться пришлось основательно. Хорошо, сами внутренности оказались не задеты – доспехи не дали лезвию углубиться в плоть, лишь разрубив мышцы на животе, образовав зияющую рану. Раненый стонал и просил добить. Пришлось влить вина и оглушить, чтобы не дергался, и прибегнуть к помощи Каталины. Она и Цинна крепко держали руки несчастного.

Тщательно промыв рану и вывалившиеся кишки разведенным водой вином, я осторожно уложил внутренности и плотно зашил живот. Закончив, пролил шов спиртом, наложил повязку и велел раненого не кормить, давать по чуть-чуть пить бульон.

Я далеко не доктор и не имел опыта, кроме поверхностных знаний, но остальные и того не имели. Роган и девчонки смотрели выпученными глазами, но беспрекословно выполняли команды.

– Надеюсь, выживут, а то воины сочтут твои действия безумным издевательством, – прокомментировал вампал.

– Должно помочь, – мысленно ответил я.

Очередной доставленный бедолага нянчил правую руку с сильно искривленным от удара наручем. Латная перчатка залита кровью. Железо сдержало удар меча, не дав отрубить руку, но кости сломаны.

Проведя привычную подготовку – изрядная порция вина внутрь и мастерский удар за ухо, – я приступил к операции. Аккуратно сняв с поврежденной руки искореженную латную перчатку, уставился на обломки желто-белой кости, раздирающие предплечье.

Теория хорошая штука – но без практики мертва.

Чтобы соединить правильно кости, пришлось немного разрезать руку, тщательно закрепить шину из деревянных палок, зашить разрезы, обработать и перебинтовать. Я закончил и увидел, что воин пришел в себя. Как долго он терпел боль? Белые губы превратились в тонкую линию, парень прошептал:

– Мой лорд, я буду калекой? – На его глаза навернулись слезы.