Зов издалека - Оке Эдвардсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Звонила мать.
— Отцу плохо.
— Печально слышать… — Он собрал фотографии и записку в конверт и сунул в ящик. — А что случилось?
— Ему было не по себе после обеда, и мы попросили Магнер… В общем, пригласили врача, он живет здесь недалеко. Врач сказал, что надо ехать в город, в больницу.
Винтер попробовал представить себе Марбеллу, но ничего из этой попытки не вышло. Он никогда там не был, видел только карту в Интернете.
— А какой диагноз?
— Мы еще в больнице. Врачи осмотрели его, сняли электрокардиограмму, но она как будто бы ничего не показывает.
— Но это же хорошо…
— Да, но боли в груди не проходят.
— И что же дальше?
— Сейчас он отдыхает. Если что-то с сердцем, нужен покой.
— Перенапряжение…
В гольф переиграл, подумал Винтер и устыдился. Тошнота не отпускала, наоборот, стало хуже.
— Он не перенапрягался… мы живем спокойно, как обычно… Я очень волнуюсь, Эрик. Если что-то случится, тебе придется приехать.
Он не ответил. Кто-то постучал в дверь.
— Подожди минутку! — крикнул он.
— Что? — спросила мать.
— Кто-то стучит в дверь.
— А ты на работе? Ясно… Вечер только начинается.
За дверью послышались удаляющиеся шаги.
— Прости мама, я не расслышал.
— Если что-то случится, тебе придется приехать.
— Ничего не случится. Только ведите себя поспокойней. Никаких импульсивных поездок в Гибралтар.
— Ты должен обещать, Эрик. Ты должен обещать, что приедешь, если будет хуже. Лотта тоже так считает. Вы оба должны приехать.
— Обещаю.
— Ты обещал. Я позвоню попозже. Ты, кстати, тоже мог бы позвонить. — Она продиктовала номер больницы. — Я все время здесь.
— Думаю, вас скоро отпустят.
— Я должна идти, Эрик.
Он так и остался сидеть с мобильным в руке. В дверь опять постучали.
— Входите!
На пороге показался Рингмар.
— Сестра живет на Вестергатан. — Он сел. — Это в Аннедале.
— Я знаю.
— Грета Бремер. Наш Георг даже не знает ее адрес.
— Он сказал, они много лет не виделись.
— Насколько я понял, он вообще не хочет о ней говорить.
— Он не понимает, почему мы ищем его родственников… Он же никого не назвал, кто бы мог подтвердить его алиби. И недоумевает — зачем они нам нужны?
— Так что будем делать?
Винтер посмотрел на часы. Скоро шесть. Георг Бремер под нажимом сообщил, что у него есть сестра Грета. Других родственников нет… Они могут держать его до полуночи, не больше. Сейчас говорить с прокурором бессмысленно — оснований для задержания никаких.
— Говоря серьезно, Эрик…
— Так говори серьезно.
— Говоря серьезно, его надо отпускать.
— В полночь может идти на все четыре стороны. Что с машиной?
— Работают как оглашенные.
— Он хочет уехать на своей машине. Имеет полное право.
— Знаю. И ребята знают.
— У меня нет большого желания продолжать допрос, — сказал Винтер. — Пусть едет на все четыре стороны, а послезавтра мы пригласим его опять.
— Ты уверен?
— Нет.
Рингмар закинул ногу на ногу. Чинос цвета хаки… Он выглядит как отпускник, подумал Винтер. Пожилой альпинист отдыхает перед очередным подъемом.
— Сказать, что я ожидал в последние месяцы?
— Скажи.
— Что объявится отец девочки. Черт знает что… Подруга погибла, девочка исчезла. Розыск по всей стране. А он затаился.
— Может, и не затаился.
— Об этом я тоже думал. Может, его нет в живых.
— Или боится.
— Главная тема в этом следствии. Страх.
— А может, он и не знает, что у него есть ребенок.
Рингмар поменял положение ног. Теперь сверху была правая.
— Не так легко вычислить прошлое, если прошлого нет, — сказал он.
— Вот! — Винтер выпрямился. — В том-то и дело. Прошлого у нее не было, но оно ее настигло. Оно и стало частью ее жизни, а она об этом и не знала. И оно же, это чертово прошлое, привело ее к гибели.
Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Рингмар не двигался.
— Подумай… она приезжает в этот город, и жизнь прекращается. Я имею в виду ее взрослую жизнь. Сначала прекращается ощущение жизни, а потом и сама жизнь.
Винтер поехал в Хаген. Лотта открыла сразу. Они обнялись.
— Я слышала твое сообщение на автоответчике, — сказала она. — Только что пришла.
— А где девочки?
— Бим на плавании, Кристина у приятельницы готовит уроки. Так она по крайней мере сказала, — улыбнулась Лотта. — Если я правильно понимаю, ты говорил с мамой.
— Да. По-моему, ничего опасного.
— Она позвонила мне прямо посреди приема. Я попыталась поговорить с врачом, но ничего не вышло. По-моему, я говорила с ночным сторожем.
Винтер улыбнулся.
— Que?[36] — спросил он.
— Врача я пока не нашла. Но у меня такое ощущение, что дело хуже, чем мама себе представляет.
— Она хочет, чтобы мы приехали, если будет ухудшение.
— А ты поедешь?
— Поеду. Конечно, поеду. Сейчас не могу, но если возникнет такая необходимость…
— Я попробую позвонить еще раз. Хочешь кофе?
Винтер посмотрел на часы.
— Торопишься куда-нибудь?
— Домой. Думать.
— Получается?
— Мы намного ближе, чем раньше. — Он рассказал о событиях последних дней. — Знаешь, иногда такое чувство, будто смотришь кино.
— Ты сейчас кажешься не столь одержимым, как раньше…
— Все так же. Но и по-другому. Я пытаюсь думать, а голова лопается. Давление в башке то нарастает, то падает, а мысли надо держать на одном уровне. Поняла?
— Жуткое дело, — сказала Лотта.
57
Сразу после полуночи Бремер укатил домой на своем «форде». Посмотрел на часы, встал и молча ушел. После того как Винтер вернулся в управление, Бремер не произнес ни слова. Винтер не пошел провожать его в гараж, а поплелся в свой кабинет и в коридоре наткнулся на Бейера. Тот все это время был в управлении.
— В машине полно дерьма, — вместо приветствия известил Бейер.
— То есть ты не утверждаешь, что кто-то делал в машине тщательную уборку?
— Может, и делал. Только когда? С восемнадцатого августа осень успела пройти.
— Значит, все впустую?
— А вот этого я не говорил. Я сказал — полно дерьма. В багажнике, в салоне, в бардачке… и так далее, и тому подобное.
— Так…
— Полно окурков в пепельницах. Один даже втиснут в салазки сиденья. Можно только удивляться, как он туда попал.
— Как это?
— Салазки переднего сиденья. Окурок зажат между краем ворсистого покрытия и балкой салазок. Не так легко было найти. Только наш выдающийся профессионализм…
— Ты хочешь сказать, его там спрятали? — прервал Винтер.
— Может быть… почти ничего, кроме фильтра. Ты не знаешь, какую марку курила Хелена Андерсен?
— Нет… Ты думаешь, это ее?
— Просто пытаюсь вдохнуть в тебя оптимизм. Как бы то ни было, мы его нашли и уже послали в ЦКЛ.
— Боже мой, Бейер! Анализ ДНК занимает у них месяцы!
— Можешь попробовать сам.
— Надо добиться, чтобы они взяли нашу пробу вне очереди. У тебя же потрясающая репутация в Линчёпинге, Йоран. Я уж не говорю о связях!
— Сделаю что смогу. Грубая лесть действует на меня неотразимо. Но тебе ведь известно, что существует очередь…
— У нас есть образец! Нам есть с чем сравнивать. Это же не слепой анализ! Нам не надо уговаривать прокурора санкционировать пробы ДНК…
«У нас есть труп, — подумал он. — Причем уже давно».
Винтер вернулся в кабинет. Ему не давала покоя еще одна мысль — чем дальше, тем больше, несмотря на усталость. А может, именно из-за усталости. Почему тело Хелены оставили в канаве на берегу озера? Почему именно там? От ее жилья до озера довольно далеко. От жилища Бремера тоже неблизко. Если, конечно, Бремер уже зачислен в разряд подозреваемых. Он закрыл глаза и представил карту города. Все верно. Далеко от Хелены, далеко от Брем…
Минуточку. Он прошел в комнату информации и остановился перед большой картой Гетеборга и окрестностей. Оторвал стикер, нашел многоквартирный дом Хелены в Бископсгордене и приклеил. Потом нашел Эдегорд — странно, Пустынный хутор был даже обозначен на карте. Еще один кусочек липкой бумажки — берег озера.
Расстояние до озера от квартиры Хелены и дома Бремера было совершенно одинаковым.
Он чуть не попал под трамвай на Вестергатан и пошел по улице. Застройка была довольно плотной. Винтер нашел нужный дом и набрал код подъезда, который ему сообщил Меллерстрём. Раздался щелчок. Он открыл тяжелую дверь и поднялся на второй этаж. На почтовом люке была табличка «Грета Бремер». Он позвонил. Послышались шаги и дверь чуть-чуть приоткрылась.
— Я комиссар уголовного розыска Эрик Винтер, — сказал он. — Гетеборгская полиция. Я вчера вам звонил.