Казнить нельзя помиловать - Дас Шохом

Мы – детекторы лапши на ушах. Мы должны вслух говорить о тех, кто, по нашему мнению, пытается обмануть систему, симулируя или преувеличивая симптомы психической болезни. Такой была украинка Дарина Бойко, бывшая модель, обвинявшаяся в мошенничестве на много миллионов фунтов. Я считал, что она нарочно включает свои водометы и уклоняется от участия в уголовном процессе, чтобы избежать тюрьмы.

Мы – мальчики для битья (в идеале, конечно, не буквально, в отличие от меня). Мы поглощаем и амортизируем ярость и досаду многих, кто хотел бы отыграться на обществе за то, что оно пренебрегает ими и отторгает их. Людей вроде Джордана Дориана, который едва не погиб сам и не погубил свою мать, устроив пожар. Людей вроде Памелы Торн, которым нужна кожа потолще, как для того, чтобы не так легко поддаваться на провокации, так и для того, чтобы защититься от обильных самоповреждений, когда тебя сердят. Иногда от этого буквально остается море крови, которое приходится собирать тряпками.

Мы – ученики школы молодого бойца. Мы регулярно изучаем приемы физического удержания, чтобы обездвиживать агрессивных больных и тем самым оберегать самих себя и других обитателей больницы или тюрьмы. Мы должны уметь действовать быстро и решительно, чтобы избежать травм, однако гуманно и сообразно обстоятельствам, чтобы избежать трагедий – вспомним убийство Рокки Беннетта, больного шизофренией, который погиб в октябре 1998 года в полузакрытом отделении в Нориче после того, как сотрудники накачали его лекарствами и слишком долго удерживали в неподвижном состоянии.

Мы – игроки. Иногда нам приходится делать осторожные ставки на основании клинических решений. Крайне редко, но бывает, что мы вынуждены пойти против мнений наших коллег, рискуя запятнать свою профессиональную репутацию. Так было, например, в случае Стеллы Лоуренс, которая, как я считал, была психически больна, причем настолько тяжело, что ее опасно было выпускать из тюрьмы, а на самом деле, по-видимому, просто разыгрывала меня, пусть и с поразительной достоверностью.

Мы – советники. Мы даем судьям консультации по невероятно сложным вопросам психического здоровья и проводим их по минному полю, помогая принять взвешенные решения по уголовным делам. Подобно делу Барри Маллигана, того валлийца, который вонзил ножницы себе в щеку и порезал двоюродную сестру в приступе психоза, вызванного употреблением наркотиков. Я убедил судью ограничиться принудительными работами и обязать Барри пройти психиатрическое лечение и наркологическую реабилитацию. В сложившихся обстоятельствах это было, по-видимому, оправданно, учитывая, что в прошлом Барри не совершал насильственных преступлений, а совершенное нападение было вызвано исключительно приемом наркотиков.

Мы – бармены в салуне последнего шанса. Мы спасаем тех, кому прямая дорога в тюрьму, но у них не хватит душевных сил там выжить. Мы даем им альтернативу и возможность оправдать себя. Так было в случае Дензела Чу, которого так терзали мысли о совершенном в далеком прошлом поступке, что он, выпив, грозился покончить с собой, но угрозы эти были сугубо театральными и к тому же сильно раздражали, поскольку причиняли ненужные неудобства службам спасения. Его не посадили в тюрьму, а приговорили к общественным работам (но, увы, в дальнейшем он сжег мосты и потерпел неудачу).

Мы – дипломаты и миротворцы. В некоторых ситуациях нам нужно подавать голос разума, чтобы всех успокоить и сбить накал страстей, как в том случае, когда Джордан Дориан разбил мной стенной шкаф после того, как я был вынужден запретить ему выходить на прогулку в город. Мы должны уговаривать и урезонивать, как в случае Джонни Бенсона, полупрофессионального мастера по смешанным боевым искусствам, который держал нас в заложниках, впав в психотическое состояние после известия о смерти брата. Иногда нам нужно собирать все свое хладнокровие, чтобы добыть нужные сведения из излишне пылких пациентов – вспомним Ральфа Рейли и его вздорного папашу в перчатках без пальцев, обследовать которых было так трудоемко из-за непрерывных обличительных речей в адрес врачебной профессии в целом и тупых психоболтологов вроде меня.

Мы – те, на ком лежит ответственность. В роли распределителей ограниченных ресурсов мы обязаны решать, кому нужно длительное наблюдение и высокий уровень поддержки в обществе, а главное – кому они не нужны. В этом отношении от нас ждут поистине экстрасенсорных способностей – мы должны предсказывать, кто из наших подопечных и в будущем пойдет на насилие и убийство, а кто нет. Наше дело – предотвращать трагические случаи вроде истории Элджина Смитсона, который убил трех своих подруг и пытался покончить с собой, а в итоге остался без рук и ног.

Иногда мы – козлы отпущения, подобно доктору Даниэль Канарелли, психиатру из Франции, чей пациент, страдавший параноидной шизофренией, убил гражданского мужа своей бабушки. Доктор Канарелли получила год условно и выплатила семь тысяч евро штрафа.

Мы – критики. Мы анализируем данные коллег и иногда вынуждены изгонять из своей среды липовых экспертов, позор нашей профессии, которые, движимые алчностью, искажают информацию и даже идут против истины в интересах той стороны, которая дает им указания и платит им, вместо того чтобы сохранять нейтралитет и объективность в интересах суда. Я подозревал это в случае Джейка Гоува, бывшего военного, который напал на владельца магазина на почве расовой ненависти, а выдал это за ПТСР.

Кроме того, мы самокритики. Нам ни за что нельзя заноситься и впадать в самодовольство – и мы должны понимать, что мы можем, а чего не можем. Нам нужно постоянно помнить о случаях вроде профессора сэра Роя Мидоу, чьи непрофессиональные показания привели к тому, что Салли Кларк была несправедливо обвинена в убийстве. Профессор Мидоу утверждал, что ее маленькие дети были преднамеренно задушены, а много лет спустя было установлено, что они умерли от синдрома внезапной смерти новорожденных.

Мы – слепые винтики системы. Мы обследуем, ставим диагнозы и лечим опасных больных и тем самым защищаем общество и оберегаем будущих потенциальных жертв. Однако нередко нам не удается увидеть плоды своих трудов, в отличие от других психиатров.

Мы – избирательные предатели. В экстремальных случаях, когда речь идет о риске для жизни, мы вынуждены нарушить конфиденциальность. Мне пришлось рассказать о тайных бредовых мыслях Гарри Джексона о сделке с дьяволом и о его суицидальных намерениях с участием автобуса номер девять, чтобы его отправили на принудительное лечение ради его же безопасности.

Мы – терапевтические лидеры. В критических ситуациях, например, когда Гарри все-таки совершил самоубийство, наш долг – принять и унять и свои эмоции, и эмоции своих коллег. Мы должны успокаивать – и мы должны исцелять. Кроме того, мы должны подвергать себя самоанализу и иметь смирение, чтобы проверять, насколько безупречны наши услуги. Наша обязанность – находить и латать любые щели в системе, чтобы предотвратить трагедии в будущем.

Мы – вечные студенты. В тех крайне запутанных, сложных, расплывчатых делах, когда на все можно взглянуть с нескольких правдоподобных точек зрения, мы обязаны проводить исследования и повышать свою квалификацию. Для этого, например, приходится изучить все подробности законодательства и обратиться к коллегам за вторым мнением. Как в случае Барри Маллигана, чей психоз, вызванный употреблением наркотиков, и его связь с заявлением о невменяемости поставили в тупик и меня самого, и моих коллег.

Мы – это все сразу.

Я получил квалификацию врача почти за два десятка лет до написания этой книги. Начал специализироваться по психиатрии около 15 лет назад. Работаю исключительно с преступниками около 10 лет. И только в последние два года профессиональной деятельности или около того я начал понимать, что мы, судебные психиатры, обязаны выходить за узкие рамки рабочих обязанностей.

Мы должны быть наставниками и репортерами. Мы должны распахнуть эти массивные, устойчивые к попыткам побега, активируемые отпечатками пальца магнитные двери промышленной прочности и явить всем скрытый за ними тайный мир. Чего не знаешь, того боишься. Нам нужно развеять мифы вокруг судебной психиатрии – только так мы сможем побороть стигматизацию тех, кто попал в эту систему. Историй знаменитостей недостаточно. Нам надо рассказывать людям о тяжких испытаниях и чудовищном прошлом большинства наших пациентов, чтобы объяснить, почему они были вынуждены нападать на других людей и брать то, что им не принадлежит. При этом нам необходимо быть осторожными. Мы должны избегать соблазна раздувать сенсации, излагая исключительно кровавые подробности преступлений. Наша обязанность – пропагандировать истории успеха, показывать, что наши больные, вопреки всему, способны вернуть свою жизнь в нормальную колею.