Гончий бес - Александр Сивинских

Мне тотчас вспомнился Жерар, который настырно, до ссоры сопротивлялся продви-жению в лес. Похоже, работа в «Серендибе» была тут ни при чём. Либо шеф заложил в отстраняющее заклятие оговорку относительно меня, либо заклятие вообще не действует на комбинаторов. В принципе, чем чародейная преграда отличается от материальной? Тем, что незрима, и только.

– Так что, привезти Асеньку? – напомнил Улугбек.

– На фиг надо. От неё тушёной капустой воняет. И котлетами. А у меня сейчас ника-кого аппетита. Дайте лучше с шефом поговорить.

– Какой ты всё-таки наглый, артист! Прямо поражаюсь. Если Сулейман-ага захочет, сам с тобой свяжется. Через это.

Он встал с задремавшего Борьки (тот сразу проснулся и вскочил), запустил руку в широкий карман на спине и выудил оттуда железного кузнечика. Размером кузнечик был чуть меньше голубя. Улугбек посадил его на подоконник рядом со стаканом, после чего, не промолвив ни слова, вышел из комнаты. Дождался, пока выбежит кабан, и вновь запер меня на замок.

Кузнечик пошевелил усиками, с треском расправил и сложил короткие крылья. При-поднялся на длинных суставчатых лапках, сделал несколько шажков. Развёл и свёл страшненькие жвала.

Горящие багровым светом глазки уставились на меня.

Первые минуты соседства с заводной букашкой дались непросто. Постоянно каза-лось, что эта тварь вот-вот сиганёт с подоконника и вцепится мне в самое уязвимое место.

Однако время шло, кузнечик тихонечко ковылял вокруг банки и стакана, периодиче-ски не без музыкальности чирикая, и я к нему попривык. И даже стал находить по-своему красивым. Что ни говори, а конструкция была великолепной. Ничего лишнего, все эле-менты сочетаются соразмерно, все детали подогнаны идеально. Будто создавал не человек, а сама природа. Лишь видоизмененные уже в наше время глаза выбивались из общего стиля.

В конце концов, я осмелел до того, что попробовал опрокинуть кузнечика свёрнутым журналом. Тот широко расставил лапки и предостерегающе застрекотал. Я счёл за благо отступить. Прилёг на кушетку, повозился, устраиваясь внутри панциря, и задумался.

Ситуация вытанцовывалась запутанная. В первую очередь из-за поведения Заринки. Не думаю, что она ослушалась Сула и «изменила» мне по девчачьей глупости. Хитрюга наверняка имела в этом деле собственные интересы, которые ставила значительно выше интересов шефа. Сообразить бы, в чём они заключаются. Об одном-то догадаться неслож-но. Зарина давно мечтала подложить ифриту свинью. В отместку за то, что он много лет мурыжил её, оставляя в теле маленькой девочки. Об этом знали все кроме самого «дедуш-ки Сулеймана». Но столь чепухового мотива явно маловато, чтоб идти поперёк воли шефа. Старик способен не только баловать любимцев, но и жестоко наказывать ослушников. Имеется, ой имеется на примете у Заринки какой-то по-настоящему жирный кусок, стоя-щий большого риска!

Не менее мутны и действия самого Сулеймана. На кой он отправлял меня в ГЛОК? На кой заставлял рисовать чертежи, которые и без того имелись у братцев Улугбековых? И наконец, зачем ему железная саранча? Вряд ли на продажу. Это дубоватый двойник Басмача мог грезить о сверхприбылях от торговли заводными тараканами. А шеф в день-гах не нуждается. Если что его и волнует всерьёз, так это заветный перстенёк, который носит на лапе Жерар.

«Погоди-ка, Паша… – встревожился я. – Уж не на псину ли твою собираются натра-вить механо-инсектов?!»

Я вскочил с кушетки и в один прыжок очутился подле окна. Наученный горьким опытом кузнечик растопырил конечности. Стараясь не обращать внимания на грозно дви-жущиеся жвала, я наклонился к нему и позвал:

– Сулейман Маймунович! Это я, Павел!

Тишина.

– Алло, шеф! – прибавил я громкости. – Отзовитесь!

Ни звука.

– Старый ты ифритов сын!!! – заорал я уже во всю мочь. – Чучело доисторическое! Отвечай мне, слышишь! Отвечай сейчас же!

Саранчук, будто напугавшись, отскочил в сторону. Огоньки в глубине глаз погасли. Он зашатался, повалился набок, сложил лапки на брюшке и прижал усики к голове. Такое демонстративное пренебрежение ввергло меня в неистовство. Я схватил его, размахнулся и со всей силы запустил в окно. Стекло разбилось, кузнечик вылетел наружу. Тогда я бро-сился к двери, начал барабанить в неё кулаками.

– Открывайте, ишачьи дети, помёт свиньи и собаки!

Бесновался долго. Выбившись из сил, опустился на пол и привалился спиной к двери. Дом наполняла тишина. Абсолютная. Лишь во дворе погромыхивали цепями овчарки, да в лесу монотонно скрипела какая-то ночная птица. Я погасил свет и отправился спать.

Я вошёл не в ту дверь. В зрительном зале было темно, фильм уже начался. Бренчало расстроенное пианино, немногочисленные зрители хрустели чипсами и попкорном. Я за-медлил шаг. На экране разворачивалось чёрно-белое немое действо. Взглянув на него, я забыл, как дышать. Орды механической саранчи – утрированно игрушечной, жутковато-нелепой, карабкались на огромного пса. Пёс же, напротив, был живым, хоть и гигантским, выше домов. На груди у него скрещивались ремни проклёпанной кожаной сбруи, под шерстью перекатывались титанические мышцы. Морду скрывала чёрная полумаска, но я узнал его. Это был Жерар. Он с безмолвным рыком размахивал железной опорой ЛЭП, отбиваясь от насекомых. За каждый взмах он убивал тысячи, но тварей были миллионы. И они всё прибывали. Вскоре Жерар стоял в копошащейся груде по пояс – будто в муравей-нике. И тут в кадр вступила паучиха. Изящная как оса, глянцево-чёрная, с высокими тон-кими ногами и бледным узором на спинке. Паучиха была значительно меньше пса, но увидев её, он бессильно выпустил из лапы оружие и содрал полумаску. На экране появи-лась украшенная виньетками надпись: «Гигантский терьер сдаётся царице пауков Клео-патре!». Пианино забренчало тревожно, а в следующий момент простыня экрана лопнула, и ставшая объёмной саранча хлынула в зал. Зрители дико закричали. В темноте, сжатые рядами кресел, они были обречены. Я попятился, споткнулся о ступеньку, и упал. В тот же момент надо мной промелькнула исполинская собачья лапа, зацепила когтем за шкирку и вышвырнула из зала. Пробив дверь, я влетел в крошечную комнатку со скошенным по-толком и шлёпнулся на узкую кушетку.

За окном едва брезжило. Дверь стояла нараспашку, но за ней было ещё темнее – свет в коридоре не горел. На ближнем подоконнике сидел какой-то человек в чёрном обле-гающем комбинезоне. Обычно в них расхаживают киношные ниндзя и вполне реальные бойцы Опричной Когорты. Чаще всего это соколы из Дикой Сотни, отвечающей за физи-ческое подавление всяческой нечисти. В скобочках надо отметить, что каждый из оприч-ников ДС схарчит на полдник пяток ниндзя и фиг подавится.