Мой брат Наполеон - Фрэнк Кеньон

— Не пытаешься ли ты своею лестью побудить меня выполнить приказ твоего братца?

— Нет, Мюрат. Я только прошу помочь мне, чтобы я могла помочь тебе принять решение.

— Возрождение его военного гения… — произнес Мюрат в раздумье. — Хорошо, я присоединюсь к Евгению, но с одной единственной целью: через победу при моем участии создать объединенную Италию.

И вот Мюрат повел на север неаполитанскую армию, одержал несколько небольших побед и, возглавив, пожалуй, самую знаменитую свою кавалерийскую атаку, в значительной мере способствовал победе в сражении под Дрезденом.

Потом произошла так называемая битва народов под Лейпцигом — самая кровавая из всех, — которая закончилась катастрофой. Мюрат увел с поля боя неаполитанцев и прибыл в Неаполь значительно раньше их. Он выглядел усталым, но не постаревшим. Ни намека на седину в черных кудрявых волосах, и всего лишь несколько морщин на лице. Военная форма была расшита золотом еще богаче.

— Для императора это начало конца, — заявил он.

— А для нас? — спросила я со страхом.

Мюрат упал в кресло и сжал голову руками.

— Не знаю, Каролина, ничего не знаю.

— Мюрат, возьми себя в руки!

Он рассеянно взглянул на меня.

— Какая-то нелепость произошла перед Дрезденом. Или перед Лейпцигом? Не могу точно припомнить. Как бы там ни было, я получил от Меттерниха записку. Шифрованную. Расшифровать не успел. Потом уже было поздно. Просто какая-то нелепость.

— Что было в записке? — спросила я как можно спокойнее.

— Если коротко, предложение относительно Сицилии.

Как я ясно видела, Мюрат не был расположен в данной ситуации принимать какое-либо решение, хорошее или плохое. Предстояло мне, насколько возможно, спасти что-нибудь для нас самих. Поэтому я возобновила переговоры с Австрией, и граф Адам фон Нейперг опять прибыл в Неаполь вместе с английским эмиссаром, поскольку в этом вопросе Австрия и Англия действовали сообща. К моему неудовольствию, переговоры продвигались слишком медленно, но таковы уж методы дипломатий. Обмен мыслями и идеями происходил также на многочисленных балах, приемах и торжественных обедах. Дискуссии и споры велись спокойно, с достоинством, если не считать легкую возбудимость Мюрата. В конце концов было достигнуто соглашение и выработаны условия наступательно-оборонительного договора, в одном из пунктов которого недвусмысленно говорилось о передаче Неаполитанскому королю Сицилии. Но в последний момент Мюрат заявил мне в частном разговоре, что ни под каким видом не подпишет договор. Швырнув копию документа, он приготовился удалиться.

— Подожди, — сказала я требовательно. — Император Австрии не желает восстановления Бурбонов в Неаполе, а ты…

— Не желает? — повернулся Мюрат ко мне. — Это почему же?

— Я сильно подозреваю: он опасается, что Австрия с двух сторон будет окружена династиями Бурбонов.

— Двумя? — переспросил Мюрат безразличным тоном.

— Конечно. Если кто-нибудь из Бурбонов сменит Наполеона на французском троне. Наш договор — это невероятная удача. Он сохранит за нами власть над двумя Сицилиями. Заметь: над двумя Сицилиями, а разве не к этому ты стремился?

— Я подозреваю какое-то надувательство, — заявил Мюрат без всяких Признаков энтузиазма. — Кроме того, мне нужна вся Италия.

— Союз полностью одобрен британским правительством, — продолжала я терпеливо. — Англия, которая поддерживает Австрию, с радостью ратифицирует договор.

— И все же я подозреваю обман. Подписывай договор сама.

— Непременно подписала бы, если бы могла! — воскликнула я в сильнейшем раздражении.

— Ты, конечно, сожалеешь, что своевременно не позаботилась о том, чтобы взять всю власть в Неаполе в свои руки, — слабо улыбнулся Мюрат.

— Бесконечно сожалею! Пожалуйста, Мюрат, подпиши договор.

— Никогда!

— Тебя опять мучает совесть? — спросила я, имея для подобного вопроса веские основания.

По телу Мюрата пробежала судорога, и он рыдающим голосом подтвердил мое предположение. Его психическое здоровье вновь заметно ухудшилось, причем процесс зашел значительно дальше. Терзаемый безрассудными страхами, он постоянно твердил, что секретная полиция Наполеона прячется во дворце, выжидая удобного случая убить его. По телу вновь прокатилась волна дрожи, и он взглянул на меня, как на постороннего человека, а не на свою жену. Мало того, он назвал меня именем недавней гостьи из Франции.

— Мадам Рекамье, — проговорил он, бросаясь к моим ногам и беря меня за руки, — скажите правду. Я в самом деле неблагодарный и изменник?

— Сейчас, — заявила я холодно, — ты трус, человек, обезумевший от бессмысленного страха.

— Бессмысленного? — он судорожно цеплялся за мои руки. — Разве он может быть бессмысленным, когда я ежедневно ожидаю, что Наполеон разобьет своих врагов, придет в Неаполь и убьет меня собственными руками?

— Чепуха, Мюрат. Ты же сам неоднократно повторял: «С Наполеоном покончено, бесповоротно покончено».

— Я пропал, пропал, пропал! — зарыдал Мюрат.

— О, ради Бога, Мюрат, не кричи так! Иначе весь дворец услышит тебя. Ты что, утратил всякое самообладание?

После этого он немного успокоился. Из последних сил, с большим трудом я подняла его и дотащила до письменного стола. Затем, положив перед ним договор, я втиснула ему в руку перо, предварительно окунув его в чернила.

— Ставь свою подпись, Мюрат. Давай подписывай!

— Что подписывать, мадам Рекамье? — спросил он, глядя остекленевшими глазами.

В голове у меня мелькнула спасительная мысль.

— Признание в неблагодарности и измене императору Наполеону.

Со скрипом водя пером по бумаге, он поставил свою подпись. Я с жалостью наблюдала за ним. В тех редких случаях, когда мы вместе ложились в постель, я все еще обожала его. Но трон — это не постель. И мой долг был проявить мужество, которое оставило его, и обеспечить сохранность королевства, если понадобится, с помощью даже подобных трюков. На следующее утро Мюрат ничего не помнил о той отвратительной сцене, которая разыгралась в моем кабинете. Я заговорила о договоре и о том, как я рада, что он счел возможным подписать его. Сперва он посмотрел на меня непонимающим взглядом, потом добродушно рассмеялся.

— Я, должно быть, здорово выпил, — заметил он, — но пусть будет так, пусть будет так. С Наполеоном покончено, бесповоротно покончено.

Договор был подписан примерно через неделю после того, как объединенные силы союзников вступили на французскую территорию.

Когда британское правительство ратифицировало договор, в Неаполе состоялись обширные торжества. В еще более экстравагантной форме собственного изобретения Мюрат разъезжал на коне по запруженным улицам и закончил день, распивая вино и веселясь с неаполитанскими рыбаками. Ему неистово аплодировали, словно популярному герою спектакля (а он выглядел вполне подходяще), появившемуся на сцене неаполитанского оперного театра.