Принуждение к контакту - Денис Бурмистров

– Чего-то ты бледный, Рус, как одеяло. Нормально все?

– Да, да. Полетели домой.

– Уже… эх, расскажи кому, не поверят! Вертолет угнали, ночью над Зоной летали! Целую группу спасли! Нас за это теперь не то что ругать, наградить должны! А, как считаешь, Рус?

Громов отстраненно кивнул, глядя в сторону. Михаил чуть убавил пыл, смущенно кашлянул.

– Жаль, конечно, что Ильюху не нашли. Но завтра еще раз попробуем, да?

Руслан ничего не ответил, прикрыл глаза и устало откинулся в кресле.

– Ничего, Рус, скоро отдохнешь, потерпи, – успокоил его Гончаров. – А гроза-то, смотри, так и висит над Маяком, до нас не дотянулась. Словно держит кто, да?

С шелестом отъехала в сторону разделяющая салон и кабину занавеска, на плечо Руслана легла легкая женская рука с тонкими пальцами.

– Руслан, я так рада тебя видеть!

– Я тебя тоже, Полина, – ответил Громов, не открывая глаз.

33

Василий Гуреев, боец отряда особого назначения

Место и время вне системы координат

Судьбы похожи на хитроумное полотно, они как разноцветные нитки сходятся, свиваются и вновь расходятся, чтобы, быть может, больше никогда не соприкоснуться. Иные нити обрывались, иные путались так сильно, что превращались в одно целое.

А бывают нити, которые выпадают из общего рисунка. Если их не вправить обратно, не вплести, не направить, то они так и останутся вне времени, вне жизни.

Гуреев открыл глаза и понял, что не дышит. Более того, он понял, что не обладает ни телом, ни ногами, ни руками. Его словно вообще не было в материальном мире, будто бы он и был тем самым взглядом, бесплотным обозревателем, невидимым наблюдателем, который никак не может сдвинуться с места. А перед глазами, которых, скорее всего, тоже не было, крутилось разноцветное нечто, огромное и неживое.

Василий отстраненно попытался вспомнить, что же с ним произошло, и у него это получилось. В памяти, одна за одной, появлялись картинки, демонстрирующие хронологию событий.

Вот Гуреев пытается убить незнакомого сталкера, вышедшего к их лагерю возле узкоколейной железной дороги. Но тот активизирует артефакт, и мир превращается в размытое пятно, полное паники и страха. Потом погоня по лесу, охотничий азарт и желание убивать. И плата за самоуверенность – пистолет-пулемет, в прицеле которого только что мелькнула спина сталкера, рывком засасывает в ловушку, в затаившуюся «комариную плешь», где моментально плющит, ровняя в блин плоть и металл. Вспомнил, как, прокусив губу от боли, пытался избавиться от собственной руки, за которую его ухватил и тащил к себе проклятый гравиконцентрат. Как кромсал кожу и мясо ножом, ломая вороненым лезвием лучевые кости.

Вспомнил, как Сан Саныч с Ватсоном оставили его охранять рюкзаки, а сами ушли и больше не вернулись. Не дождавшись друзей, Василий спрятал груз и вещи, притопив их в болоте, а сам пошел мстить.

Вспомнил, как на него напал шатун, как ломал и рвал, а потом сбросил в ловушку, которая предстала перед Гуреевым мгновенно выросшим в размерах и поглотившим его мир черным пятном.

А потом не было ничего. И только сейчас он, по какой-то причине, вновь обрел способность видеть и мыслить. Ожил, если можно так сказать. Вернулся из мертвых.

Или вернули?

– Здравствуй, Василий, – раздался совсем рядом тихий мужской голос, и Гуреев почему-то сразу же представил себе худого мужчину с неопрятной бородой, одетого в драный костюм институтского работника. Он был где-то рядом и нигде конкретно. Как туман, который вокруг.

– Вставай, Василий, – сказал мужчина. – Мне понадобится такой, как ты, помощник. Добро пожаловать за холмы, на изнанку Зоны.

Эпилог

Стеклянные двери медицинского корпуса разъехались, и на улицу, под козырек крыльца, вышел худой мужчина с тяжелым взглядом и рано поседевшими висками. Гладко выбритая челюсть вяло двигалась, перегоняя дымящуюся сигарету из одного угла рта в другую.

Мужчина поднял воротник короткой кожаной куртки, столь любимой у пилотов, зябко поежился от налетевшего ветра. Оценивающе посмотрел на серое осеннее небо и направился в аллею, ведущую к выходу с территории института.

– О, Рус! Здорово!

Его окликнул улыбающийся здоровяк в форме службы безопасности МИВК, протянул широкую как лопата ладонь.

– Привет, Игорь, – Громов поприветствовал знакомого, зашел обратно под козырек.

– Я думал, тебя давно выписали, – безопасник отклонился и окинул взглядом с ног до головы. – Вроде ничего выглядишь.

– Да вот, на процедуры хожу, – Руслан помахал левой рукой, спрятанной в биометрическую варежку, призванную постоянно сканировать и брать пробы.

– Да отрезал бы уж давно и в сторону, – пошутил Игорь, широко улыбаясь.

– Не дали, – тихо ответил Громов.

Игорь осекся, кашлянул от смущения. Громов поднял на него глаза, решил спасти парня от неловкой паузы.

– Ну нет худа без добра, – слабо усмехнулся он. – Если бы не рука, не разговаривали бы мы с тобой сейчас.

– Это точно, – кивнул в ответ безопасник. – Разуваев до сих пор не может твою фамилию слышать без зубовного скрежета. Ты у нас теперь самый злостный нарушитель режима.

– Если бы не они с директором, то режим у меня был бы иной, – Руслан многозначительно поднял бровь, и Игорь понимающе качнул головой. – Как-никак прямое нарушение приказа, угон автотранспорта… А так я теперь ценный объект исследований. Правда, безработный и без права выезда из Искитима.

– Ничего! – с напускным оптимизмом махнул безопасник. – Глядишь, восстановят в команде, к полетам допустят.

– Не думаю, – ответил Руслан и решил сменить тему: – А ты тут чего?

Громов кивнул на стеклянные двери медицинского центра.

– Так это, дочку проведать, – вновь улыбнулся безопасник.

Руслан нахмурился, нервно затянувшись. Игорь понял, в чем дело, замахал руками:

– Нет-нет, она не в специнтернате, боже упаси! Пневмония у нее была, уже на поправку идет. Гостинцы относил.

– Слушай, ты лучше других знаешь, – Руслан понизил голос, подошел ближе к Игорю. – По Гончарову проверка прошла? Допуск восстановили?

– Давно уж летает, – кивнул безопасник. – Разуваев приказ подписал месяц назад. Ну так ты и не знаешь, как раз в больничке валялся.

– Ясно, – кивнул Громов. – Значит, хорошо все у него. А с группой Сидоренко что? С теми, кого мы спасли?

– Да тоже все хорошо. Амнезия только, провал в памяти. Помнят, как на «калоше» из института вышли. Как упали, помнят. А потом помнят, как вы за ними прилетели. Словно все одним днем произошло. Говорят, между аварией и вашим прилетом прошло меньше часа.

Громов хмыкнул своим мыслям, утвердительно покачал головой. Затянулся сигаретой и отправил окурок в урну.

– Ладно, Игорь. Пойду я. Как раз автобус через семь минут приедет, хочу успеть.

– Да, конечно, – безопасник вновь протянул руку. – Ты заходи давай, а то после того случая не появляешься.

– Так я того… Типа на больничном.

– Да и что? Так заходи, с мужиками потрещим.

– Хорошо, – пообещал Руслан. – Как-нибудь обязательно.

Он уже было развернулся, как вдруг Игорь что-то вспомнил, хлопнул себя ладонью по лбу. Окликнул Громова.

– А, кстати, забыл сказать. Тут на днях вертолет твой из болота вытащили.

Руслан остановился, посмотрел через плечо.

– Похороны в пятницу будут, – уточнил безопасник. – Рязанцева на городском похоронят, а Ткачева родственники заберут в Новосиб.

– Как Ткачева? – резко повернулся Громов. – Какого Ткачева?

– Ну как, – растерялся парень. – Илью Ткачева, ученого с теоретического. Который вместе с вами разбился.

– Разбился? – тупо повторил Илья.

– Ну да. Извлекли два тела – Рязанцева и Ткачева, оба в вертолете были. Рязанцева нашли в кабине, Ткачева в хвостовой части, в пассажирском. Там затопило все, он под водой долгое время пробыл, еле опознали. Говорят, обломками кресел придавило. Вскрытие показало, что пилота «мох-ползун» убил, а Илья при ударе погиб… Рус, ты чего?

Безопасник кинулся к покачнувшемуся Громову, но тот устоял на ногах, жестом отстранил Игоря. Руслан рванул ворот куртки. Ставшими вдруг чужими руками вытащил мятую пачку и, роняя сигареты на землю, закурил от дрожащего огонька зажигалки.

Незаживающая рана, странное поведение солдата в лагере, нежелание отпускать Громова за пределы Зоны, последняя их встреча… Все это вдруг обрело некий смысл, нашло свое место в общем потоке событий и воспоминаний. Но, сколько бы Руслан ни пытался ухватить их, приставить к белым пятнам целостной картины произошедшего, осколки эти ускользали, не укладывались встык, не объясняли главного.

Руслан поежился, поднимая глаза к далекому горизонту. Холодный северный ветер раздул пламя сигареты, лизнул лицо. А Громову показалось, что это донеслось дыхание бездны, которая там, за холмами. Непонятной и страшной бездны, копящей силы, чтобы пошире раскрыть свою пасть.