Бремя власти - Игорь Анейрин

— Не правда ли, идеально просто, миледи, — удовлетворённо произнёс Орнус. — С вашей фигурой любой лишний клочок ткани только испортил бы впечатление…

— Спасибо, — просто сказала Бланка. — Мастер, вы — волшебник.

— Я знаю, — портной широко улыбнулся и потёр руки. — Да, кстати: лорд Кэдваллэдер просил меня поставить его в известность о том, когда мы закончим. А к завтрашнему у вас будет костюм для верховой езды.

Весело насвистывая что-то себе под нос, Орнус собрал свои причиндалы и ещё раз с видимым удовольствием оглядев девушку с головы до ног, откланялся.

Глава 21

ОХОТА

Бланка пришпоривала лошадь, пытаясь не отстать от каракового жеребца, на котором далеко впереди скакал принц. Сзади примерно на таком же расстоянии за ней еле поспевал Гриффин, отчаянно чертыхаясь. Ему не повезло почти с самого начала, когда у его коня сбилась подкова. Справа и слева слышался перестук копыт лошадей других охотников, далеко рассеявшихся по лесу. В двух десятках футах от неё мелькнул плащ Канута Тэлфрина, который нашёл время обернуться и приветственно помахать Бланке рукой.

Необузданное веселье охватило девушку. Вот ведь, ухажёр выискался. После вчерашнего вечера число её поклонников выросло, по крайней мере, вдвое. И это не говоря уже о Гриффине Морте, который явился за ней почти сразу после ухода мастера Орнуса с тем, чтобы препроводить в пиршественную залу. С лёгким поклоном он вошёл в её опочивальню и сразу застыл, даже вроде чуть приоткрыв рот.

— О, леди Бланка, — пробормотал он, покачав головой, — вы восхитительны…

Он церемонно подал ей руку и всю дорогу поглядывал в её сторону.

В огромной комнате с полыхавшим камином, кроме них, оказалось три человека: Галахад, удовлетворённо, как показалось Бланке, кивнувший в её сторону, и еще два незнакомых ей молодых человека, поднявшихся с кресел, чтобы поприветствовать вошедших. Как она узнала чуть позже, одного из них звали Рихер Илидир, и он приходился племянником герцогу Бедвиру, а вторым был как раз Канут Тэлфрин. Бланка искоса и быстро глянула на него, пока принц произносил их имена, а они расшаркивались перед ней, выделывая забавные кульбиты ногами. Судя по всему, последний был сыном того самого великого и могущественного графа Тэлфрина — одного из тех, что отправил Рутвена Беркли на плаху. Канут, — а сокращённое — «Кнут». Бланка мысленно фыркнула — это надо же так любить своего ребёнка, чтобы назвать его «Кнут». Интересные имена у этих северян. Сам он был высоким, крепко сложенным молодым человеком лет двадцати с бледной кожей; прямые соломенного цвета волосы, разделённые прямым пробором, падали ему на плечи, удерживаемые на голове простым по форме серебряным обручем с крупным изумрудом надо лбом. Длинный нос, высокие скулы, крепко сжатые тонкие губы; а его серые стальные глаза, оценивающе уставившиеся на Бланку, похоже, десять раз раздели и одели её за то время, пока Галахад представлял их друг другу.

— О, леди Харлех, — произнёс Канут, почти неощутимо пожав ей кончики пальцев в качестве приветствия, — я олух… Я оказался настолько слеп, что позволил Гэлу первому увидеть вас. И если он наскучит вам… слышишь, Галахад, а это рядом со мной случится скоро… я заберу вас с собой.

— Заберёте меня? Сначала подберите собственные слюни, сир, — тихонько произнесла она, пожав ему руку в ответ и подивившись собственной дерзости. На мгновение ей показалось, что глаза Тэлфрина вспыхнули, но он тут же звонко расхохотался.

— Слова здесь бессильны, — сказал он, — миледи, я ваш слуга. Похоже, Гэл, — добавил он, поворотившись в сторону принца, — что моей сестричке ничего не светит… Я восхищён.

На плечи Тэлфрина был накинут плащ, подбитый волчьим мехом, что Бланку тоже несколько удивило: на юге волк считался совсем не аристократическим животным. Здешние лорды предпочитали носить куньи и горностаевые меха, оставляя волчьи и медвежьи шкуры простолюдинам. На севере, похоже, другие порядки.

Рихер Илидир, носивший титул графа Бьорг, просто краснел и бледнел, искоса поглядывая на Бланку. Он был от силы на год постарше её и бормотал комплименты с очень трепетно-смущённым видом.

Атмосфера очень быстро наладилась. Несколько бокалов превосходного кьянтского вина, сверкавшего рубиновым цветом в хрустальных бокалах, перепела, чудный сыр, фрукты и горы сладостей — и беседа потекла живой рекой. Молодые люди с интересом слушали её рассказы о южном Пограничье и, покачивая головами, внимали описанию захваченного в плен дхарга. Судя по всему, на севере истории о Стене уже давно воспринимались как что-то вроде страшных сказок, не имевших никакого отношения к реальной жизни.

Набравшись храбрости, она спросила Кнута о его отце. Тот только отмахнулся.

— Увольте, Бланка, — заявил он, — между нами будь сказано, я здесь отдыхаю, а это случается довольно редко. Отец с детства навешивает на меня кучу обязанностей, так сказать, готовит к роли преемника: то с судом куда-то съездить, то опять в некоей деревне налогов недобор — и приходится, как загнанная лошадь, по всему северу мотаться. Хильдеберт Тэлфрин — он как каменная глыба. Весь в шубах и с бородой до середины груди. Только посмей что-то возразить — и не рад будешь, что на свет появился. Так что давайте лучше о вас поговорим.

— А ваша сестра?

— А что сестра? Она очень мила, вся светленькая и тоненькая, как льдинка. Кстати, её тоже Бланкой зовут, только помладше будет — ей полгода назад шестнадцать исполнилось. Я вас обязательно познакомлю, хотя мне кажется, что вы с ней, как снег и пламень — совсем разные. Как и она с Галахадом, кстати: отец хочет их поженить, но, похоже, не выйдет ничего. Ну, не любят они друг друга. Это как треугольник с кругом вместе сложить, чтобы одна фигура получилась — безнадёжно…

— Эй… хватит уже, — смешливо фыркнул Галахад, — не твоего ума дело. Лучше спой что-нибудь.

— Хорошо. Только играет пусть Рихер, у него лучше получается.

Во мгновенье ока откуда-то в руках последнего появилась лютня.

— Давай «Эрека и Эниду», — сказал он, подмигнув, — как раз к случаю…

Под нежные переливы струн Тэлфрин запел хорошо поставленным голосом:

И впрямь была она красива.

С любовью здесь такое диво

Природа мудро создала,

Его украсив, чем могла,

Самой себе на удивленье:Как столь чудесное творенье

Могло на свет явиться вдруг?

Да, из её не выйдет рук,

Какие б ни были старанья,

Еще такое же созданье.Она сама свидетель честный,

Что девушки такой прелестной

Еще на свете не видали.

Скажу — поверите едва ли:

Был ярче блеск ее волосИзольды светлокудрой кос.

И лилий чище и белей

Чело склоненное у ней.

По коже этой белоснежной

Румянец разливался нежный,И было словно волшебство

Сиянье тёплое его.

Светло, как две звезды большие,

Мерцали очи голубые.

Господь не часто создаетГлаза такие, нос и рот.

Глядеть поистине отрада

На них, не отрывая взгляда.

Так мы от зеркала подчас

Упорных не отводим глаз.[4]

Конец этой песни Тэлфрин, Галахад, Гриффин и Рихер пели уже вместе, донельзя смутив Бланку, хотя она и старалась не подавать вида. Едва дождавшись окончания баллады, она встала.