Толчок к размышлению - Александр Липков

— Понял. Все очень просто. Когда он скажет: "Давай пописаем!", вы ответьте: "А я уже!"

Повторный визит через неделю.

— Ну как, помогло?

— Доктор, стало ещё хуже. Я сказал ему: "Я уже!", а он: "Тогда покакаем!"

Один ноль — студент.

Два нуля — сортир.

Три нуля — студент в сортире.

Четыре нуля — два студента в сортире.

Пять нулей — Олимпиада.

Шесть нулей — студент на Олимпиаде.

Семь нулей — два студента на Олимпиаде.

Восемь нулей — студент в сортире на Олимпиаде…

Плывет крокодил по реке, видит стоит рыбак в шляпе, удочку закинул, ждет.

Крокодил сожрал рыбака, сам стоит на берегу в шляпе и с удочкой.

Плывет другой крокодил, увидел сородича в шляпе и с удочкой.

— Ой, что это ты здесь делаешь?

— А ты плыви, плыви отсюда, говно зеленое!

— Товарищи призывники, что главное в танке?

— Пушка?

— Важная штука, но не она.

— Броня?

— Тоже дело, но не то. Еще варианты есть?

— Движок?

— Все не то. Главное в танке — не пердеть.

Кто изобрел чечетку? Негр, у которого было двенадцать детей и одна уборная.

— Когда закончится война в Чечне?

— Когда все чеченцы одновременно соберутся в сортире.

Ну как же можно обойтись без анекдота о чукчах? Напоследок и он:

Табличка в чукчанском сортире:

"Пописал — поставь струйку в угол".

Не собираюсь итожить. Тема бесконечна, всеохватна. Можно добавить анекдотов столько, ещё полстолько… В общем, сортир, и несть ему конца…

Писать на стенке туалета…

ЗАГАДКА: Какое слово из трех букв чаще всего пишут на стенах школьных туалетов?

ОТГАДКА: Сам ты хуй! Правильно — WWW!

Из книги Андрея Кончаловского "Низкие истины":

"И «Сибириада», и "Дворянское гнездо", и "Дядя Ваня" полны воспоминаний детства. Утром просыпаешься — пахнет медом, кофе и сдобными булками, которые пекла мама. Запах матери. Запах деда — он рано завтракал, пил кофе, к кофе были сдобные булки, сливочное масло и рокфор, хороший рокфор, ещё тех, сталинских времен. Запах детства.

Перед домом был двор, густо заросший пахучей гусиной травкой, с крохотными цветочками-ромашечками — гуси очень любили её щипать. Помню, паника во дворе, весь дом приник к окнам: голодный ястреб налетел на курицу, она ещё кудахчет, он одной лапой держит, другой — рвет на куски. "Сейчас, сейчас, погодите!" Дядя Миша зарядил шомпольное ружье, навел, спуск!.. И только пух от ястреба во все стороны.

У деда есть картина "Окно поэта": свеча, столик, окно, за окном тот самый двор, только заваленный снегом. Не знаю, почему именно такое название. Но в доме все дышало Пушкиным, дед его обожал, знал всего наизусть.

На ночь вместе с дедом мы шли в туалет, один я ходить боялся: крапива, солнце заходит, сосны шумят. Дед усаживался в деревянной будке, я ждал его, отмахиваясь от комаров, он читал мне Пушкина:

Афедрон ты жирный свойПодтираешь коленкором;Я же грешную дыруНе балую детской модойИ Хвостова жесткой одой,Хоть и морщуся, да тру.

Это я помню с девяти лет.

Вся фанерная обшивка туалета была исписана автографами — какими автографами! Метнер, Прокофьев, Пастернак, Сергей Городецкий, Охлопков, граф Алексей Алексеевич Игнатьев, Мейерхольд.

Свой знаменитый портрет Мейерхольда с трубкой, на фоне ковра, дед писал, когда у того уже отняли театр. То есть, по сути, вместо портрета Сталина он писал портрет человека, над которым уже был подвешен топор, которого все чурались, от которого бегали. Думаю, в этом был политический вызов. Хотя диссидентство деду никак не было свойственно, человеком он был достаточно мягким, на принципы не напирал — просто это был в лучшем смысле этого слова русский художник, что само по себе системе уже ненавистно.

Коллекция автографов на фанере сортира росла ещё с конца 20-х. Были и рисунки, очень элегантные, без тени похабщины, этому роду настенного творчества свойственной. Были надписи на французском. Метнер написал: "Здесь падают в руины чудеса кухни". Если бы я в те годы понимал, какова истинная цена этой фанеры, я бы её из стены вырезал, никому ни за что бы не отдал!…"

Кончаловскому повезло. С детства его окружала возвышеная атмосфера душевности и интеллигентности. Даже в сортире. Нам же, родившимся в семьях сильно попроще, выпало и воспитываться настенными надписями сильно попроще. Я бы сказал, очень сильно попроще. Но не будем грустить: и эти надписи тоже кладезь. Зачерпнем из него. Если это занятие, уважаемый читатель, тебе не по душе, перемахни десяток-другой страниц. А мы для начала, как всегда, сделаем некий обобщающий экскурс.

Обыкновение писать что-либо непотребное на стенке туалета, как уже отмечалось, восходит к Древнему Риму. Полагаю даже, оно имело место и ранее, но тут оно уж точно документировано. Нынешние времена, естественно, вносят свои коррективы и нюансы в это древнее и вечно живое занятие.

Поразительное дело, но у сортирной стенки и Интернета великое множество точек соприкосновения. И тут и там можно высказаться полностью анонимно, а значит, до конца искренне, честно, во весь голос, как сказал бы Маяковский. (Историки гласности в отечестве пусть знают, что ещё хилая хрущевская «оттепель» в середине 50-х имела в числе первых своих росточков неподцензурную стенгазету в сортире МГУ, именовавшуюся "Серпом по яйцам".) И тут и там ты обращаешься к анонимному братству людей, которые тебя услышат, поймут крик твоей души, ответят на него своим криком. И тут и там ты входишь в некое пространство, душевно для тебя притягательное, обжитое, свое. Пространство, если хотите, сакральное. Ты становишься как бы одним из анонимных строителей храма, устремленного в вечность, украшаешь его стены своими фресками, своими или чужими, но ставшими уже ходовыми речениями, полными то народной мудрости, то народной языческой непочтительности ко всему сущему. И тут и там ты чувствуешь себя приобщенным к чему-то огромному, увековеченным, пусть и анонимно (а при желании и под полным своим именем и фамилией), оставившим на этой земле свой памятный след.

Не случайно в Интернете, думаю не только российском, столь велико число сайтов, являющих собой сборники сортирных надписей, призывающих анонимных друзей включиться в общее дело культуры — сохранить для человечества эти неистребимые негорящие тексты и, приобщившись к их собиранию, прославить собственное имя. Нижеприведенные сортирные перлы в подавляющей своей массе взяты именно из Интернета (особую ценность представляет научно обстоятельный сайт Сергея Полетаева — искренняя ему благодарность), в чем-то дополнены, в чем-то скорректированы по личным наблюдениям и воспоминаниям автора.

Хочешь понять душу современника — загляни в сортир. Там она предстает если и не во всей полноте, то уж точно во всей обнаженности сознания и подсознания, в многочисленных своих связях и с современным миром, и с миром вечным. Не зря же самые серьезные ученые изучают эти надписи, прикладывают к ним разные научные теории. Их рассматривают "как источник информации о социальной группе, как средство коммуникации молодежной субкультуры (Bushnell), как территориальные знаки, помечающие пространство (Ley, Cybriwsky), как феномен культуры постмодернизма (Kozlovska)" и т. п., а отечественный исследователь граффити (не только туалетных) Алексей Плуцер-Сарно, коему принадлежат процитированные слова, добавляет к сему ещё один подход — взгляд на настенные надписи как на магические тексты, заклинания. Когда-нибудь ко всему этому непременно прибавится ещё и подход исторический: по этим самым надписям, нецензурированным, нередактированным, неподкупным (кому ж и кого подкупать?), будут изучать истинную историю века, их породившего…

Современники же, чуткие к правде, почитают похвалу на сортирной стенке высшим одобрением. Так, Сергей Соловьев впервые почувствовал истинное признание народа, когда узнал, что в центральном «учебном» туалете высотного здания на Ленинских горах, где в ряд к стене прикручено, наверное, десятка четыре писсуаров, вдоль всех них на кафеле большими буквами, толстым несмываемым фломастером выведена была надпись: "Всем смотреть! "Чужая белая и рябой" — фильм века!" "Это меня несказанно обрадовало, — пишет он в своих воспоминаниях. — Это, черт возьми, думал я, преддверие славы".

Публикуемые ниже тексты в основном принадлежат стенам российских сортиров. За бугром, конечно, этот вид творчества тоже в ходу, но все же, думаю (точными данными не располагаю), не в таком, как у нас. Замечено также, что наш соотечественник вносит посильный вклад в духовное обогащение аналогичных зарубежных мест. Видимо, к этому относится замечание Владимира Высоцкого: "В парижских сортирах открылись дни славянской письменности", а также и стихи:

Проникновенье наше по планете