Мой путь в рай - Дэйв Вулвертон

Я крикнул товарищам, чтобы мне принесли бинты для перевязки. И начал нажимать ей на грудь, пытаясь втолкнуть ей в легкие воздух. Компадре сказал, что она мертва, и оттащил меня. Я долго смотрел на нее и понял, что он прав. Мне сказали, чтобы я немного поспал, и я отошел в сторону.

День был невероятно долгий, и перед глазами у меня плыли ужасные картины: обожженные тела, сломанные кости, изуродованные лица. Я столкнулся со стеной и понял, что уснул на ходу. Но я знал, что не смогу уснуть по-настоящему.

Мне нужно было отдохнуть, и я вспомнил обещание Тамары создать для меня мир сновидений, место, куда можно отступить. Несколько раз на протяжении дня я видел ее в инвалидной коляске рядом со зданием главной конторы корпорации.

Я побрел по темным улицам мимо прятавшихся в укрытиях наемников к индустриальному комплексу. Разбил окно здания, взобрался и отыскал источник энергии и монитор сновидений - индустриальную модель, какие используются при обучении с школах. Потом я вернулся к помещению корпорации и поднялся по мраморным ступеням. В коридорах уже не было трупов, и целая армия обслуживающих роботов стирала кровь и сметала с пола осколки стекла.

Я застал Тамару вместе с тремя другими в коммуникационном узле. Они просматривали записи с изображением чиновников корпорации и слегка изменяли изображение. Тамара подключилась к компьютеру у стола, полного оборудованием. Она взаимодействовала с голографическими камерами, которыми управлял сидевший за инструментальной панелью человек. Другая женщина у звукоаппаратуры переводила фразы на японский и вводила в компьютер, который произносил их голосом чиновников. Индеец торопливо просматривал записи, отбирая те, которые предстояло изменить.

Я встал за Тамарой и коснулся ее плеча, потом обошел ее, чтобы она смогла меня увидеть.

- Здравствуй, сеньор Осик, - послышалось из микрофона, присоединенного к ее кимоно. Говорила она торопливо, озабоченно. Сидела, обвиснув в своем кресле, не способная к физическим действиям. Даже глаза ее не мигали.

- Что вы делаете? - спросил я.

- Готовим пропагандистские ленты.

Я посмотрел на голограмму, которую они преобразовывали. Президент Мотоки сидел за столом вместе с несколькими людьми. На крошечном кристаллическом экране на столе рядом с рукой Тамары появилась надпись:

АНЖЕЛО, ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ? УХОДИ! ЗА МНОЙ ВСЕ ВРЕМЯ СЛЕДЯТ, ТЫ НЕ МОЖЕШЬ МНЕ ПОМОЧЬ!

Я кивнул, давая ей знать, что прочел сообщение. Хотел пообещать ей помощь, предупредить о планах Гарсона - кибермеханическая тюрьма немногим лучше мозговой сумки. Хотел извиниться за то положение, в котором она оказалась. Вместо этого я тяжело сел. Смотрел, как на голограмме чиновники минуты две переговаривались, потом все встали, поклонились и все, кроме Мотоки, вышли из комнаты.

После этого девушка у звукообрудования крикнула: "Тишина!" и пустила новую звуковую дорожку. Президент Мотоки рассказал несколько анекдотов судя по тону голоса, это были скабрезные анекдоты, а собравшиеся ответили взрывом хохота.

- Перемотаем и пустим заново! - сказала девушка. Сцену пропустили снова. Но Тамара и ее спутники кое-что изменили. В середине беседы президент Мотоки широко улыбнулся и рассказал неприличный анекдот. На строгих лицах чиновников появились хитрые усмешки, президент отпустил еще несколько шуточек, и все рассмеялись. Потом чиновники встали и в прекрасном настроении вышли, оставив Мотоки одного. Тот отвернулся от стола и посмотрел в камеру. Последний кадр записи - лицо Мотоки, встающего из-за стола, искажено дьявольской усмешкой.

Тамара несколько раз снова пропускала запись, сглаживая некоторые места, так что в конце концов невозможно стало догадаться, что запись изменена. Я слышал, конечно, что изображение можно изменить с помощью компьютера. Но так, чтобы оно изменялось при помощи человека, способного создавать мир сновидений, менялось прямо из ее воображения, такого я еще не видел. При этом процесс заметно ускорялся.

Когда Тамара кончила, я кивнул в сторону голограммы. Мысли мои мешались. Я закрыл глаза и откинулся в кресле.

- Зачем это все?

Тамара ответила:

- Мы хотим дать правдоподобное объяснение, почему Гарсон застрелил Мотоки.

Вторая женщина сказала, не отрывая взгляда от приборов:

- Мы перехватили разговоры японцев, скрывающихся вокруг города. Все они вне себя от гнева. И если отбросить все второстепенное, то суть их разговоров сводится к следующему: Мотоки кормил нас. Мотоки одевал нас. А теперь генерал tengu застрелил его, словно он простой eta!

- И какова же наша причина? - спросил я.

Кто-то фыркнул.

- Мотоки грязно шутил по адресу Гарсона, осуждал его характер, а Гарсон услышал и в припадке гнева решил отомстить за свою честь.

- А почему бы просто не сказать им правду? Пусть знают, что их драгоценные корпоративные божества для нас хуже гуано. Пусть знают, что мы убили его, чтобы предотвратить сопротивление после захвата.

Работавший за компьютером сказал:

- Если хочешь узнать тайну жизни, не спрашивай военную разведку.

Микрофон Тамары произнес:

- Мы должны им дать версию, которую они могут понять. Мы не можем сказать, что не верим, будто Мотоки супермен. Всю жизнь они верили в превосходство одного класса над другим. И если кто-то рождается не очень умным, это всего лишь возврат к eta, низшему классу. Если кто-то выделяется, значит в нем есть генетический материал высшего чиновника корпорации. И все предсказания исполняются. Поэтому мы говорим им то, что они хотят услышать. Мы говорим, что уважаем их, восхищаемся ими, даже любим их, но мы великие и гордые люди, равные им в их собственной культуре, и решили убить Мотоки только потому, что он оскорбил Гарсона.

Я спросил:

- Ты думаешь, они это проглотят?

- Мы не знаем. Все, кто находился в здании корпорации, мертвы, так что некому будет опровергать нас. Наша подлинная проблема в том, что Гарсон всего лишь военный руководитель, поэтому японцы не видят в нем равного по статусу чиновникам корпорации. Но мы создаем имидж Гарсона даем ему королевское происхождение, делаем его прямым потомком Кортеса; а с материнской стороны он происходит из семьи промышленных баронов. Мы также раздуваем изображение доиндустриальной Испании - даем воинам мечи, как у японцев, представляем итальянских художников почтенными испанцами.

Я фыркнул при этих словах.

- Я знаю, это звучит глупо, - сказала Тамара, - и вся эта история вызывает во мне отвращение. Но эти люди не имеют абсолютно никакого представления о том, что происходило на Земле последние две тысячи лет; они поверят во все, что мы им скажем. Утром начнем передавать эти записи. Может, и не подействует, но, бьюсь об заклад, кое-какие огни погасит.

Работавшие с Тамарой встали и вышли из комнаты, мы остались одни. Она спросила:

- Что я могу для тебя сделать?

- Ты однажды сказала, что можешь создать для меня мир в сновидении. Я весь день собирал тела погибших. Я хочу спокойно поспать. Хочу... - Я вдруг понял, что не знаю точно, чего хочу. Бегства? Душевного мира? Нет освобождения.

Меня тошнило от этих тел. Я чувствовал себя выпачканным этим грязным делом с Люсио. Мне нужна сила духа, чтобы бесстрастно смотреть на такие вещи.

Я затаил дыхание и решил сделать шаг в темноту.

- Однажды ты непосредственно стимулировала мои эмоции. Я знаю, что такая технология существует. Ты можешь сделать это снова, запрограммировать компьютер, соединенный с монитором. Я хочу впасть в тупость, бесчувственность, в такое эмоциональное состояние, чтобы суметь убивать без угрызений совести.

На экране снова появилось изображение встречи Мотоки с чиновниками. Тамара несколько секунд не шевелилась.

- Улицы полны людьми, которые могут это делать, - печально сказала Тамара. - Почему ты хочешь быть одним из них?

- Если у меня нет их возможностей, я в их власти.

Тамара обдумала мой ответ.

- Я не стану это делать.

Было уже поздно, я устал. У меня не было сил спорить. Я приставил ей к носу лазерное ружье. Она взглянула на ствол.

- Ты удивишься, узнав, как близко я теперь к такой бесчувственности, - прошептал я. - Может, мне и не нужна твоя помощь. Просто нужно подождать. Может, даже сейчас я могу нажать на курок и ничего не почувствую. Проверим?

На лбу ее выступил пот. Она испуганно смотрела мне в глаза. Боялась собственной беспомощности. Сказала:

- Ты упражнялся в насилии. Я сказала тебе, что нужно упражняться в сочувствии.

- Когда? Когда ты мне говорила это?

- В симуляторе. Когда велела тебе бегло овладеть языком сердца. Но ты продолжал тренироваться в насилии.

Я не понял ее слов, у меня вообще не было времени думать. Возможно, из-за своей медицинской подготовки я предрасположен видеть в человеке просто сложную систему биохимических реакций. Обычно о людях думают, как о реагирующих на ситуации лишь на основе генетической программы. Но Тамара велела мне упражняться в сочувствии, как упражняются в ударах по мячу, и я не понимал этого. Я был предрасположен не воспринимать такой совет. И я видел, что она боится, потому что занятия насилием и выработка сочувствия взаимоисключают друг друга. Если увеличиваешь способность к одному, уменьшаешь к другому. Она испугалась, что я на самом деле нажму на курок. И я подкрепил ее страх словами: