Агрессия: хроники Третьей Мировой войны - Алексей Колентьев

Все эти рассуждения кратким мигом пронеслись в сознании, пока я слушал, как француз начал нехотя возражать:

- Господин генерал, данные пункты предполагают прямое нарушение договорённостей с союзником… очень сильным союзником. Страны, которые я представляю на этой неофициальной встрече, никогда не смогут дать вам твёрдых гарантий пока… Пока в конфликте не наступит полная определённость.

…После того, как Лебелль озвучил словом «конфликт» тот ад, которым обернулось вторжение в Россию в том числе и его соотечественников, мне захотелось просто от души врезать ему по морде. Сколько раз бы захватчики не приходили на Русь, всегда они прикрываются какими-то высокими словами, на деле проявляя зверскую жестокость к обычным, мирным людям. Но стоит прижать вот таких «цивилизаторов» к стенке, отобрать оружие, как тут же начинается стон о «зверствах» русских, миллионах «замученных» европейцев и прочие благоглупости. Буквально позавчера, мы с начштаба выезжали в тыл, дабы разобраться с тремя тысячами пленных американцев, тех же французов, англичан. Наёмников и наёмников из бывших советских республик до таких лагерей не доводили. Солдаты, слыша корявую русскую речь, иногда просто развешивали таких «ловцов удачи» на уцелевших фасадах рухнувших зданий, покосившихся фонарных столбах, пулю тратят редко. Так вот, я попросил на выбор поговорить с тремя пленными. И каждый старался сказать, что убивать никого не хотел, его заставили травить газом города или бомбить госпиталя. А в доказательство своих лучших качеств, все трое говорили о том, что они де, люди семейные. Наглый цинизм, помноженный на твёрдую убеждённость в собственной безнаказанности. И мне не жаль его детей, потому что они сами лишены жалости. Поэтому я отказал в просьбе представителя швейцарского «Красного креста» в освобождении всех заключённых. Здоровые и наиболее матёрые пошли в расход, а тех девяносто три человека что были покалечены или имели серьёзные ранения, приказал обменять на тех немногих солдат, офицеров и просто мирных жителей, кто так же находился по ту сторону фронта. Но вслух я ответил:

- Мы понимаем ваши опасения, месье Лебелль. Более того, советская сторона не будет настаивать на немедленном подтверждении соблюдения данных пунктов соглашения. Но поймите и вы нас. Идёт война, месье Лебелль. Как бы нейтрален не был язык дипломатии, в данном отрезке времени, важнее язык военный, он более конкретен и уместен в данном случае. И вот как военный и как председатель ГКО, говорю вам: если в предусмотренные договором временные рамки, Франция, Германия и Италия не начнут процесс вывода своих войск, технического и вспомогательного персонала с российской территории, а так же не предпримут мер по блокированию войск Коалиции в пределах её инфраструктуры, развёрнутой на территории этих стран, будут серьёзные последствия. Советское государство в этом случае нанесёт по территории Евросоюза упреждающий удар, в том числе будет использовано оружие массового поражения, включая тактические ядерные заряды.

Лицо француза не дрогнуло. Более того, весь мой опыт общения с такими вот скользкими типами говорил, что про подготовку ядерного удара он знал заранее. Другое дело, что европейцы не принимают в расчёт «потопленные» подводные лодки, рассчитывая перехватить ракеты тех немногих мобильных ракетных тактических комплексов, о которых мы намеренно допустили утечку. Очертив наманикюренным, покрытым бесцветным лаком, ногтем указательного пальца некую черту перед собой, Лебелль чётко произнёс:

- Весьма сожалею, что мы не поняли нужд друг друга, господин генерал. И ваша неуступчивая позиция ставит под угрозу принятия комплексного соглашения, составленного на взаимовыгодной основе.

Резкий приступ боли пришёл всё так же неожиданно, как и обычно. Мне едва удалось сохранить невозмутимое выражение лица и унять дрожь в голосе:

- Поверьте, мне тоже очень жаль, месье Лебелль. Однако, советская сторона оставляет дверь приоткрытой. Если вдруг, главы европейских держав, уполномочивших вас, решат изменить своё решение, мы не будем добавлять новых условий, или пересматривать уже прописанные в договоре.

Тень злорадной усмешки на мгновение промелькнула в глазах француза. Он буквально упивался отведённой ему ролью хозяина положения.

- Увы, я не вижу к этому повода, господин генерал.

Боль ушла так же внезапно, как и появилась, оставив после себя звенящую пустоту в голове и лёгкую дрожь в пальцах. Лебелль заметил это и не удержавшись от улыбки сказал:

- Вам тоже не мешает подумать о сложившейся обстановке, господин Широков. Если вдруг вы решите начать переговоры с представителями Коалиции о капитуляции, то Франция готова взять на себя роль посредника.

- И мы это очень ценим, месье Лебелль. Поэтому, у меня есть к вам встречное предложение. Если вдруг, ваши хозяева передумают, следя за тем как развиваются события на Урале и захотят вернуться к соглашению с РСФСР, пусть сделают кое-то.

Разговор свернул с тех тем, в рамках которых посланник Евросоюза чувствовал себя комфортно, поэтому на моё предложение он отреагировал не сразу, даже не сумев скрыть явного удивления:

- Господин генерал, я не уполномочен ничего обещать…

- Но передать-то вы вполне способны, на память не жалуетесь?

Француз всё ещё был в шоке, однако быстро сумев справиться со своими эмоциями он неопределённо кивнул:

- Если это не накладывает на уполномочивших меня людей никаких обязательств, то я всё передам.

Я сделал адъютанту знак и Костя протянул мне кальку масштабной карты пригородов Петербурга. На ней был отображено наиболее вероятное направление удара под Колпино. Показать это было можно ещё и по той причине, что эстонские и финские части накапливались там совершенно открыто, уверенные в своём численном и техническом преимуществе перед сводными отрядами ополченцев, курсантов военных училищ и моряков-балтийцев.

Увидев карту, Лебелль слегка помрачнел, но не особо удивился. Он тоже считал, что Серебряный город на этот раз уж точно падёт к ногам захватчиков. Поэтому очень легко произнёс:

- Мы не имеем влияния на командование союзных частей в этом регионе, господин генерал и я не понимаю…

- А я объясню, господин посланник. Силы Коалиции в этом районе состоят из прибалтов и финнов, которые сейчас проявляют наибольшее рвение в войне против России. И я не прошу их отзывать, поскольку понимаю ваше положение.

Правая бровь посланника непроизвольно поползла вверх, и он спросил опережая мои пояснения:

- Тогда в чём же состоит ваша просьба?

- Всё предельно просто, господин Лебелль. Поддержку этих частей средствами радиоразведки, артиллерией и авиацией, осуществляют французские войска. Если вдруг, связь пропадёт, самолёты с вертолётами не прилетят, а артиллерия не станет стрелять, нам этого будет вполне достаточно в качестве жеста доброй воли и фактического принятия условий брюссельского меморандума. Явно вас никто обвинить не сможет, а вскоре… Всё течёт, всё изменяется, месье Лебелль.

Француз был реально ошарашен, смущён и дезориентирован. Подобное предложение означало, что у русских либо есть какой-то убийственный козырь до которого не докопалась ни одна разведка союзников, либо это очень дерзкий блеф. Но глядя мне прямо в глаза, Лебелль сумел разглядеть нечто такое, что удержало его от возражений. Он просто кивнул в знак согласия и прошептав что-то китайскому чиновнику дал понять, что его миссия выполнена. Кивнув французу на прощание, я поднялся с кресла и мы вышли в другую дверь, ведущую к служебному лифту. Ход сделан, посмотрим, что из этого получится.

…Уже в тамбуре, отделявшем длинный коридор от гулкого ангара, внутри которого уже начинал прогревать моторы тяжёлый транспортный самолёт, Костя снова спросил меня, пока рёв двигателей не заглушит любой звук совсем:

- Алексей Макарович, а зачем вы ему карту показали, ведь теперь они знают, что направление главного удара их группы раскрыто?

Имея светлую голову, когда нужно что-то достать или обеспечить, Ларионов был слишком горяч и скор в суждениях. Недостаток молодости, который скоро уйдёт, иногда позволял мне вслух проговаривать уже принятые решения, порой исправляя неочевидные с первого взгляда недоделки. Поэтому я ответил насколько возможно откровенно:

- О том, что мы знаем про чухонские бригады, натовцы наверняка знают и так. Но даже если нет, то это лишь послужит доказательством нашей осведомлённости.

- Но как же ополченцы? Ведь враг может изменить направление ударов, перегруппироваться и ударить в другом месте.

- Может, но не станет. По данным перехватов и сведеньям фронтовой разведки, чухонцы слишком сильно рассчитывают именно на помощь французского контингента. Им прекрасно известно, где и сколько ополченцев им сможет противостоять. Эти неофиты буквально упиваются своим превосходством, поэтому ничего менять они не станут. К тому же, Лебелль ведь не побежит к финнам в штаб, он доложит своему начальству, а то в свою очередь не станет слишком торопиться с тем, чтобы дать «младшим партнёрам» эту информацию.