Силы Хаоса: Омнибус - Кристиан Данн

— Да, ты победил. Сегодня Фокрон умрет. На краю зрения происходит движение.

Я поднимаю глаза. Из углов комнаты за мной наблюдают фигуры. Они одеты в синие доспехи, часть из которых чиста и ничем не украшена, на некоторых вычеканены знаки змеи, а другие увешаны символами ложных богов. Они следят за мной светящимися зелеными глазами. Среди них человек обычного роста, завернувшийся в плащ с меховым воротником, его лицо скрыто за серебристой маской. В моей памяти мелькают образы человека в маске, стоявшего на фоне горящей Геспасии и появившегося во вспышках выстрелов на борту «Несокрушимой Мощи».

Человек делает шаг вперед. Его аугметическая правая рука сжимает иглометный пистолет с тонким стволом. Пока он идет ко мне, раздается пощелкивающее урчание шестеренок и пневматики. Фигура поднимает левую руку и снимает серебряную маску. Я смотрю на него. У него мое лицо.

Игольчатый дротик попадает инквизитору в левый глаз. Яд убивает его прежде, чем он успевает вздохнуть. Он медленно оседает, громада доспеха с грохотом бьется о плитки пола.

Мы двигаемся быстро. У нас всего несколько секунд, чтобы выполнить задачу, и мы не можем допустить ошибки. С тела инквизитора по частям снимают броню, фиксируя обнаруженные ранения. Пока мертвеца освобождают от доспеха, я снимаю собственную одежду и снаряжение. Раздеваюсь, пока здесь не оказываются двое почти одинаковых людей — один мертв и истекает кровью на полу, а другой стоит, пока его единокровные братья завершают свой труд. Моя аугметика и каждая деталь заново перелепленной плоти соответствуют человеку, который лежит на полу мертвым. Годы искусного изменения и подгонки плоти означают, что мой голос — это его голос, каждая моя привычка, каждое движение — все это его. Остались только раны, которые были аккуратно нанесены так, чтобы причинить боль, но не убить. Я не кричу, пока братья по Легиону режут меня, хотя это не менее больно, чем было для него — мертвеца, чье лицо я ношу. Раны — последний штрих. Моя кожа скрывается под скользкой от крови терминаторской броней, и между мной и мертвым инквизитором исчезают все различия. Мы едины, он и я.

Они забирают тело инквизитора. Оно сгорит в плазменной топке, чтобы стереть последние следы победы. Ибо это победа. Они уносят искалеченного брата, последним игравшего роль Фокрона. На его место приносят труп, его синяя броня изжевана зарядами болтера и смята ударами силового кулака. Лицо скрыто за рогатым шлемом, с плеч ниспадает мерцающий плащ. Это тело — окончательное доказательство, необходимое Империуму, чтобы поверить, что сегодня они одержали победу: мертвый Фокрон, сраженный своей немезидой. Сраженный мной. Империум будет считать этот день своим триумфом, но это ложь.

Фокрона никогда не было, его имя и история существовали лишь в представлении Империума и мании человека, чье место я занимаю. Фокрон существовал лишь для того, чтобы устроить эту финальную встречу. Его изображали многие из Легиона, играя эту роль, чтобы создать легенду, являвшуюся обманом. Я выйду из этой комнаты с победой, и моя слава умножится, а влияние и власть распространятся еще дальше. Десятилетия провокаций и подготовки вели к этому мигу перевоплощения, когда мы вручим Империуму победу и превратим ее в ложь. Это наша истина, средоточие нашей души, суть нашего ремесла. Мы — воины, не связанные узами правды, допущений и догм. Мы — отражение в вечном зеркале войны, непрерывно меняющееся, непостоянное и непобедимое. Мы служим лжи и властвуем над нею. Мы ее рабы, а она — наше оружие, способное победить любого врага, сокрушить любую крепость и принести одному воину победу над десятью тысячами. Я — тот, кто противостоит многим. Я — Альфа-Легион, и мы едины.

Гвардия Смерти

Ник Кайм

Несущие чуму

Было тихо. Плотный туман собирался и обволакивал дымящиеся руины городской площади, которые сливались с оседающей пылью и чадом недавнего сражения.

Теперь они удерживали их. По крайней мере, пока. Слуги Великого врага начали атаку, но наткнулись на сталь гвардейской техники и были опалены огнем их смелости.

Сержант О’Хеллар из 5-го Тундрийского находился поодаль от своей дивизии легкой пехоты, солдаты которой были выходцами с захолустного индустриального мира. Сев на броню прикомандированной к его подразделению «Химеры», он почувствовал неожиданный прилив гордости и сделал длинную затяжку своей сигарой.

«Хорошо сработано, дамочки» — сказал он, выпуская идеально ровное колечко дыма. «Мы отправили этих фраговых предателей обратно в ад, который их породил».

Его окружила поднявшаяся от солдат волна хриплого смеха и всеобщего одобрения.

Они заработали эту передышку, заработали ее кровью, потом и отвагой настоящих Имперских Гвардейцев.

— Сэр? — спросил рядовой.

— Что такое, рядовой Хескон? — спросил сержант с лукавой улыбкой, немного надвигая на глаза свои темные очки, старый подарок от друга с Имперского Флота, чтобы лучше разглядеть солдата.

— Вы чувствуете этот запах?

Озадаченный, О’Хеллар глубоко втянул воздух через нос.

Хескон был прав. В воздухе чувствовалась вонь, назойливая и тошнотворная.

Что-то, звякнув, столкнулось со шлемом рядового Голмара. Это привлекло внимание сержанта и он посмотрел в ту сторону.

Огромная, жирная муха жужжала над головой мужчины. Как только она подлетела ближе, Голмар смахнул ее мясистой рукой и раздавил, когда она упала на землю.

Внезапно стало слышно нарушающее тишину назойливое гудение. Непрерывное и раздражающее поначалу, вскоре оно стало угрожающим.

«Какого фрага?» — проронил О’Хеллар, убирая с глаз очки, чтобы ничто не мешало ему всмотреться в даль.

Сквозь дым и пыль что-то приближалось к ним. Как черный проявляющийся миазм, который парил, переваливаясь через обломки и развалины.

Сначала это выглядело как огромная неразличимая масса, но потом все стало ясно.

Это были мухи, тысячи и тысячи жирных мух, сродни той, которую раздавил своей ногой Голмар.

Слишком быстро рой охватил линию фронта, не давая О’Хеллару даже пошевелить ногой. Он смотрел и ужасался, его гвардейцы падали, были смяты, они задыхались от мух, попавших в их глотки, глаза, уши и рты.

Внезапно стали слышны беглые звуки, похожие на щелчки хлыста, паникующие гвардейцы стали стрелять в массу из своих лазерных ружей, но это не принесло спасения. Полу-приглушенные крики умирающих, задыхающихся до смерти людей врезались в бурлящий хаос.

«Всем встать!» — прокричал О’Хеллар: «Отступаем, огнеметы чтобы прикрыть отход,» — приказал он.

Командир танка Шерврон вслушивался в раздающееся звяканье тысячи маленьких телец, усеивавших "Яростный Молот", боевой танк «Леман Расс», не позволявший им попасть внутрь благодаря герметично задраенным люкам.

Внезапно шторм из тел затих. Шерврон и его экипаж ждали. Луч желтого предупреждающего сигнала омывал их лица, гул и жужжание систем внутренней вентиляции танка заполнили тихую бездну, наступившую после наплыва насекомых.

«Вид», — приказал Шерврон, вглядываясь через прибор наблюдения, подготовленный старшим стрелком. Через зернистое нефритово-зеленое изображение прибора не было видно и следа мушиного роя. Маленькие черные трупы мерцали на выжженной огнеметами земле словно жуткие гирлянды.

Внезапно, на горизонте появилась вспышка. Шерврон чуть не отпрыгнул от визора, когда в двадцати метра слева от него в сверкающем пламени взорвалась «Химера».

Темные фигуры, громадные и угрожающие, продвигались сквозь мрак. Они были огромными — чудовищные призраки, рожденные из какого-то ужасного ночного кошмара ребенка. Их броня была изъедена пораженной болезнями грязью и непонятными наростами. Из их респираторов вытекал гной, а покрытые слизью треснутые керамитовые плиты испускали невыносимое зловоние. Каждый из этих ужасных воинов был усеян мухами, которые копошились в каждой трещинке их брони, ползая даже в глазницах.

Это были чумные десантники. Шерврон слышал о них, слугах разрушительных сил, несущих чуму и разрушение. Но это была особая их порода, охотники на танки, вооруженные устрашающими мельтами и плазменным оружием, которые смогут уничтожить броню его танка со скоростью болезни, проникшей в его организм и уничтожившей его кожу.

«Башня, пятнадцать градусов вправо», — приказал командир, всматриваясь в приборы слежения. Гниение отравляло воздух вокруг них, словно пробираясь сквозь ауспекс и системы автонаведения.

Экипаж, обливаясь потом, выполнил приказ быстро и без нареканий, ведь они чувствовали как порча, словно незримая когтистая лапа, все плотнее охватывала их.

Другой танк, «Адская гончая» взорвалась неподалеку, осыпав бронированный корпус Молота дождем обломков окружающих руин и камнебетонным крошевом.