В джунглях черной Африки - Уилбур Смит

Дверь ему открыл чернокожий слуга в белоснежной длинной рубахе и красной круглой шапочке. Когда Дэниел вдруг бегло заговорил с ним на суахили, неподвижная маска на лице этого человека моментально сменилась широкой белозубой улыбкой.

Слуга провел Дэниела вверх по широкой мраморной лестнице. В нишах по бокам стояли восхитительные фарфоровые вазы со свежими цветами. На стенах висели полотна Сислея, Дюфи, Матисса, известные многим коллекционерам — знатокам живописи.

Перед высокими створчатыми дверями из красного родезийского тика слуга с поклоном пропустил его вперед. Дэниел прошел в комнату и остановился посреди кабинета на мягком ковре.

Таг Гаррисон поднялся из-за стола, и сразу же стало ясно происхождение его прозвища. Этого очень крупного и плотного-мужчину несколько стройнил лишь прекрасный костюм в тонкую полоску, скрывая недостатки грубо скроенного торса и слегка выпиравший живот.

Серебристая полоса коротко стриженных седых волос превращала его гладкую лысину в выбритую тонзуру монаха. Лицо, изрезанное глубокими морщинами, загорело там, где шляпа не защищала его от палящего тропического солнца. Чуть выдававшиеся вперед скулы придавали Гаррисону еще большую значительность, а за пронзительным взглядом его внимательных глаз скрывался недюжинный ум человека решительного и жесткого.

— Армстронг, — проговорил он негромко. — Рад, что вы не отказались от встречи.

Для столь могучего мужчины голос у Гаррисона оказался неожиданно мягким и вкрадчивым. Он протянул руку через стол, вынуждая Дэниела приблизиться и тем самым словно подчеркивая свое положение и значимость.

— А я рад, что вы пригласили меня, Гаррисон, — подхватил тем же неофициальным тоном Дэниел, давая понять, что и он знает себе цену. В глазах Гаррисона блеснул холодный огонек.

Обменявшись крепким рукопожатием, они несколько мгновений изучали друг друга, словно примеряясь, кто сильнее, а затем Гаррисон с улыбкой указал Дэниелу на мягкое кожаное кресло под картиной Гогена и повернулся к слуге: — Letta chai, Селиби. Вы ведь не откажетесь от чашки чая, Армстронг?

Пока слуга разливал чай, Дэниел разглядывал носорожьи рога у дверей.

— Такие трофеи увидишь не часто, — проговорил он, и Гаррисон, неожиданно поднявшись из-за стола, подошел к двери и с нежностью погладил один из них.

— Верно, — согласился он. — Не часто. Я совсем еще мальчишкой подстрелил их владельца. Преследовал его целых пятнадцать дней. Стоял ноябрь, и температура к полудню поднималась до 40 градусов в тени. Я гнал этого зверюгу по пустыне на протяжении почти трехсот километров. — Гаррисон в раздумье покачал головой. — В молодости мы иногда ведем себя как сумасшедшие.

— И когда становимся старше, совершаем поступки не менее безумные, — продолжил Дэниел.

— Да, вы правы, — хмыкнул Гаррисон. — Жизнь становится невыносимо скучной, если человек не склонен хоть к маленьким безумствам. — Он взял чашку чая, поданную ему слугой. — Спасибо, Селиби, закрой за собой дверь.

Слуга вышел, и Гаррисон вернулся за письменный стол.

— Вчера вечером я посмотрел по четвертому каналу ваш фильм, — начал Гаррисон.

Дэниел молча поклонился, ожидая, что он скажет дальше.

Гаррисон маленькими глотками отхлебывал чай. Тонкая фарфоровая чашка выглядела в его больших ладонях необыкновенно хрупкой. Это были руки бойца, покрытые шрамами, обветренные и потемневшие под африканским солнцем, руки, привыкшие к тяжелому физическому труду и жестоким мужским потасовкам. Костяшки на ладонях, казалось, припухли, но ногти тщательно обрабатывались маникюршей.

Гаррисон осторожно поставил чашку на стол и снова посмотрел на Дэниела.

— Вы ни на йоту не погрешили против истины, — заметил Гаррисон. — Ни на йоту.

Дэниел ничего не ответил, подозревая, что любой его скромный комментарий покажется излишним.

— Вы сняли действительность, очень верно ее истолковав. И сделали правильные выводы. После разной сентиментальной чепухи и лживой информации, которую чуть не каждый день слышишь и видишь об Африке, ваш фильм подействовал как освежающий душ. Вы ведь затронули самые болезненные проблемы континента: межплеменные распри и войны, стремительный рост населения, всеобщая безграмотность и невежество людей, жуткая коррупция в государственных структурах. И в ваших решениях заложено немало здравого смысла. — Гаррисон кивнул. — Да, да, вы очень точно это ухватили.

Он в задумчивости пристально смотрел на Дэниела. Светлые голубые глаза Гаррисона, выцветшие от возраста, походили на глаза слепого. Дэниел невольно вздрогнул, поймав на себе их странный, неподвижный взгляд.

Главное, не расслабляться, подумал Дэниел. Ни на минуту. Все эти хвалебные речи не должны затуманить тебе мозги. Этот человек не за тем тебя пригласил, чтобы петь дифирамбы, и пока просто кружит вокруг да около, вроде льва, выслеживающего добычу.

— Вы знаете, как влиять на умы людей, создавая определенное общественное мнение. Другие не умеют, — все так же тихо продолжил Гаррисон. — У вас отличная репутация, а ваши фильмы смотрят в самых разных уголках мира. Главное же то, что люди верят вам и зачастую действуют, исходя из того, что вы им показываете и рассказываете. Это прекрасно. — Гаррисон снова кивнул. — Да, это прекрасно. И я был бы рад оказывать вам помощь везде, где потребуется.

— Спасибо, — едва заметно усмехнулся Дэниел.

Не будь у него веской причины, Таг Гаррисон вряд ли стал бы делать подобные заявления. Это не в его правилах.

— Как вас называют ваши друзья? Дэниел, Дэн, Дэнни? — поинтересовался вдруг Гаррисон.

— Дэнни.

— Мои друзья зовут меня Таг, Тягач, — рассмеялся Гаррисон.

— Я знаю, — отозвался Дэниел.

— У нас с вами много общего, Дэнни, вам не кажется? Прежде всего, мы оба горячо преданы Африке. Мне кажется, мы могли бы стать друзьями, Дэнни.

— Возможно, Таг.

Гаррисон улыбнулся.

— Есть масса причин подозревать меня в корыстных целях. Я понимаю, — сказал он. — Чего только обо мне не говорят. Однако не всегда стоит судить о человеке только по слухам.

— Согласен, — улыбнулся в ответ Дэниел. — И все-таки интересно знать, для чего я вам понадобился.

— Черт! — ухмыльнулся Гаррисон. — Вы все больше мне импонируете. Кажется, мы понимаем друг друга с полуслова. Оба искренне верим, что люди, живущие на этой планете, имеют право распоряжаться ее богатствами по своему усмотрению и ради собственного блага. Само собой, делать это следует разумно и при условии, что неизбежные потери будут хотя бы отчасти восполнены.