Уроки гнева - Анатолий Нейтак

Дверь распахнулась. Качнувшись, Блондин прикрыл её за собой, окинул взглядом сидящую за столом пёструю компанию и немелодично протянул, не сбиваясь:

— А у моей милки — глазки на затылке.

Стул под Гесом отлетел прочь. Вскочив, страж глядел на глупо ухмыляющегося Блондина секунд пять. Шагнул вперёд.

— Где твой меч?

Глупая ухмылка стала печальной.

— Сломался.

Эхагес сглотнул. А у него за спиной вскочили уже все, кроме Савира.

Черты лица Блондина, браконьера и бродяги, местами смялись, местами выправились. Ещё миг — и вот на пороге стоит уже не он, а более приземистый и крепкий, ничуть не пьяный человек, одетый в тёмно-синее с чёрными вставками.

Быстрее всех оправился Хейги.

— Так это Ворон — или всё-таки твой друг?

— Это Снежный Кот, — сказал Гес. И единственный заметил, как при его словах вошедший слегка вздрогнул. — Просто он сменил прозвище. Верно?

— Да, — ответил Тиив. — Сменил.

И снова почудилась в ответе едва уловимая странность.

— Ну что ж… проходи, садись, рассказывай.

Понемногу все притихли и расселись снова. Все — на прежние места: Эхагес, рыжий Тиман и Хейги с одной стороны, Савир — с другой. А Тиив сел наособицу, словно был третьей стороной, на стороне Савира и наискосок от товарища-стража.

— Что ты сделал с этим… — Хейги прищёлкнул пальцами: видно, имя Блондина в его голове тоже не удержалось. — Ну, с чьим лицом пришёл?

— Напоил. И расспросил. То есть расспросил и напоил. — Тиив бледно усмехнулся. — А как бы ещё я так быстро узнал, что меня ищет старый знакомый? — Перейдя на родной язык, он добавил. — Зря ты заявился так открыто, Гес.

— Зато нашёл тебя быстро, — Эхагес ответил на бали.

— Это ещё вопрос, кто кого нашёл, — Тиив упрямо держался речи Равнин. — Ты ведь не знаешь, какие в Ордене нравы. Если Верховный тебя прижмёт…

— Меня? Теперь?

Снежный Кот как-то очень аккуратно обмяк, расфокусировав взгляд. Сделал что-то тонкое из области магии восприятия. Выпрямился и посмотрел на Геса по-новому.

— Мне, как видишь, теперь даже как-то глупо дрожать за свою шкуру, — заметил Эхагес без особой гордости, чуть печально.

Глаза Тиива сверкнули.

— Глупо? Лучше б ты тогда был круглым дураком! Или думаешь, что у тебя совсем не стало уязвимых точек?

— Слушай, — сдался наконец Гес, оставив бали, — я могу отменить всю чужую магию на йом в округе — вот так! В любой миг, не хуже каэзга! Ну что, что мне могут сделать?

— Это если ты успеешь её отменить! А если тебя сразу вырубят? Скажешь, невозможно?

— Отставить! — негромко отчеканил Хейги.

Эхагес первым отвёл взгляд и дважды вздохнул в особом ритме, расслабляясь. Сфера его чувств снова разгладилась, принимая незамутнённую зеркальность.

— Позже поругаетесь, если охота, — добавил сотник. — А пока пусть уважаемый Снежный Кот, Ворон или как там его ещё звать — пусть он расскажет, что это за история с Дикими магами.

— Лучше я расскажу другую историю. — Сказал Тиив на бали. — Чтобы кое-кто уяснил серьёзность положения.

…Как и другие союзы магов Гратсдока, верхушка Балийского Ордена хранила свои тайны. Многими секретами магистры Ордена пользовались механически, едва понимая суть той магии, которую пускают в ход. Среди прочей магии такого же рода была тайна быстрого преодоления пространства. Заклятие Волны — только сильно усечённый вариант.

— Да-да, Гес, ты не ослышался. Секрет, которым Ворон с нами поделился, в некотором смысле принадлежал не ему одному. Вот только в другом смысле он был его единственным настоящим владельцем…

…за что и пострадал. В лучшие свои времена Ворон был исследователем — из тех гениев, что подчас переворачивают представления о возможном и невозможном. Он поработал с гранями заклятия Волны, с теми рамками, без которых не может существовать ни одно заклятие, и обнаружил, что некоторые из них можно убрать. О, это была титаническая работа: рыться в пыли архивов Ордена, поднимать хрупкие от времени тома, в которые другие магистры, озабоченные грызнёй за власть, заглядывали редко, подбирать крошки знания в уцелевших текстах времён Империи Тетарнуи, интерпретировать, догадываться, экспериментировать… В конце концов он смог не только установить для Волны новые границы, но и добраться на её гребне до других миров. Помимо всего прочего, ему поистине сказочно повезло: в первом же своём путешествии он натолкнулся на поля памяти, оставшиеся от близкой к людям расы. Мантия Скитальца стала его трофеем, вынесенным оттуда — ибо раса, оставившая поля памяти, тоже использовала что-то вроде Волны для путешествий по Вселенной.

— Только вот везение на этом кончилось, — добавил Тиив жёстко. — Собрат-магистр, один из старших товарищей, которому Ворон рассказал о своих открытиях, предал его. Поторопился, правда. Тогдашний Верховный Магистр узнал о происшедшем достаточно быстро…

…Но не отпустил Ворона на свободу — нет! Тот просто сменил одну тюрьму на другую, чуть помягче. Верховный без труда смог сложить два и два. Чем бы ни был секрет, который маг-предатель хотел выбить из Ворона, Верховный хотел заполучить его. Для себя одного. И не маг-предатель, а именно Верховный придавил Ворона проклятием, чтобы тот не вздумал сделать какую-нибудь глупость, когда будет демонстрировать новое умение. Пообещал, что потом снимет проклятие, если останется доволен.

— Но Ворон всё равно предпочёл сбежать. Он не верил, что Верховный Магистр оставит его в живых. Он уже никому не верил. Ворон добрался до полей памяти — там было что-то вроде полуживых коконов для отдыха и лечения.

…В одном из них он пробыл некое неопределённое время. Пролежал до тех пор, пока хватка проклятия и последствия увечий не стали из невыносимых просто едва терпимыми. Если бы не кокон, который поддерживал в нём жизнь, Ворон умер бы. Но кокон помог… и заодно "исправил" кое-какие телесные "дефекты". Создатели полей памяти, похожие на людей, всё же не были людьми. И они имели свои представления о том, как должно выглядеть здоровое разумное существо. А может быть, кокон просто не работал так, как надо, ведь его создатели не то ушли, не то исчезли уже очень, очень давно…

— Как бы то ни было, Ворону вполне хватило произошедших изменений. Он не стал ждать полного излечения — полной трансформации — и покинул кокон. Он вернулся в родной мир и с тех пор никогда не покидал пещер, что стали его домом… Почти никогда. За сорок лет.

Тиив умолк. Эхагес ощущал в его сознании ноты, необычные для того, кто рассказывал чужую историю. Какие-то слишком личные — словно Снежный Кот пережил всё это сам.