Американский доктор из России, или История успеха - Владимир Голяховский

Так мы с Ириной провели две недели отдыха, насладившись красотой и разнообразием американской природы — от пустыни до каньона и до гор.

Моя русская клиника

Каждый госпиталь — автономный механизм, как корабль в водах океана. Пациенты — как пассажиры корабля, врачи, сестры и остальные работники — его команда. А операционный блок госпиталя — это как машинное отделение: без него госпиталь держаться на плаву и двигаться вперед в своей работе не может. Госпиталь обязан обеспечить здоровье пациентов, точно так же, как корабль обязан обеспечить доставку пассажиров на берег.

Наш первоклассный госпиталь, как корабль в океане, был подвержен «качкам» местной экономики, то умелому, то не очень искусному управлению. Наш ежегодный финансовый баланс составлял около полутораста миллионов. В хорошие времена мы заканчивали год с доходом в несколько миллионов. Но так получилось, что к середине 1991 года госпиталь стал терять деньги, в его бюджете образовался дефицит. Это не грозило остановкой работы и увольнениями, но могло сказаться на снабжении качественным оборудованием и инструментами, которые госпиталь закупал у фирм, — первоклассное всегда стоит дороже. А нам нужно было первоклассное.

Виктор Френкель и вице-президент Рувен Саввич (не доктор, а администратор) судорожно изыскивали возможности поправить дела. В первую очередь они активизировали сбор пожертвований от богатых доноров. Тут им помог «акула Уолл-стрита» Гринберг, пожертвовавший еще один миллион (пригодилось его знакомство с Илизаровым). Но нужны были дополнительные средства. Виктор был большой мастер продуцировать новые идеи и очень этим гордился. Если ему говорили: «О, доктор Френкель, это хорошая идея!», он, смеясь, отвечал: «Еще одна хорошая идея!»

Так, однажды в конце дня он вошел ко мне в кабинет и, как всегда, без предисловий начал:

— Я хочу, чтобы ты активизировал русскую клинику. Нам нужно как можно больше русских пациентов: страховка «Медикейд», которую им дают, полностью оплачивает госпитальные расходы.

— Хорошая идея, Виктор.

— Ха! — он поднял указательный палец. — Не просто хорошая идея, а еще одна хорошая идея. Скажи, какую газету больше всего читают русские иммигранты?

— «Новое русское слово».

— Ты знаешь, в какой день недели она выходит с наиболее интересными материалами?

— Я давно ее не читаю, но моя мама покупает ее почти каждый день. Кажется, в пятницу газета толще обычного, потому что там публикуются разные рекламные объявления.

— Тогда надо дать туда большое объявление и повторять его каждую пятницу. Сочини такой текст, чтобы сразу привлек читателей: разрекламируй наш госпиталь, упомяни, что мы первыми в Америке стали делать операции по методу Илизарова, напиши, что ты московский профессор, — пациенты всегда идут на громкие имена. И еще: постарайся выступить по русскому телевидению и радио.

Когда-то я начинал свой журналистский путь в Америке с публикации серии статей в «Новом русском слове» про советскую медицину под общим названием «Эта бесплатная и общедоступная медицина». Теперь я не читал газету, тенденциозность и общий стиль ее мне не нравились. Но в ней действительно печаталась масса русских реклам — основной источник ее существования. Это была пестрая смесь объявлений, больше всего страницы пестрели именами докторов-иммигрантов из Бруклина. Были среди них и серьезные объявления, но попадалась и реклама шарлатанства, вроде магического излечения всех болезней за один прием. Газета писала, что за содержание объявлений не отвечает.

Госпитали в газете себя не рекламировали, потому что специальных госпиталей для русских в Нью-Йорке нет. Мы были единственным госпиталем с клиникой для русских иммигрантов. Я поместил в газете объявление и выступил по русскому каналу телевидения RTN — Russian Television Network». Интервьюировал меня журналист-одессит, который прерывал мои рассказы разными хохмами. Время от времени он говорил зрителям:

— Для того чтобы лечиться, надо иметь крепкое здоровье.

— Не надо иметь высшего образования — надо иметь среднее соображение.

— Полнота тела — благо: хорошего человека должно быть много.

Очевидно, его русской аудитории эти шутки нравились.

И вскоре к нам устремился все нарастающий поток пациентов. Изабелла буквально изнывала от телефонных разговоров с ними — в основном звонили старые люди, которые по многу раз переспрашивали:

— А чем, собственно, занимается доктор Голяховский?

— А правда, что он был профессором в Москве?

— А вы можете прислать за мной машину?

Был и такой незатейливый звонок:

— Секретарша, пришли машину, — без указания, кто звонит, по какому поводу и откуда.

На самые бестолковые вопросы Изабелла отвечала:

— Послушайте, в газете же все написано.

— А вам что, сказать жалко?

— Не жалко, но я не могу так долго разговаривать с вами. У меня много других дел.

— Подумаешь, какая важная персона!..

Изабелла жаловалась:

— Владимир, что мне делать? Они просто не дают мне работать. И все требуют транспорт. Они узнали, что в госпитале есть служба развоза больных и все хотят, чтобы их развозили. Но я же не хозяйка этой службы, я не могу присылать за каждым из них машину.

— Изабелла, я куплю вам длинный-длинный лимузин, и вы сами станете их развозить.

— Ну, Владимир, я же серьезно…

Что верно, то верно: иммигранты скоро осваивались с условиями обслуживания и любили требовать для себя все. Особенно — бесплатный транспорт.

Мне дали еще одну телефонную линию и еще одного секретаря, специально для ответов русскоговорящим пациентам. Основная цель была достигнута: госпиталь получал все больше пациентов со страховкой «Медикейд», и Виктор с вице-президентом были довольны.

А у нас прибавилось работы: на прием по пятницам теперь являлось по пятьдесят и больше русских иммигрантов. После таких приемов, да еще в конце рабочей недели, я приходил домой абсолютно измотанный. За каждый визит «Медикейд» платил госпиталю 150 долларов, и многих из посетителей я назначал на операции, за что госпиталь получал еще несколько тысяч. Но я денег от этой работы не получал — доктору за поликлинический прием эта страховка не платит, а те 500 долларов, что полагались мне за операцию, госпиталь забирал для расходов на резидентов. Так что для меня это была бесплатная нагрузка. Надо сказать, что в Америке доктора бесплатно ничего не делают. Но я считал моральным долгом помогать своим бывшим согражданам, равно как и своему госпиталю.

Из всех врачей по-русски говорили только мы с Селей, но он не имел права принимать больных сам. Госпиталь был учебным заведением, со мной работали резиденты. Для них это была практика, они должны были осматривать больных, и после этого показывать их мне. Русские иммигранты не хотели, чтобы их осматривали американцы. Они читали в объявлении, что в клинике принимает русский профессор. Когда к ним в смотровую заходил молодой американец, они категорически заявляли: