Ник и другие я - Татьяна Лаас

одежды Клода. Только бы с нежитью какой-нибудь не столкнуться – драться будет сложно.

– Похромали… – В убежище Джек сегодня не собирался, но что делать, если притащит Клода на пост, то шансов выжить у того мало. В убежище хотя бы капсулы свободные есть. И, охрометь, что такого сделала кроха, что Клод его не узнал? Хуже того, Клод про кроху и Эш вообще ничего не помнит.

Коробки и канистру пришлось бросить тут – ничего, потом вернется за ними.

Утопая по колено в снегу и старательно огибая гравитационные колодцы, Джек потопал в горы, в самое сердце Провала. Клод даже стонать от боли перестал – кажется, он потерял сознание. Только и слышно натужное дыхание, выдающее, что он еще жив.

Вход в убежище был хорошо скрыт самим лиловым туманом. Нанобами! Это нанобы! Память сегодня была крайне покладистая, то и дело выдавая новые порции хорошо забытого. Нанобы тут так плотно клубились, что уходящий вглубь невысокого холма вход и не заметишь со стороны. Страшно представить, сколько тут нанобов, что они стали макрообъектом.

В убежище не работало ничего – Джек уже привык к этому. И к темноте, и затхлому воздуху, и странным шорохам – непуганое местное зверье поселилось тут, не рискуя забираться глубоко. Тащить Клода пришлось долго – по аварийной лестнице, пролет за пролетом в полной темноте. Глубоко. Очень. Но путь был знаком – иногда часто, иногда редко, но Джек ходил тут. Стоило только обнаружить нежить в лиловой дымке тумана… В лиловой дымке нанобов, поправился Джек, и приходилось тащить эту нежить сюда. Тех, кого туман игнорировал, приходилось рано или поздно ликвидировать – они были безнадежны. Клод… Клод не был в лиловой дымке тумана, но он и не мертв. Тогда, по лету, Джек думал – не принести ли сюда кроху и Эш, но стоило только представить, что их больше не будет, то… Становилось больно где-то в груди. Он так и не смог принести их сюда. Пришлось сильно думать, как их спасти. С трудом сообразил про молоко. Про майки подсказал Птица. Про бутылочки – Ливень. Но справились же… Стоило представить, что кроха и Эш могли оказаться тут в темноте, в полном безмолвии, погруженные в ледяной сон, и становилось дурно.

Он, наконец-то, дошел. Гулко звучали его шаги – он смутно помнил, что зала просто огромна – и в ширину, и в высоту. И кругом в стенах капсулы. Нужно подойти к широкому проему, где выдаются капсулы, вытащить её, открыть, загрузить, закрыть и откатить в другой проем, где капсула исчезала, отправляясь… Куда-то. А в первом проеме появлялась новая. Когда-нибудь капсула не появится, и что делать тогда, Джек не знал. И что делать, когда откажет аварийное электроснабжение… Это что еще за штука?.. он тоже не знал, но холодок по спине только от одной этой мысли пробежал.

Странно, но тут в зале было тепло. Даже жарко, и душно, конечно же. И еще все же страшно – Джек не понимал своих действий, они остались от другого Джека, которого не вспомнить, и это злило. Тот Джек выпустил лиловый туман, чтобы снег был холодным.

Он одной рукой потянул за прохладную, очень гладкую ручку капсулу – та легко вынырнула из темноты. Он нажал боковую кнопку и открыл длинную, во всю капсулу, дверцу – та уходила верх и вбок. Тут же выдвинулся вверх и включился экран, по нему забегали строки – слишком быстро, чтобы Джек успевал читать. Сама капсула мягко замерцала по контуру, показывая белизну матраца с чуть приподнятым головным концом.

А во тьме висел гроб, и в том гробу лежала…

Джек даже вздрогнул от этой фразы, случайно всплывшей из памяти, сгружая тело Клода в капсулу и проверяя пульс на шее. Пульс был. Значит, придется ковыряться с программой – вряд ли Клод оценит анабиоз вместо регенерации. Что бы это ни значило. Сам Джек собирался его только подлечить.

Он склонился над Клодом, принимаясь за его одежду – что-то подсказывало, что куртка точно лишняя. При заморозке не лишняя. А вот в лечении – да.

Клод застонал и открыл ставшие мутными глаза. Он попытался отбиться от Джека, потом, когда тот чуть отстранился – не бить же Клода в ответ, осмотрелся. Его глаза широко открылись, и он выдохнул:

– Зззззабористые глюки…

Джек молча протянул руку:

– Коснись.

Тот здоровой рукой прикоснулся:

– Теперь хотя бы ясно, почему тебя в семьсот тысяч оценили… – он скосил глаза в сторону, на дисплей. – Умеешь пользоваться?

– Нет, – честно признался Джек.

– Зззззззабористые и глупые глюки… Хотя чего от глюков ждать.

– Руку снова дать? – предложил Джек.

Клод прикрыл глаза, выдохнул, а потом сказал:

– Давай! – он вцепился в протянутую руку и сел, ругаясь точь-в-точь, как Сэм в ночь возвращения из города. Крайне затейливо. Забавно, но сейчас Джек хотя бы оценил процесс и прокомментировал:

– Не выйдет. Оно туда не влезет.

Клод удивленно посмотрел на него, потом засмеялся через боль:

– Это исключительно из любви к искусству, Карбон.

– Я Джек.

– Хорошо, Джек… – Клод повернулся к экрану и принялся на нем что-то нажимать. Заметил заинтересованный взгляд Джека, вздохнул и… Начал заново – медленно и поясняя.

Через час, убедившись, что Джек все запомнил, Клод все же погрузился в лечебный сон. Капсулу Джек не стал отправлять в другой проем – тут и оставил. Клод должен проснуться через неделю. Это семь дней – Джек помнил. Он поспешил домой. Правда, сперва добежал до своих коробок – крохе должно понравиться. Во всяком случае Джек на это надеялся.

Только дома… Дома ждала неожиданность.

Тот самый принц на прекрасном белоснежном коне. Джек фыркнул – конь был ненастоящим, всего лишь робот. Но светился он в темноте отменно – шерстинка к шерстинке сияла серебром. Звенели колокольчики, вплетенные в гриву, и длинными косами игрался ветер.

Сам принц был тоже прекрасен, хоть Джек и видел его лишь со спины – в руки Джека с двух сторон вцепились, не давая спуститься с холма к дому Ливень и Птица. Ливень даже выдавил из себя первые свои слова:

– Уолек, не надо…

Птица с ним был согласен:

– Отпусти. –