Казанова - Ален Бюизин

XXVI. Последний тур по Европе

Если бы я женился на женщине, достаточно ловкой, чтобы мною управлять, подчинять меня себе, так чтобы я и не заметил своего подчинения, я заботился бы о своем состоянии, имел бы детей и не остался бы таким, каков я есть, один на свете и ничего за душой.

В середине января 1783 года Казанова приезжает в Вену. Он, конечно, не забыл, что был выслан из этого города шестнадцать лет назад префектом полиции за азартные игры и использование крапленых карт и что в принципе он не имеет права туда являться, однако он знал, что эта старая история позабыта. Уверенность его была тем сильнее, что в Вене отныне был новый император, Иосиф II, сменивший в 1780 году Марию Терезию, и новый префект полиции: на берегах Дуная установилась веселая свобода, так что австрийская столица стала одним из излюбленных мест авантюристов всех стран.

Последняя месть венецианца своей неблагодарной родине, напоминающая знаменитую мистификацию Орсона Уэллса в ХХ веке[101]: Казанова «сумел вставить письмо в депеши венецианского посланника в Вене. В этом письме он предсказывал, что в городе на лагуне произойдет сильное землетрясение. Острова погрузятся в море, каналы выйдут из берегов и затопят Дворец дожей, и колокольня Святого Марка скроется в волнах», – пишет Ги Андор. Хотя казановисты, к несчастью, так и не нашли это удивительное письмо, мы, по меньшей мере, располагаем описанием разрушительных последствий его в Светлейшей, которые содержатся в письме французского посланника в Венеции Шлика к графу де Варенну: «На прошлой неделе государственные инквизиторы получили анонимное письмо, возвещающее, что 25-го числа сего месяца Венеция будет полностью разрушена землетрясением, еще более ужасным, чем в Мессине. Это письмо посеяло панику во всем городе. Некоторое число патрциев спешно покинули город, их примеру последовали другие. Автор безыменного письма… – некий Казанова, написавший его в Вене и сумевший вставить в личную переписку посла». На самом деле поступок Казановы не сводится к простой мистификации, призванной напугать трусов-патрициев, достаточно глупых, чтобы поверить в то, что землетрясения можно предсказывать. В более глубоком смысле – это символическое разрушение города, которому он больше не нужен. Раз Венеция изгнала меня, пусть скроется в пучине! Для меня она больше не существует.

В конце мая 1783 года Казанова уехал из Вены в Италию, похоже, без всякой серьезной причины. Он, наверное, и сам не знал, какие тщетные цели преследует, за какие химерические надежды цепляется. Порой говорили о масонской миссии, с которой он объезжал всю Европу, однако эту версию приводят всегда, когда не знают точной причины его переездов. На самом деле это прежде всего возвращение к истокам. Венеция по-прежнему влечет его к себе как магнит. Он не может от нее отдалиться, окончательно перерезать пуповину, которая всегда связывает его с родиной. Первая остановка на неделю у Николо Фоскарини, брата венецианского посла в Вене, который проживает в Удине, совсем рядом от Светлейшей. Джакомо словно хочет отдалить прощание. В январе 1783 года Казанова думал, что больше не увидит Венецию, и все же в понедельник 16 июня 1783 года не смог удержаться и наведался туда в последний раз. В буквальном смысле туда и обратно: велел отвезти себя до Фондаменте де Сан-Дзаниполо (поскольку дом Барбарии де Ле Толе, где жила Франческа, не выходил на воду) и поздоровался с ней, не задерживаясь, даже не выходя из гондолы. Он сильно рисковал. Знал, что если его поймают, он вернется в Пьомби и на сей раз уже оттуда не сбежит. Не могу себе представить более тягостной сцены, чем это поспешное прощание со своей спутницей и своим городом. Он быстро уехал в Местре.

Весь 1783 год он беспрестанно переезжал с места на место. Очевидно, что Казанова ездил, потому что не мог найти, где зацепиться, остановиться. Теперь, когда его нет в Венеции, его в буквальном смысле нет нигде. Тогда какая разница! 17 июня он в Бассано; делает остановки в Тренте, Инсбруке, неделю проводит в Аугсбурге в конце того же месяца. Именно там он получает письма от верной Франчески, хранящей страстную привязанность к своему любовнику.

5 июля он во Франкфурте-на-Майне. Затем – Майнц, Кельн. 16 июля он в Ахене. Я убежден, что он путешествует наугад, никогда не зная, куда отправится потом. Несчастный Казанова, носящийся во весь опор по Европе, напоминал тогда пчелу, запертую в комнате, которая не находит выхода и беспорядочно носится, как сумасшедшая, натыкаясь на препятствия, возвращаясь в исходную точку, чтобы тотчас вновь пуститься куда глаза глядят. Он явно выбит из колеи. Переезды становятся практически неврозом. Это уже не путешествия, а какая-то дромомания, симптом патологической неуравновешенности. Это уже не космополитизм, а почти самоубийственное саморазвеяние по Европе. Теперь он в Спа, городе причуд, где он пережил одно из самых унизительных происшествий в своей жизни. Одна английская леди пригласила его сопровождать ее в Амстердам и сделала ему такие предложения, что у Джакомо, который всякое видал, мурашки побежали по коже. Хотя Казанова так и не набрался смелости сообщить в переписке с друзьями, каковы конкретно были эти предложения, похоже на то, что англичанка хотела сделать Джакомо своим официальным жиголо: он стал бы ее любовником на четыре года в обмен на срочные выплаты, которые переводились бы на его счет. Полностью всю сумму он получил бы по истечении контракта и по завершении своей беспорочной сексуальной службы. Какое ужасное падение для распутника! Получать плату, как сам он платил за продажную любовь! Он в буквальном смысле сбегает. Гаага, Роттердам, Антверпен, Брюссель. В Венеции, где его близкие живут в жуткой нищете, несмотря на небольшие суммы, посылаемые Джакомо (он оказался меньшим эгоистом, чем можно было подумать), продолжают распродавать вещи. После одежды в ход пошли простыни, которые продали, чтобы уплатить за жилье. Франческе даже пришлось продать золотой крестик, который она так любила. «Это конец всему! – пишет она, – ведь я уже продала столько всего, чтобы есть! Короче, бывают моменты, когда мы совершенно не знаем, как жить. У меня нет никого на свете, кроме тебя, и от тебя одного я жду помощи. Когда ты сможешь мне помочь, то помоги. Я знаю, ты от всего сердца поможешь мне, как только сможешь. Если бы ты знал, мой дорогой друг, что бывают дни, когда нам нечего есть!»

Наконец, 20 сентября он прибывает в Париж. По счастью, его брат Франческо, художник, и его вторая жена тогда жили в Лувре и предоставили ему кров. Какое мрачное чувство, должно быть, испытал Казанова! Париж для него – уже не европейская столица искусства жить, а королевство мертвых. Огромное кладбище. Столько старых знакомых отошли в мир иной. Умерли маркиза д’Юрфе и госпожа дю Рюмен. Умерли и Манон Балетти, Камилла. В попытке раздобыть немного денег, он затевает множество проектов, которые, разумеется, обрываются в самом начале. Он задумал выпускать газету. Обдумывает путешествие на Мадагаскар. Набрасывает на бумаге планы большого канала из Нарбонна в Байонну, вдоль Пиренеев. И другие задумки не приводят ни к чему конкретному, ощутимому. Он захаживает в различные академические учреждения, где жарко спорят об опытах братьев Жозефа и Этьена Монгольфье. После первого полета домашних животных – петуха, утки и барана, осуществленного 19 сентября 1783 года, – Пилатр де Розье и маркиз д’Арланд вознеслись 21 ноября из сада при замке Ла Мюэтт на шаре, разработанном Этьеном Монгольфье, пролетели над Парижем и приземлились в Бютт-о-Кай, между Мулен-де-Мервей и Мулен-Вье. 23 ноября 1783 года Казанова присутствовал на заседании Академии наук, где был заслушан доклад об этом чудесном полете.

Два месяца спустя он покидает Париж вместе с братом Франческо и возвращается в Вену 7 декабря. По правде говоря, Франческо сильно торопился смыться втихую. После смерти своей первой жены, через десять лет неудачного брака, он женился на Жанне Катрин Делашо, которая принесла ему весьма приличное приданое, благодаря щедрости своего любовника, графа де Монбаре, который был отцом двух ее детей. Франческо пришел на смену любовнику, взял на себя заботы о детях и прикарманил деньги, но и этот брак не заладился. Надо сказать, что от образа жизни Франческо, который любил тратить деньги, как знатный вельможа, приданое быстро растаяло. Сплошь в долгах, поссорившись с женой, Френческо помышлял только об одном: бежать как можно скорее, и пусть жена сама выкручивается. Он уплатил самые вопиющие и неотложные долги, заставив раскошелиться клиентов, которые заказали ему картины, но не стали их забирать или платить по счету. 13 ноября его брат Джакомо сумел получить в Фонтенбло от венецианского посла Долфина паспорта за подписью министра Верженна. Presto! В путь! 24-го оба брата поспешно покинули Париж.