Тайна аптекаря и его кота - Виталий Каплан

— А зачем вы вообще туда полезли? — задал я давно мучивший меня вопрос. — Ну, то есть, не только туда, но вообще. Зачем помогали вдове, зачем помогали Баалару, зачем исцелили сына зеленщицы? Ну и многим другим, как я понимаю, помогли тайным искусством. Зачем? Вы ж денег с них не брали…

— Видишь ли, Гилар, — ответил господин тихо, — когда я заключил договор с демоном, то прекрасно понимал, что обрёк свою душу преисподней. Но мне хотелось всё-таки не слишком её замазать в жизни земной. Нет, не думай, что я творил чародейством добрые дела и надеялся, будто за них мне будет от Изначального снисхождение. Какое уж тут снисхождение, коли я остаюсь в договоре с демоном? Да, мне в любом случае гореть в чёрном пламени преисподней, буду ли я помогать людям, не буду ли. Но всё-таки пусть чёрное пламя жжёт не чёрную душу. Поэтому, заключив договор ещё с тем, первым демоном, я дал вдобавок и обет: всякому, кто попросит у меня чародейской помощи ради доброго дела, оказать её, и безвозмездно. Я не Творцу Изначальному дал этот обет, а самому себе. Мне — понимаешь, мне! — не всё равно, каким я останусь. Пускай от этих добрых дел мне ни в этой, ни в будущей жизни не будет никакой пользы — но я всё равно не откажу нуждающемуся. Всё это может показаться тебе увёрткой, оправданием, но я говорю правду, младший надзорный брат!

Я ничего ему не ответил. Да и что мог ответить, тут опытный душепопечитель должен разбираться, а мне куда, безусому? Вот как придём в укрывище, думал я, может, попросить наистарейшего брата Ахимасу поразмыслить, как в таком случае быть? Душа-то, с одной стороны, обречена, а с другой, пока что живая она. Вроде и в когтях демонских, а вроде и не разодрана ими в клочья. Можно ли тут надеяться на милость Творца? Поможет ли заступничество пребывающих на третьем небе праведников?

— А помните, — спросил я про другое, — тогда мы с Баалару домой вернулись, вы в кабинете изумруд свой оставили. Случайно так вышло, или с целью?

— С целью, Гилар, — в голосе его уже не было ни страсти, ни язвительности, а была лишь усталость. — Ещё одна проверка. Хотел посмотреть, тронешь ли ты камень. Изумруд ведь сохраняет память о прикосновениях. Любой обычный мальчишка-лакей на твоём месте обязательно бы не утерпел, потрогал. Да и неопытный нюхач тоже. Но ты удержался.

— А наукам зачем учили? И воинским умениям? — мне и впрямь было занятно это выяснить.

— Потому что ты мне стал интересен, Гилар, — спокойно тветил господин. — Не как нюхач, а как живой человек.

И вот тут-то оно и случилось! Едва договорил он, как охнул и повалился наземь. Я тут же повернулся к нему.

Нет, братья, не болт арбалетный, не голодный по весне медведь! Всего лишь еловый корень, некстати подвернувшийся ему под ногу. Однако и того хватило, чтобы господин Алаглани растянулся поперёк тропинки и чуть не выл от боли.

— Как глупо! — это первое, что прошептал он, когда вообще смог говорить. — Помоги сесть.

Я прислонил его спиной к стволу той самой вредной ёлки, чей корень присёк нашу интересную беседу.

— Осторожно сними мне правый башмак и закатай штанину, — велел он. Зрачки у него расширились, видно, сильно болело.

На первый взгляд, нога была как нога. Ну, то есть непохоже, что переломана.

— Это или вывих, или растяжение связок, — сообщил господин, поймав мой вгляд. — Если вывих, ты, надеюсь, умеешь вправлять? Если нет, объясню на словах.

Он подтянул ногу и принялся ощупывать её своими длинными и тонкими пальцами. Иногда кривился от боли, иногда удовлетворённо хмыкал.

— Растяжение, — подытожил он наконец. — Сейчас убедимся. Помоги-ка мне встать, да будь настороже. Если всё же вывих, то ступить я не смогу, свалюсь от боли. Тогда ты меня подхватишь.

Всё-таки это оказалось растяжение. Худо-бедно, а сумел он сделать несколько шагов, опираясь на моё плечо. А я в мыслях клял себя за преждевременную радость. Исполнил, называется, работу! И как теперь его до укрывища вести? Ладно хоть не перелом!

Понятное дело, срубил я молодую ёлочку, сделал из неё палочку. Несмотря на возражения господина, отобрал у него заплечный мешок, взвалил поверх своего.

— Ну, пойдёмте, что ли, — сказал. — Потихонечку, полегонечку. Ничего, скоро отдохнём. Чуете, дымом тянет? Деревня, значит, рядом. Уж туда-то всяко доковыляем, а там уж и остановиться можно, связки подлечить. А потому запомните, господин мой: звать вас Арихилай, меня Гилар, вы мой батя, а я, стало быть, сынок ваш, и оба мы из Малой Глуховки, крепостные барона Гилаги-тмау. Барон нас на оброк перевёл, и отпустил на заработки. Вот и идём мы в Тмаа-Улагир, где брат ваш меньшой Тангиль плотничьей артелью заправляет. Сейчас у плотников хлеб сытный, и на оброк заработаем, и себе останется. Земелькой же нашей дедушка Хайтару займётся, тесть ваш то есть. Не бросит, свои же. Ну так вот, шли мы, шли, да решили часть пути срезать, ну и заблукали малость, а тут и беда с вами учинилась, ногу подвернули. Хорошо, ихняя деревня поблизости, миловал Творец. Пару деньков отдохнём у них, а а постой есть чем заплатить, уж не сумлевайтесь… Запомнил, батя? Ну и вообще пореже рот разевай, я болтать буду, у меня-то язык и от природы бескостный, и к разному обхождению приученный.

Лист 34

Деревня эта звалась Дальней Еловкой. И уж от чего то название произошло, от ёлок или в смысле поесть, мне неведомо. Большая деревня, справная, сотня с лишним дворов. Дома не сказать чтобы сильно зажиточные, но и не те развалюхи, что сплошь и рядом бывают у нас в Гурахайском крае. Одно слово, столица неподалёку. Приписана та деревня к державной казне, и даже казённая контора в ней имеется.

Мы к деревне уж после полудня вышли. Сперва поредел лес, а потом и вовсе кончился, и потянулись выгоны, зеленеющие молодой травкой, а там и огороды — уже вскопанные и, должно быть, засеянные, но никакой поросли пока не было, да и быть не могло, и оттого казались огороды голыми.

Да и главная улица, куда мы вскоре вышли, поначалу тоже была голой. Ну, это как раз неудивительно — самый разгар пахоты сейчас, и все мужики в полях, да и большинство баб там же, на подхвате. В деревне только старики остались да детвора. Ну и собаки, ясен пень, заливисто нас облаявшие.

Поковыляли мы улицей до первого же встречного старичка. Сидел этот старичок на завалинке возле избы, ладил конную упряжь. Ну, поздоровались мы, как положено, призвали друг на друга милость Творца Изначального, а после я неспешно все наши горести обсказал. И как отправил нас барон на отхожие промыслы, и как заблукали мы в ельнике, напрямки ломанувшись, и как повредил батя ногу. И потому нельзя ли к кому-нибудь на постой, на пару деньков?

Господин Алаглани очень правильно себя повёл. То есть молчал по большей части, и лишь иногда в нужных местах вставлял словечки «оно конечно», «эх, жисть», «ёлкин корень, тудыть»… Вник дедуля в наше положение незавидное, посочувствовал, про ненасытного барона высказался в три загиба и четыре оборота, но прибавил, что и ихний управляющий ничуть не лучше, уж такой змей, каких поискать…

Пришлось мне его вернуть на грешную землю. В общем, столковались на пяти грошах в день за постой, включая, разумеется, и кормёжку.

— Семья у меня большая, — вслух рассуждал старик, — но местечко всяко найдётся. Поселю-ка я вас на сеновале, ночи тёплые уже, чего вам в душной-то избе париться?

— Деда, — заметил я, — да разве ж батяня на сеновал твой взлезет, с ногой-то калечной? Ты бы уж лучше где-нибудь в сарайке нас разместил, оно сподручнее. Ну и соломки дай, конечно, для мягкости.

— Можно и в сарайке, — подумав, сообщил дед. — Пойдемте-ка поснедаем пока, а опосля я огольца своего к бабке Заигхайи пошлю. Бабка у нас ведающая, любую хворь лечит, и твою ногу, Арихилай, выправит.

Я на миг задумался. Нужна ли нам бабка? Всё-таки лишний глаз, а если ещё и ведающая… а ну как почует в господине чародейскую силу? С другой стороны, он же сам говорил, что силы сейчас в нём ни капли не осталось, а у бабки наверняка найдутся разные травы, будет из чего примочки для больной ноги соорудить.

В избе старик велел прыщавой девчонке лет десяти накрыть на стол, чтоб гости, значит, малость перекусили. Девчонка поняла дедушку правильно и выставила нам ополовиненный чугунок пшенной каши, большую, чуть ли не с колесо, но тонкую хлебную лепёшку и глиняный жбан молока. Не абы какие разносолы, но нам выбирать не приходилось.

Пока мы степенно, как и положено землепашцам, ели, старик подозвал лопоухого мальчишку лет шести и что-то шепнул ему. Мальчишка по-взрослому кивнул и стремглав вылетел из избы.

— За бабкой Заигхайи побёг, — сообщил старик. — А пока бабка притащится, пойдёмте-ка, расселю вас. Только, почтенные, задаточек неплохо бы…

Ну, мы не жадные, нам пятака не жалко. Просветлел дедушка лицом, монетку погладил и тут же спрятал куда-то.