Неудачник (ЛП) - Кеннеди Эль

— Он не совсем информирует меня о своей жизни на свиданиях, — отвечаю я. Что в основном верно. Он не был болтливым парнем даже до того, как стал невербальным. — Не знаю. Уверен, что он одумается. — Я пожимаю плечами. — И я думаю, что я немного рассеян. В последнее время я много думаю о своей маме.

Кроме того, это не ложь. Воспоминания о ней приходят и уходят, эти невыносимые ностальгии.

— Это самая странная непроизвольная фантомная боль, — признаю я. — Я буду сидеть в классе и ни с того ни с сего забуду, что она умерла. И внезапно это огромное облегчение нахлынет на меня, как будто я просыпаюсь от кошмара.

Мы идем по тропинке, наблюдая, как собаки прыгают на падающие листья и лают на движущиеся предметы на деревьях.

— Со мной тоже иногда такое случается. — Кейси срывает длинный сорняк и завязывает стебель несколькими крошечными узелками. — А потом реальность возвращается, и я вспоминаю, что кошмар — это все, что осталось сейчас.

— Ты была добра ко мне, — неожиданно для себя выпаливаю я. — Тебе всегда удается заставить меня улыбнуться. Даже когда все остальное летит к чертям. По крайней мере, когда я с тобой, я чувствую себя лучше.

Собаки подбегают к ногам Кейси, чтобы привлечь ее внимание, которое она расточает на них, в то время как мне приходит в голову, что я не хотел говорить ничего из этого вслух. Теперь она, вероятно, думает, что я полная эмоциональная катастрофа. Отлично.

— Хорошо. — Кейси вынимает палку изо рта Пенни и бросает ее на тропинку, чтобы собаки погнались за ней. — Я думаю, что каждому нужен кто-то, кто был бы таким человеком. Я рада, что могу быть твоим. — Она толкает меня локтем в ребра, наклоняя голову, чтобы улыбнуться мне. — Ты тоже моя. Тот Человек, я имею в виду.

Собаки галопом возвращаются к ней. Оба тянут палку, чтобы вложить ее в руку Кейси.

— Я не знаю, сказала ли я это в стольких словах, — продолжает она. — С тех пор, как, ты знаешь…

Выпускной.

У всех нас есть свои собственные неудобные модные словечки.

Несчастный случай.

Большие, тяжелые слоги, которые застревают у нас во рту, как камни.

— Ты снова собрал меня воедино. Я не знаю, где бы я была без твоей дружбы. — Она призывает меня встретиться с ней взглядом. — Я имею в виду. Я дорожу этим. И тобой.

Собаки бегут вперед, чтобы догнать ветер или какое-нибудь бедное существо. Легкий ветерок завивает клубнично-светлые волосы Кейси вокруг ее лица, когда она смотрит на меня глазами, способными растопить ледники. Моя интуиция получает сообщение раньше, чем мой мозг, и она кричит мне, что что-то приближается, тупица.

Тебе лучше пригнуться.

— Мы так быстро сблизились, понимаешь? — Кейси убирает волосы с лица и застенчиво заправляет их за ухо. — Странно, как чувства могут возникнуть из ничего.

Сирена звучит в самых дальних уголках моего сознания, становясь все ближе.

— Я чувствую себя глупо, говоря это. Так что, пожалуйста, не смейся, — подчеркивает она тихим смехом. — Но в последнее время, когда мы вместе, я не могу перестать удивляться, почему ты меня не целуешь.

Это звучит как вопрос. Например, что происходит с нами, когда мы умираем, и почему мы здесь? Эта огромная, непостижимая вещь. Черт возьми. Если бы она только знала, как я близок к тому, чтобы сбить ее с ног и никогда не отпускать.

В течение нескольких месяцев я наказывал себя этим молчаливым желанием. И да, иногда я тешил себя маловероятной мыслью, что она может найти способ тоже захотеть меня. Но потом я решительно отбросил эту мысль.

Кейси смотрит на меня своими большими, доверчивыми глазами, полными тепла и надежды. Совершенно наивная по отношению ко всем способам, которыми мне удалось бы ее погубить.

— Ладно… — На ее щеках расцветает румянец, и она смущенно опускает взгляд в землю. — Это стало неловко.

Это моя вина. Я был неосторожен. Я должен был проявлять большую осторожность, чтобы поддерживать буферную зону, которая предотвратила бы любую путаницу. Но теперь я изо всех сил пытаюсь положить этому конец, волна паники пробегает по моему позвоночнику. Неважно, как сильно я хочу поцеловать ее, я не могу.

Потому что последствия были бы разрушительными и необратимыми. Выживших нет.

— Кейс, — начинаю я, затем останавливаюсь, чтобы прочистить горло. — Я хочу быть твоим другом. Я просто, э-э, не думаю о тебе в этом смысле.

— Действительно? — На этот раз, когда она оценивает меня, я чувствую, как ее подозрения скользят в ее голове, собирая обломки улик. — Потому что я чувствую, что узнала тебя довольно хорошо, и мне действительно показалось, что, возможно, ты тоже думал об этом.

— Прости, малышка.

Боже, я чертовски ненавижу себя.

— Ну, теперь я знаю, что ты полон этого. — У нее хватает наглости развернуться и игриво ткнуть пальцем мне в грудь.

— Кейси.

— Если ты беспокоишься о том, что Слоан надерет тебе задницу, мы не обязаны ей говорить.

Я сделал ужасные вещи с этим миром. Я снова буду делать ужасные вещи. Но мало что будет так ужасно, как то, что я вынужден сделать сейчас.

— Мы переспали, — говорю я категорично. — Я и Слоан.

Она недоверчиво ухмыляется.

Мой тон становится твердым. Неподвижным. — Я не шучу. У меня был секс с твоей сестрой.

Весь юмор исчезает с ее лица. Я должен отвести глаза, пока стыд не свалит меня с ног.

— Мне жаль. — Я с трудом сглатываю, уставившись на свои ноги. — Я хочу быть твоим другом, Кейси. Но я не заинтересован в том, чтобы быть твоим парнем.

Даже когда я говорю правду, я все равно лгу.

ГЛАВА 48

СЛОАН

В фильмах о войне, когда главные герои встречаются на начальной подготовке, всегда есть один парень, который привлекает внимание сержанта-инструктора. Новобранца они намерены расколоть и измельчить в порошок, чтобы засыпать в латунные гильзы. Для Сестры Аны Луизы я и есть этот новобранец.

В среду после занятий она вышивает за своим столом, сурово глядя на меня с другого конца комнаты. Если не считать того, что она окатила меня святой водой и обрезала ножницами мой конский хвост, она снова пригласила меня присоединиться к ней после уроков.

— Я не могу поверить, что ты сказала монахине съесть твою задницу, — шепчет Элиза. Она сидит рядом со мной в последнем ряду парт, заполняя пустую плоть своей руки черной шариковой ручкой. Работы на плотном холсте начались около недели назад. Они заставили ее перестать ходить в школу в армейских ботинках, поэтому Элиза организовала встречный протест. Я подозреваю, что со дня на день мы будем присутствовать на собрании, чтобы увидеть, как сестры обнажают ее кожу стальной шерстью.

— Технически, я разговаривала с Никки. Сестра попала под перекрестный огонь.

Сестра Ана Луиза ударяет линейкой по столу, чтобы в комнате стало тихо.

— В любом случае. — Элиза подмигивает мне, показывая нарисованный на ее веке горшечный лист. — Ты проявила впечатляющее рвение.

— Я пропускаю тренировку по легкой атлетике из-за этого, — ворчу я.

Но я думаю, что это нормально для курса. Сегодня утром я проснулась с ощущением, что мне ни хрена не нужно, и оттуда все пошло в минус. Я весь день черпала из отрицательного баланса денег. По уши в долбаных сборах.

Вот что происходит, когда вы полностью оцепенели внутри.

— Твое солнечное настроение как-то связано с парнем-хакером? Вы двое уже снова вместе?

— Нет, — слабо говорю я. — Он игнорирует все мои сообщения. — Я замолкаю, укол боли пронзает мое сердце. — На самом деле, это неправда. Он ответил на один из них. — Что он сказал?

Мой тон ровный. — Отписаться от него.

У Элизы отвисает челюсть. — Сурово.

О да. Достаточно резко, чтобы довести меня до слез, хотя, к счастью, я получила сообщение в середине просмотра какого-то документального фильма о природе с Кейси и нашим отцом, так что я смогла притвориться, что оплакиваю бедную раненую газель, а не потому, что парень, которого я люблю, не хочет иметь со мной ничего общего. С другой стороны, я не думаю, что папа и Кейси даже заметили мои мокрые глаза. Кейси ведет себя странно последние несколько дней. Тише, сдержаннее. Папа думает, что это снова кошмары, а это значит, что он был очень внимателен к ней. А это значит, что я снова стала запоздалой мыслью.