Там, где поют соловьи - Елена Чумакова

стянула нарядное платье, надела дорожные брюки, свитер и собралась прилечь в ожидании последующих событий. За окном показалась подвесная люлька с двумя рабочими, которые принялись мыть стекла. Стелла хотела опустить жалюзи, но мойщик постучал в окно и сделал знак, чтобы она его открыла. Конструкция рамы была ей незнакома, она не распахивалась, как в России, а поднималась. Стелле пришлось повозиться, прежде чем удалось справиться. Один из рабочих ловко проскользнул в номер и опустил раму, второй продолжал намыливать стекло. Мужчина стянул с себя куртку ядовито-желтого цвета, каску, рабочие штаны и протянул всю амуницию Стелле:

– Надевай. Быстро, быстро!

Было ясно, что покинуть номер ей предстоит через окно. Это в ее-то сорок пять и с десятком килограммов лишнего веса! Однако выбора не было. Она торопливо натянула форму, каску. Осознание того, в какую авантюру она ввязывается, пришло, когда перелезала через подоконник. Но обратного хода уже не было. Сильные руки второго рабочего подхватили ее и помогли встать на ноги в люльке. Рама окна бесшумно скользнула вниз, отрезав обратную дорогу. Шаткая люлька слегка раскачивалась, пока рабочий протирал насухо стекло. Стелла стояла, вцепившись в веревки, и старалась не смотреть вниз. У нее кружилась голова и подступала тошнота. Наконец люлька спустилась на тротуар. Через несколько минут беглянка оказалась на заднем сидении черно-белого студебеккера.

За рулем сидел недавний собеседник, мистер Хейз. Он встретил ее улыбкой:

– Вы отважная женщина! Ваш отец может вами гордиться.

Стелла улыбнулась в ответ, а про себя подумала: «Какой там «отважная»! Все поджилки трясутся…».

Ехали приблизительно полчаса. На город опускались сумерки. Зажигались фонари, бессчетные рекламные вывески, огни витрин. Мимо скользили нарядные машины невиданных форм и расцветок. Вечерние улицы наполнялись беззаботной молодежью, одетой непривычно ярко, броско. В городской шум врывались обрывки музыки, доносящейся из распахнутых дверей баров, изредка слышался вой полицейских сирен. Незнакомый город жил своей жизнью. Стелла с любопытством смотрела по сторонам. Ее удивляло, как раскованно ведут себя парни и девушки: идут в обнимку, некоторые открыто целуются. В Союзе такого на улицах не увидишь, дружинники бдительно следят за порядком.

Переехали по мосту через широкую реку, в темной глади которой отражались огни. Потянулись уютные улочки, плотно застроенные двух- и трехэтажными домами с бесчисленными магазинчиками и кафе. Людей и машин здесь было меньше. Потом по сторонам идеально гладкого шоссе замелькали коттеджи с зелеными лужайками и живыми изгородями. Здесь было тихо, малолюдно, все дышало достатком и добропорядочностью.

Наконец студебеккер остановился перед белым двухэтажным коттеджем. Стелла разглядывала дом с мезонином под коричневой черепичной крышей, крытую террасу с изящной балюстрадой и легкими колоннами. Белые оконные переплеты в обрамлении коричневых ставен, застекленная входная дверь – дом смотрелся нарядно. Перед ним, за витой чугунной оградой – ухоженная, уже покрывшаяся молодой травкой лужайка.

По мощеной дорожке спешил пожилой мужчина. На лице широкая радушная улыбка. Поредевшая, но все еще вьющаяся седая шевелюра, усы, аккуратная бородка отливали рыжиной. Он изменился, оказался не таким высоким, как ей помнилось, – почти одного с ней роста. Крупные, словно вылепленные торопливым скульптором черты лица, лукавый прищур серых глаз только в первый момент показались Стелле незнакомыми. Потом образ отца всплыл из глубин памяти, совместился с этим человеком, и словно что-то щелкнуло: да, это он! Детская мечта найти отца сбылась.

– Стелла? Девочка моя, неужели это ты? Какая же ты взрослая! Я-то тебя помню совсем малышкой. Не надеялся когда-нибудь увидеть тебя. Как же я рад!

– Я тоже очень рада познакомиться.

В просторной гостиной Стеллу встретила моложавая ухоженная женщина в брюках и свободном полосатом джемпере. Ее широкая улыбка плохо сочеталась с настороженностью взгляда. С дивана поднялся рослый рыжеволосый мужчина лет сорока – Стелла словно увидела себя в мужском обличии. В кресле со скучающим видом сидел подросток примерно одного возраста с Алькой. Судя по выражению лица, он явно отбывал семейную повинность, парнишке и дела не было до какой-то тетки из чужой страны. Стелла внутренне усмехнулась – ее дети вели бы себя в подобных обстоятельствах точно так же, разве что проявили бы немного больше любопытства, но и то ненадолго.

– Знакомься, дочка. Моя жена Нэнси. Наш старший сын Грег, твой родной брат. А это его сын Уильям, твой племянник.

– Это и без пояснений видно, – улыбнулась Стелла и протянула брату руку для рукопожатия.

– Грег – владелец крупной клининговой компании, специализирующейся на мытье окон и фасадов домов. Это он организовал твое… то есть… нашу встречу.

– У тебя есть еще один брат – Роберт. Ему двадцать восемь лет. Он военный моряк и сейчас в плавании, – Нэнси сняла с каминной полки фотографию симпатичного молодого человека в военной форме и показала Стелле. Рядом на камине стояла фотография блондинки в коротких бриджах, демонстрирующих стройные ножки. Её руки были щедро украшены экзотическими браслетами. Блондинка сидела верхом на верблюде на фоне египетских пирамид.

– А это твоя сестра, – пояснил Лео, заметив взгляд Стеллы, – Ива. Она зоолог и обожает путешествовать. Сейчас она в Калькутте. Жаль, что не здесь, вы бы точно поладили.

Стелла рассматривала фотографию. Сестра! У нее есть сестра! Как она в детстве завидовала тем, у кого были братья, а тем более сестры…

– Пойдем, я покажу тебе наш дом.

– Нет-нет, это позже, – остановила мужа Нэнси, – у меня стол накрыт. Ты сам говорил, что по русскому обычаю сначала гостью надо накормить.

– Как поживает Агата? Надеюсь, она в добром здравии? – спросил Лео, усаживаясь за стол.

– Мама умерла от тифа еще в восемнадцатом году.

Лео замер с вилкой в руке, потом положил ее и отодвинул тарелку.

– Печально… очень печально. Не ожидал… Нельзя было вам оставаться в этой стране. Если бы я догадался, что она задумала… Вот чем обернулось ее своеволие!

– Это не своеволие, отец. Это желание посвятить себя любимому делу. Жизнь у нас была нелегкой, хлебнули и голода, и холода, но мама никогда не жаловалась. Она была увлечена медициной, работой в госпитале. Там заразилась, спасая других, и умерла.

– А как же ты? С кем ты осталась? Ведь в восемнадцатом году тебе было… всего восемь!

– Сначала с няней Нафисой, потом в детском доме для сирот, сбежала оттуда и жила одна. Люди добрые помогали. Мне повезло на хороших людей.

– Боже мой, в таких условиях! А последняя война? Тебя она коснулась? И у тебя же есть дети? Ты замужем?

Гостья принялась рассказывать о своей жизни. Зазвонил телефон. Нэнси извинилась, привычно улыбнулась и, пересев на диван, сняла трубку. После короткого разговора обернулась с улыбкой:

– Это звонит