ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3) - Пантелеймон Кулиш

клонившиеся в ту и другую сторону; наконец, в воскресенье, став лагерем у Орли, в

полуторе милях от Кременца и в миле от передового отряда,—-с которым шел

Калиновский, — король объявил, что возвратится со своим двором. Многие офицеры

протестовали весьма грубо против этого решения, особенно же князь Вишневецкий,

требовавший, чтобы король непременно отправился в дальнейший поход с войском. Из

при-

.

269

дворных сановников к отому же мнению склонялся канцлер. Но король заставил их

замолчать, напомнив Вишневецкому, что сам он не захотел отправиться в тыл козацкого

табора иначе, как в сопровождении 15.000 войска, теперь же требует, чтобы король с

половиной отого количества отправился в далекий походъ*).

„Июля 17“ (продолжает Освецим) „король, перед выездом, пожелал произвести

генеральный смотр войску, и с этой целью отправился в Кременец. Но так как

случились в это время проливные дожди, то он отменил смотр, и во вторник уехал в

одном только экипаже, даже не попрощавшись с теми полками, которые находились в

передней страже. Во время его путешествия, постоянно шел проливной дождь.

Приходилось ехать но грязи, оставивши все возы и подвергаясь всяким неудобствам.

Королю этоть. путь опротивел в десять раз больше, чем пребывание в лагере...

„Июля 21 король прибыл во Львов. Ои явился incognito, и до ночи остановился в

одном частном саду. Затем ночь провел в забавах и развлечениях, вместо того, чтобы

начать сь благодарственного молебствия Господу за ниснослаиный но сто милости

неожиданный успех камиаиии“.

Под пером придворного и роялиста, в этих словах таился смысл, объясняемый

следующими за ними словами: „Во Львове король остановился недели па две, потому

что заболел вследствие неудобств лагерной жизни. Затем, излечившись, он уехал в

Варшаву*.

В отчаяньи от королевских порядков, Освецим обо всей выигранной кампании

написал следующее сдержанно высказанное мнение: „.. .подлинно можно сказать, что

сам Господь за пас воюет: ибо мы сами ничего не делаем так, как следует, хотя наши

жолнеры и доблестно сражались в течение трех дней*.

Если из позорной транзакции под Зборовым придворные Л на Казимира сделали

такую пышную манифестацию в Европе, то бегство хана и Хмельницкого представило

им возможность объявить своего короля вторым Казимиром Великим. Появились его

портреты с хвалебными надписями в прозе и в стихах. Французы не умели даже

назвать побежденного польским королем Кромвеля: он был у них Smilinski, но трубили

в католическую трубу изо всей

*) У короля было не Т’А тысяч, а все таки тысяч 30, но Ян Казимир мои сказать

именно так, как написал Освецим.

270

-

силы* Было выгодно и нужно' томным личностям выставлять героем беспутного

расстригу иезуита, как выгодно было и нашим валким право плавникам трубить но

всему свету про доблести мизерного эгоиста и предателя, князя Константина—Василия

Острожского и других подобных ему низменных созданий своего века и общества*

Наконец Ян Казимир, йод пером доктора Кубали, явился в польской историографии с

естественной своей физиономией, тогда как наши убогие собиратели чужих суждений

и вестей все еще славословят ишязя Василия, как „даровитеиишего и совершеннейшего

во всех отношениях человека" *), а вслед за ыим восхваляют и других негодяев, еще

более постыдных для малорусской народности. Впрочем и тогда в иодьскоруеском

обществе было не без добросовестных людей. В то время, когда в Риме, Париже и Вене

торжественно благодарили Бога за попрание врага и супостата католичества, в Польше,

наряду с похвалами Берестечской Виктории, читались повсеместно пасквили. В одном

из них сказано прямо, что услугу фортуны под Берестечком уничтожила панская

факция, а оиа-то и группировалась вокруг Яиа Казимира.

В тот опасный и поучительный для гражданских обществ момент, когда третье

сословие Польского государства разъединялось со вторым и оба онн с первым,

Хмельниччина вызвала разъединение между шляхтой и тем народом, который не имел

у неё сословных прав,—вызвала не только в воеводствах, обнятых козацким бунтом, но

и в католической Польше. Бунтуя всю чернь, которой не было дела до козацкого девиза

т тру, Хмельницкий звал Ракочия в Краков, чтоб он вместе с бунтовщиками подавил

доматорствующую шляхту в то время, как сам он расправлялся со шляхтою

воинствующею.

Но селам, но шляхетским дворам и но городам появилось множество чужих,

никому неизвестных попрошаек, с виду здоровых, сильных и наглых. В народе стали

расходиться странные вести, неправдоподобные, но тем не менее повторяемые: будто

бы шляхта выступает на рокот против короля; будто бы она замышляет вырезать

хлопов; будто бы козаки идут на помощь королю... Шляхта, конечно, видела в этом

хлонскую глупость, как ныне мы видим ее в возобновляющихся среди нашей сельской

черни слухах о раздаче мужикам панской земли; однакож, предсказываемые в разных

местах пожары и угрозы беспокоили ее, и в такомъ

*) „Киевская Старина1883, ноябрь, 524, от редакции.

.

271

тревожном настроении духа двинулись посполитаки против Хмельницкого. Из

донесений, полученных королем под Сокалемт, они с ужасом видели, что рутина

козацких бунтов, опустошавших Волынь, Белоруссию и Украину в течение

полустолетия, не чужда и народу не-Русскому, не-ехизматическому. Мужицкое

движение сзади посполитого рушения шляхты, в случае несчастья на боевом поле,

предвещало Полыне господство «кочевников на обеих сторонах Вислы. 350.000

хмельничан, в соединении со 100.000 отборной Орды, готовы были двинуться в самую

средину объятой пожарами шляхетчины. Опасность была так велика, что, по

выражению польского историка, „только незнание всей её громадности могло

поддержать в сердцах надежду; только слепая судьба могла дать Полякам победу“.

" По замыслу взбунтовать против землевладельцев чернь от Тесмипа до Одера, от

Карпатских гор до Балтики, Хмельницкий принадлежит к таким кровавым гениям, как

Аттилла, 1Иингис и Тамерлан. Недоставало только исполниться этому гениальному

замыслу для умственного наслаждения людей, возводящих козатчину в апотеоз

человеческой славы. Закулисным движением польских мужиков управлял у

Хмельницкого полковник Отасенко с помощью двух тысяч агентов. Состоя при

канцелярии козацкого гетмана, этот почтенный деятель руины расеылал их во все

стороны по указанию козака Тамерлана. Пожары и грабежи, подобные украинским,

волшиеким, белорусскимъ должны были начаться по выступлении посполитаков, а

повсеместная резня отложена до слуптто чагу: выражение, не позабытое и в нате время

малорусскою черные.

Так как Хмельницкому но удалось в этом преприятии пожать Геростратовские

лавры, то не буду вдаваться RT подробности. Скажу только, что в возмущении

католической и православной черни на западе Королевской Земли участвовали и паши

попьт. В Великой Польше отличался предательским рвением какой-то Грибовский: имя,

напоминающее одного из возмутителей в Павлюковщину. Но всего больше

встревожилось королевское правительство известием об Александре Леоне из

ИИИтернберка Костке, иначе Наперском, который поддельными королевскими листами

вербовал в Силезии иностранных жолнеров и бунтовал чернь в Краковском воеводстве,

—под видом услуги королю, овладел пограничным замком Чорштынои *),

*) Переиначенное но польскому произношению Seliorstein (дымовая труба).

272

.

и готовился к широкому бунту. Несмотря на предстоявшую ПОД Вереетечком

битву, отправили против него значительный отряд: ибо со сторопы Чорштына надобно

было ждать вторжения Ракочия.

В этом отряде участвовал и польский Самовидец. По его рассказу, Костка-

Наперский, подобно Хмельницкому, старался приобрести популярность, в темной

массе заботами о неприкосновенности святилищ, и охранял их своими универсалами, в

роде следующего:

„Я, ишжеподшисанпый, поручаю и сурово повелеваю жолнерам, находящимся под

моею властью, чтоб оити сохраняли в целости и неприкосновенности монастырь Типец

и принадлежащие ему села, под опасением смертной казни всякому не повинующемуся

сему военному выданному для охраны монастыря повелепию, которое скрепляю моею

подписью и печатью. Дан в Типце 8 • мая 1651 года. Александр Лев из ТЛтернбсриа*.

Г настоящее время козакомапы присоединяют уже и Шпака, и Гонту с -Железняком