Неприкосновенный запас (Рассказы и повести) - Юрий Яковлев

Моей первой мыслью было вернуться в театр. Стереть грим. Снять костюм мальчишки. Но я боялась опоздать к Алику, боялась, что, пока я буду бегать в театр и приводить себя в порядок, он может выйти из изостудии. И тогда... Ладно, я объясню им, что пришла прямо со сцены. Я все объясню им.

Никогда мне не доводилось идти по городу в парике и в гриме. Я думала, что люди будут останавливаться, указывать на меня, посмеиваться. Но, присмотревшись к прохожим, я убедилась, что никто не обращает на меня внимания. Для всего города я была не артисткой, сбежавшей из театра в костюме своего героя, а обыкновенным мальчишкой. Просто мальчишка. Воротник поднят, волосы мысиком спускаются на лоб, стоптанные тяжелые ботинки. А может быть, ребята, которые ждут Алика, тоже примут меня за мальчишку и мне будет легче с ними договориться. Уж очень унизительно матери просить, чтобы не били ее сына.

В какой-то миг от этого открытия я почувствовала облегчение, как будто я не одна, а со своим верным другом. "Помоги мне, - сказала я ему, и он одобрительно кивнул головой мне. - Ты умеешь ладить с мальчишками, с этим непонятным диким народом, ты можешь постоять за себя и за других, когда надо".

Я спешила... Расталкивая встречных, перебегала дорогу под носом у машин. Еще не знала, что я сделаю, что скажу мальчишкам, поджидающим Алика у входа в изостудию. Полностью доверилась своему желтоволосому двойнику. Мне предстояло сыграть самый трудный спектакль в моей жизни.

Стемнело. Под ногами похрустывал ледок. И казалось, что я иду по непрочному льду. И в любой момент лед может проломиться под моими ногами и черная холодная вода поглотит меня.

Но я не просто шла, а сочиняла роль. Решала, какую роль надо сыграть, чтобы спасти сына. Героя? Простака? Хитрого делягу? Я вспомнила разговор с Аликом о современных подростках. Здесь надо играть современного. Здесь с простачком ничего не выйдет. Простачок может дать в морду и получить сдачи. Вот и все дела.

Их надо удивить, поразить чем-то необычным и хладнокровным отношением к необычайному. Я сунула руку в карман куртки и обнаружила пачку "Кемел". В другом кармане лежала зажигалка "ролленс". Я почувствовала, что иностранная экзотика может пригодиться.

У студии я очутилась быстрее, чем рассчитывала.

Кучка ребят топталась у входа. Их было трое. Среди них выделялся рослый парень в вязаной шапке с помпоном, какие носят лыжники, и в куртке на "молнии". У него был нос с горбинкой и не в меру полные губы. Его называли Арсением - это я узнала, прислушавшись к разговору ребят. Другой, Гена, был худенький, тонкий, глазастый, с вьющимися волосами, которые выбивались из-под шапки и доходили сзади до воротника. Третьего звали Шуриком. Он беспрестанно подтягивал брюки, которые были ему великоваты.

Такая это была компания.

Я остановилась неподалеку. Надо было заговорить с ребятами естественно и непринужденно, скрыть свою неприязнь. От того, как я заговорю с ними, многое зависит. Еще лучше, чтобы они сами заговорили со мной.

Я достала из кармана пачку и зубами вытянула сигарету, затем щелкнула зажигалкой, зажатой в вытянутой руке. И широким движением поднесла огонь к кончику сигареты. Я здорово сыграла завзятого курильщика. Рослый парень с помпоном сразу обратил на меня внимание. Небрежно, через плечо, он спросил:

- Ты что здесь делаешь?

- Жду приятеля, - небрежно ответила я.

Он отвернулся. Значит, поверил, что я парень. Значит, первое испытание я, можно сказать, выдержала. Через некоторое время он снова повернулся ко мне.

- Закурить есть?

- "Кемел" годится?

- Годится, - пробормотал он.

Я протянула ему пачку американских сигарет с одногорбым верблюдом на этикетке. Протянула не спеша, можно сказать, царственным жестом. И не успел парень поднести сигарету ко рту, как я щелкнула своим "ролленсом". Он закурил, и я почувствовала, что они смотрят на меня с интересом.

- У тебя отец плавает? - спросил он, имея в виду, где я достаю американские сигареты.

- Надо иметь голову на плечах, - ответила я, - и будет все. И "Мальборо" и "Филипп Морис".

- Конечно, - согласился со мной парень. - Конечно...

Тут остальные дружки как бы нехотя, вразвалочку потянулись ко мне. Я молча протянула им пачку. Также молча они вытянули по сигарете, я щелкнула зажигалкой. Шурик, тот, у кого спадали штаны, закашлялся, видимо, был новичок в курении. Худой, тонкогубый Генка курил нормально, при этом он смотрел на меня сверлящим холодным взглядом, и мне казалось, что он проник в мою тайну или вот-вот проникнет.

А вся компания уже дымила и была очень горда тем, что дымит. А я стояла - стоял! - в середине с независимым видом и время от времени сплевывала в сторону. Это у меня всегда здорово получалось на сцене.

Мы болтали о всякой всячине, болтали и курили. А тонкогубый Генка не сводил с меня своих сверлящих внимательных глаз. Чувствовал что-то неладное, и мне казалось, что он вот-вот разоблачит меня.

Вдруг он резко сказал:

- Ладно, до следующего раза!

- Что до следующего раза? - спросила я.

Он посмотрел на меня так, как будто все знал, и сказал:

- Наша приятная встреча.

Я не сдвинулась с места, хотя понимала, что он может ударить меня и остальные поддержат его. Они и без того были настроены воинственно. Но я не испугалась. Я подумала об Алике.

- Гуляй отсюда! - жестко сказал Генка.

А вот как раз "гулять отсюда" я и не могла, должна была оставаться здесь, чего бы мне это ни стоило.

- Не возникай! - глухо сказала я и зло - как только могла, зло! взглянула в глаза Генке.

Хорошее словечко я нашла - "не возникай". Точное. Он замолчал. Отвернулся. И тогда, чтобы смягчить впечатление, я сказала:

- Может быть, пройдемся.

- Куда пройдемся? - тут же полюбопытствовал Шурик.

Я задумалась.

Приближалось время, когда Алик должен был выйти из студии и направиться домой. Я без часов чувствовала, что это время приближается, стучит невидимым маятником мне в виски. Надо было действовать. Я решила попробовать увести ребят от изостудии: разминировать путь, по которому пойдет Алик.

Я сказала:

- Хотите, проведу вас в театр?.. На вечерний спектакль.

Ребята переглянулись.

- У меня знакомый работает в театре... Все устроит.

Некоторое время ребята мялись, не решались. Но я чувствовала: соблазн уже запал в их сознание и теперь все зависит от Арсения. А он никак не мог решить для себя - ждать отмщения или идти в театр.

- А как же твой приятель? - вдруг вспомнил Генка.

- Перебьется, - отрезала я.

- Конечно, перебьется, - поддержал меня Шурик. Видно, ему больше всех хотелось пойти в театр.

Но Арсений еще не сказал своего слова. Он продолжал думать о моем Алике, чем-то досадившем ему и его друзьям.

- Ладно, черт с ним, - наконец сказал он. - Пошли.

- Пошли, - облегченно вздохнул Шурик и подтянул брюки.

Я почувствовала, что компания приходит к согласию. Только Генка молчал.

- Пошли. - Я выплюнула сигарету, прямо-таки выстрелила сигаретой. У меня это было хорошо отработано. - Тут недалеко.

И, не дожидаясь ответа, зашагала к театру. Арсений зашагал рядом со мной. Шурик и Генка сзади.

Мне под ноги попался камень. Я поддела его ногой, и он, кружась волчком, устремился вперед. Потом его поддел Арсений. Так, играя камешком, мы двигались к театру. Мы уже были на полпути от цели, когда я дернула за рукав длинного Арсения и спросила:

- А что вы здесь мерзли?

- Да поговорить надо с одним парнем. Он ударил мою сестру.

- Аллу?

Арсений удивленно посмотрел на меня.

- Откуда ты знаешь Алку? Ты учишься с ней в одном классе?

- Что-то вроде этого, - пробормотала я.

Я вдруг забыла, зачем я здесь, чего я сломя голову прибежала сюда из театра. Все мои мысли занял мой сын Алик.

Незнакомую мне девочку, чужую девочку ударил мой сын Алик, а удар пришелся по мне. У меня загорелась щека, как от удара, и сердце наполнилось тягучей горечью.

Я почувствовала, что бледнею. Хорошо, что на мне был грим и под гримом было не видно, как я бледнею.

"Он ударил его сестру. Он ударил девочку. Он поднял руку на женщину!" Все возмутилось во мне. Мне захотелось повернуться и уйти. Пусть расплачивается за свою гнусность. Но я мать - всепрощающая мать. Мне нельзя было уходить, я должна была играть свою роль. Свою самую долгую роль. Роль матери.

Я не знала, что мне делать. Растерялась. Ребята почувствовали мое замешательство. Переглянулись. Кудрявый Генка спросил:

- Не опоздаем?

- Нет, нет, - поспешно сказала я.

Конечно же, я проведу их в театр, раз обещала. Раз обещала, я их проведу.

На мне мой желтый паричок, мой верный шлем, в котором я каждый день выхожу в бой. Грим. На мне была личина мальчишки, но сам мальчишка исчез. Не захотел он, мой дорогой двойник, идти в бой из-за человека, который ударил. Не пожелал. И никакая сила не могла его заставить. Почему же я скрываюсь под чужой личиной? Из страха? От стыда? В одно короткое мгновение мой парик, грим, костюм мальчишки превратились в пустую шелуху. Я пришла защищать своего сына, а получилось, что я должна была держать за него ответ как мать. Я остановилась. Все трое тоже остановились.