Женщины Флетчера - Линда Миллер

Но тут Рэйчел словно вновь увидела лицо отца, услышала его яростную отповедь. Маккинноны никогда не бегут в страхе перед чем-нибудь или кем-нибудь!

Рэйчел медленно подняла голову. Возможно, она будет выглядеть круглой дурой, возможно, над ней посмеются. Но она постарается – она станет наблюдать за танцующими, запоминать, что они делают, и потом, насколько это у нее получится, будет делать то же самое.

Снедаемая беспокойством и неуверенностью, Рэйчел стояла у окна, переминаясь с ноги на ногу, и жалела, что отличительной чертой Маккиннона не является трусость. Именно тогда она и заметила Гриффина, который, обогнув дом, направился в сторону сада. И она сомкнула веки, не желая знать то, что знала, не желая ни дышать, ни двигаться, ни даже существовать на свете. Но даже с закрытыми глазами она все видела сердцем, видела так ясно, словно сама была там, у калитки сада.

Когда Гриффин окажется в этом, наполненном благоуханием цветов уединенном уголке, он найдет там Афину.

Вцепившись обеими руками в подоконник, Рэйчел усилием воли заставила себя разжать веки. Нет, жизнь не кончится, если Гриффин изменит свое решение. Рэйчел найдет в себе силы продолжать жить так, как жила раньше. Вот только месячные у нее не пришли, когда должны были. Слезы потекли по ее лицу. «У меня еще есть деньги,– напомнила она себе.– У меня еще есть дом матери в Провиденсе...»

Вслед за первым экипажем появился следующий, запряженный четверкой очень знакомых вороных лошадей. Дверца открылась, появился Джонас Уилкс, такой красивый в своем элегантном костюме, и с улыбкой взглянул вверх, на ее окно.

Импульсивно, не задумываясь о последствиях, Рэйчел принялась дергать раму, пока та не поддалась и со скрипом не поднялась вверх.

– Привет! – закричала девушка, радуясь знакомому человеку, на чье дружелюбное отношение она могла рассчитывать.

Джонас с комичным видом поклонился.

– Ежик! – рассмеялся он. – Ты сейчас упадешь и сломаешь свою прекрасную шейку!

Довольная тем, что ее слез наверняка не видно с такого расстояния, Рэйчел улыбнулась:

– Я не упаду – кажется, я умею летать! Джонас склонил голову набок:

– Летать? А ты умеешь танцевать, ежик? Залившись краской, Рэйчел отрицательно помотала головой.

Джонас решил эту проблему моментально.

– В таком случае я научу тебя, – пообещал он. Не успела Рэйчел ответить, как в поле ее зрения появился Гриффин, мрачный как грозовая туча, с упертыми в бока руками. Очевидно, садовая интрижка ему уже наскучила.

– Что это такое? – резко поинтересовался он. – Сцена на балконе из «Ромео и Джульетты»?

Стоявшая за спиной Гриффина Афина впилась ногтями в ладони. Что же такое было в этом маленьком ничтожестве, из-за чего взрослые мужчины начинали вести себя как последние идиоты? Боже милостивый, у Гриффина такой вид, будто он сейчас полезет драться, а на лице Джонаса застыло выражение глупого обожания. Когда-то причиной их яростной вражды была она сама, с горечью подумала Афина.

Гордо вскинув подбородок, Афина прошла мимо Гриффина, подчеркнуто игнорируя его.

– Привет, Джонас,– поздоровалась она, призвав себе на помощь самую обворожительную улыбку, на какую была способна.

В топазовых глазах Джонаса отразилось лишь признание ее красоты, но ничего более.

– Афина,– произнес он, коснувшись края полей шляпы кончиками пальцев.

Украдкой бросив взгляд в сторону Гриффина, Афина обнаружила, что тот не обращает внимания ни на нее, ни на Джонаса. Подняв глаза, он пристально смотрел на Рэйчел.

– Спускайся сюда! – прокричал он так внезапно, что и Афина и Джонас вздрогнули.

Рэйчел упрямо выставила вперед подбородок и громко ответила:

– И не подумаю, Гриффин Флетчер!

Афина продолжала улыбаться, но губы ее дрожали. Самообладание почти покинуло ее. Она и Джонас могли бы кататься прямо здесь, на траве, в чем мать родила, но Гриффин бы и не заметил.

Зато Джонас, похоже, улавливал каждую деталь происходящего; его тонкие губы были поджаты, а странные золотистые глаза сверлили взглядом широкую спину Гриффина.

Боль охватила Афину с новой силой. Значит, это все-таки правда – Джонас Уилкс наконец попал в сети любви.

– Рэйчел,– начал Гриффин таким голосом, что, будь он обращен к Афине, у нее бы тут же сердце ушло в пятки. – Сейчас же!

Рэйчел высунула голову из окна, но только на мгновение.

– Не смей указывать, что мне делать! – завопила она. И тут же, сверкая лакированным носком, в неподвижном, напоенном ароматом сирени воздухе пронеслась туфелька и со свистом пролетела рядом с головой Гриффина. За нею немедленно последовала вторая.

На мгновение Афина невольно почувствовала восхищение этой дочерью лесоруба. Жаль только, что она не прицелилась получше. Афина прикрыла глаза, удивляясь, почему мысль о том, что влюбленные явно в ссоре, не приносит ей облегчения.

Услышав грохот сапог Гриффина по лестнице, Рэйчел замерла. Надо немедленно запереть дверь, решила она; но не успела она заставить себя выйти из столбняка, как в дверях возникла высокая фигура Гриффина. Его лицо было напряжено и побелело от ярости, темные глаза сверкали. Рэйчел уже начала серьезно опасаться за свою жизнь и не поверила собственным ушам, когда Гриффин неожиданно расхохотался. Это был громкий, искренний, раскатистый смех, и едва он стих, сменившись кривой полуулыбкой, Рэйчел с изумлением осознала, что он каким-то образом разрядил атмосферу.

– Я люблю тебя,– сказал он. И тут же, с галантным поклоном, достал из-за спины туфли и протянул ей.– Слава Богу, что ты не смогла поднять бюро.

Мысли вихрем кружились в голове у Рэйчел.

– Если ты любишь меня, Гриффин, – бесстрашно, с достоинством сказала она,– что же вы делали все это время в саду с Афиной?

– Я выяснял, действительно ли люблю тебя. Какое-то время я не был уверен, что чувствую – возможно, просто страсть. Или желание отомстить. Поэтому решил, что мне следует встретиться с Афиной один на один и поговорить с ней спокойно, просто для того, чтобы понять, способен ли я на это.

Сердце Рэйчел лихорадочно билось, она задыхалась от волнения.

– И?

– И единственное, что я испытал к ней,– это жалость.

Рэйчел потянулась и взяла туфли, которые Гриффин все еще держал в руке; потом с великим тщанием надела одну из них. Щеки ее мучительно горели от стыда.

– Я не должна была спрашивать тебя, Гриффин. Я не имела права.

Гриффин легонько сжал ее запястья, не давая им двигаться. Рэйчел застыла в неловкой позе: одну туфельку она уже надела, а другую продолжала держать в руке.

– Ты имела на это полное право, – возразил он. – А теперь ответь мне, Рэйчел Маккиннон: любишь ты меня или нет? Ты никогда не говорила мне этого.