Дом и дорога - Вячеслав Владимирович Веселов

В низких берегах текла мутная степная река. От нее шла прохлада и ветер доносил сухой шелест камышей. Возле реки, на оставшемся с давних времен насыпном холме, мальчик играл.

Он любил это место. С кургана открывался вид на бескрайние поля. А там, у черты горизонта, синел дальний лес, из-за которого появлялись самолеты. Они всегда шли высоко, и мальчику нестерпимо хотелось увидеть, как сидят люди в этих крошечных, плывущих по небу машинах. Он знал, конечно, что самолеты вовсе не такие маленькие, какими кажутся с земли. Но все же, какие они? Что в них за люди? Он изо всех сил старался представить себе лица летчиков, но у него ничего не получалось.

Однажды в сумерках над холмом с грохотом пронесся самолет. Мальчик успел лишь заметить огоньки на крыльях и короткий, бледно-желтый хвост пламени из мотора. Решив, что самолеты летают низко только по вечерам, он теперь до темноты пропадал на холме. «Самолеты летят домой», — думал мальчик, провожая взглядом огоньки. Бывало, уже и звезды затеплятся, потянет из степи свежим ночным ветром, а он все сидит на кургане.

Мальчик мечтал о том времени, когда сам станет летчиком. Однажды он будет лететь долго-долго, летней ночью сядет где-нибудь в поле и усталый уснет рядом со своим самолетом...

К жизни его возвращал хриплый голос тетки:

— Митяй! Где ты? Митька-а-а...

Их начало болтать, едва они успели подняться. Глядя на оседающий под крылом аэродром, Дмитрий Мальцев вдруг вспомнил, как несколько лет назад они приземлились здесь после долгого сидения в Минеральных Водах. Потом мелькнуло слабое, уже совсем далекое воспоминание: тот же аэродром, первая послевоенная осень, он выходит из самолета, в руках вещмешок, ноет простреленное плечо... Короткое, удивившее его воспоминание возникло на миг, пропало, и к Мальцеву вернулось дурное настроение, не покидавшее его со вчерашнего дня, когда он неожиданно узнал, что надо лететь на юг.

За Саратовом они попали в такую кучевку, что едва удерживали штурвалы в руках. Машина тоскливо поскрипывала. Сидевший в общей кабине сотрудник исследовательского института Балахонов вытирал платком лицо и морщился. Из головы у него не выходил плакат, виденный в диспетчерской: «Летчик, помни! Полет в грозовых и мощных кучевых облаках запрещен». Балахонов поднялся и, спрятав платок, пошел к летчикам.

Там было совсем худо: запах нагретого металла и резины, пышущие жаром блоки радиопередатчика, вой умформеров. Летчики сидели, распахнув рубахи и засучив рукава, а радист и вовсе был в одной майке. Он что-то остервенело кричал в микрофон. Второй пилот курил, что уж совершенно было ни к чему. Балахонова стало поташнивать от папиросного дыма, и он вернулся в общую кабину.

А навстречу все летели тугие, молочно-белые шары облаков, и всякий раз, как только машина зарывалась в них, у летчиков в руках начинали дрожать штурвалы.

В полдень они сели на маленьком аэродроме, построенном в степи для самолетов научной экспедиции: посадочная площадка, отмеченная флажками, да незатейливое строение — штаб экспедиции, для нужд которой им теперь предстояло работать.

Они долго рулили за бежавшим впереди самолета парнем в соломенной шляпе. Наконец тот резко повернулся на ходу и поднял руки. Машина, качнувшись, замерла. Винты, замедляя бег, вращались все тише, пока не застыли черными крестами на бледном от зноя небе.

Они вышли из самолета. Воздух вокруг был неподвижен. Казалось, все вымерло, и только откуда-то из сухой травы летел металлический звон цикад. Внезапно, точно по команде, цикады смолкли, и Мальцев услышал, как в гнетущей тишине потрескивают остывающие двигатели.

Подошел парень в выгоревших тренировочных штанах, подвернутых до колен, и старых парусиновых туфлях. Загорел он до черноты, нос у него шелушился.

— С прилетом, — весело сказал он. — Ну и денек сегодня. Прямо пекло какое-то! Скажите, Балахонова среди вас нет?

Балахонов вышел вперед.

— Вас будут ждать в управлении до семнадцати часов. Позднее вы можете позвонить вот по этому телефону. — Парень протянул листок из записной книжки. — А вам, — он с интересом разглядывал летчиков, — в гостинице оставлен номер. Шофер ждет. Через час с небольшим будете на месте.

— Ты один здесь? — спросил Мальцев у парня.

— Нет, в домике дежурный радист. Но теперь ему делать нечего. Он тоже сейчас уедет. Вы опечатаете самолет и сдадите мне.

Мальцев посмотрел на степь, побуревшую от зноя, на поникшие травы и цветы, на горизонт, подернутый лиловой дымкой, и почувствовал страшную усталость.

— Поезжайте, — сказал он друзьям. — Я остаюсь здесь.

Ему не хотелось даже шевелиться. Он знал и город, и гостиницу и легко представил себе унылый длинный коридор, запах кухни и одеколона, весь безликий гостиничный уют — старые ковровые дорожки, продавленные кресла, выцветшие обои, пыль за батареями.

Слабый порыв ветра, похожий на короткий вздох, принес аромат полыни.

— Поезжайте, — повторил Мальцев. Потом посмотрел на парня: высокий, худой, большой детский рот, бусинки пота над верхней губой. — Ну что...

Парень пошевелил губами.

— Юрий... Меня звать Юрием.

— Ну что, Юра, пойдем?

Они зашагали к домику.

— Вы командир экипажа Дмитрий Петрович Мальцев. Я знаю. Они здесь вчера были, геофизики. Данила Степанович говорил им, дескать, успокойтесь, прилетит Мальцев и с понедельника начнет работать. Он, мол, все квадраты знает, раньше тут летал.

Они вошли в домик: сухой пыльный жар, застарелая табачная вонь. Стол, две грубо сколоченные скамьи, какие-то ящики. На стене висело мутное зеркало. «Не забыли! — Мальцев криво усмехнулся. — Надо было и зонтик от солнца захватить». Он бросил взгляд в зеркало и остался собой недоволен: худое серое лицо, седая щетина...

— Попить у тебя, Юра, найдется?

— Да, конечно. Мы бидон с водой в землю зарыли. Только вода все равно нагревается. Вечером я схожу в деревню за молоком.

Мальцев вышел следом за парнишкой. Измученная зноем степь обдала летчика душной волной, и он пожалел, что не поехал с экипажем в город. Парень принес воду. Она была теплая и солоноватая.

Мальцев бросил куртку на траву и сел в тени домика. Он курил, прислонившись к стене и ощущая спиной нагретые доски.

«Собачья жизнь, — думал Мальцев. — Соберешься в кои веки отдохнуть по-человечески, и то... Жена взяла отпуск, у дочери каникулы, билеты на руках. Надо же! Глаза бы не глядели на этих геофизиков. Вечно им времени не хватает, вечно у них сроки горят. Навалятся на машину, кронштейны с приборами установят, датчиков понавешают. «Еще один прогончик, Дмитрий Петрович. Запускай моторы!» А потом сядут и до полночи тары-бары, спорят, курят. Утром, еще черти на кулачках не бились, — уже на ногах. «Поехали, командир!» Оказывается, и курсы не те, и высоты не те. Сами