Галантные дамы - Пьер де Бурдей Брантом

в тридцатилетнем возрасте; недаром же ее любил и обожал один из самых доблестных и достойных наших королей. Могу смело утверждать это, не боясь нанести урон красоте вышеназванной дамы, ибо любовь великого короля к любой женщине есть свидетельство того, что природа наделила ее несравненными достоинствами, – вот почему красота, дарованная небесами, и должна доставаться полубогам.

Я видел эту даму за полгода до ее кончины; она все еще была столь хороша собою, что влюбила бы в себя и камень, хотя какое-то время назад сломала ногу, упавши в Орлеане на мостовую с лошади, которой всегда управляла ловко и умело; но в этот раз лошадь поскользнулась и упала вместе с нею; от перелома и сильных болей, терзавших герцогиню, прелестное лицо ее, казалось бы, могло перемениться к худшему, однако ничуть не бывало: красота, грация, величественная осанка, очарование – все осталось при ней. Особливо хороша была у ней кожа, блиставшая снежной белизною, притом что она никогда не красилась; правда, говорили, будто каждое утро она умывается настоем, изготовленным из жидкого золота и прочих крепких снадобий, в коих я разбираюсь куда менее иных врачей и сведущих аптекарей. Полагаю, что, проживи эта дама еще сто лет, она и тогда не постарела бы ни лицом – настолько оно было моложаво, ни телом, которое даже под платьем выглядело неизменно стройным, упругим и юным. Сколь же прискорбно, когда земля погребает под собою такие прекрасные тела!

Видел я и госпожу маркизу де Ротлен, матушку госпожи принцессы Конде и покойного господина де Лонгвиля; ее красоте не нанесли урона ни время, ни возраст: она уподоблялась прелестному цветку, разве что с годами лицо у ней слегка покраснело; зато чудесные, несравненные глаза, коих красоту унаследовала и дочь, ничуть не изменились и ранили мужские сердца, как и прежде.

Видел я также госпожу де Ла Бурдезьер, во втором браке маршальшу д’Омон, такую же очаровательную в преклонных годах, как в самом юном возрасте; пять ее дочерей, также красавицы, все-таки не затмевали свою матушку. И если позволить мужчинам выбирать, они, вполне возможно, предпочли бы дочерям их мать, хотя она за свою жизнь и родила множество детей. Но эта дама чрезвычайно заботилась о себе, боялась лунных лучей как черт ладана и решительно не признавала ни румян, ни белил, коими пользуются большинство женщин.

Более того, я видел госпожу де Марей, матушку госпожи маркизы де Мезьер и бабушку принцессы-дофины, когда ей было уже сто лет; в этом возрасте она и скончалась такою же красивой, стройной, свежей, веселой, здоровой и привлекательной, какою была в пятьдесят; ну а в молодости уж точно никто не мог сравниться с нею очарованием.

Дочь ее, та самая маркиза, очень походила на мать и умерла столь же моложавою, хотя и дожила только до восьмидесяти лет; к концу жизни она всего лишь слегка ссутулилась. Она приходилась теткою госпоже де Бурдей, жене моего старшего брата, питавшего к ней искреннюю любовь, ибо к пятидесяти четырем годам, родив четырнадцать детей, она сохранилась настолько хорошо, что все люди, ее видавшие, могли еще увереннее меня подтвердить: четыре ее дочери рядом с матерью казались ее сестрами; так некоторые зимние яблоки остаются столь же свежими, как летние, и до самого конца вкусны и сочны не менее, а то и более этих последних.

Госпожа адмиральша де Брион и дочь ее, госпожа де Барбезье, также отличались несравненной красотою до глубокой старости.

Недавно мне сообщили, что прекрасная, некогда знаменитая Поль из Тулузы все так же хороша, как и прежде, хотя ей уже сравнялось восемьдесят лет; не постарело ни прелестное лицо ее, ни стройная фигура.

Сам я видел госпожу президентшу Конт из Бордо в том же возрасте и столь же мало изменившуюся, но по-прежнему любезную, привлекательную и желанную, преисполненную многих других совершенств и достоинств. Я охотно перечислил бы всех их здесь, да боюсь слишком затянуть мое повествование.

Один испанский кавалер, признавшийся в любви пожилой, но все еще красивой даме, услышал от нее такой ответ: «A mis completas desta manera me habla V. M.!» (Как это вы любезничаете со мною в мои-то годы!) Этим желала дама указать воздыхателю на преклонный свой возраст и на то, что красота ее близится к закату. Но кавалер возразил ей: «Sus completas vulen mas, у son mas graciosas que las horas de prima de qualquier otra dama» (Ваши преклонные лета куда драгоценнее и прекраснее, нежели юные года любой другой дамы). Не правда ль, в высшей степени приятный комплимент?

Другой кавалер, также беседовавший о любви с пожилою дамою, которая откровенно сетовала на то, что красота ее поблекла, хотя и не слишком, отвечал на это: «A las visperas se conoce la fiesta» (Любой праздник всего слаще к вечеру).

Даже и сегодня мы видим, как госпожа де Немур, и на заре своей жизни блиставшая красотою, стойко сопротивляется разрушительному времени, которое стирает все, кроме, однако, этой красоты; я готов – вместе со всеми, кто видел эту даму, – клятвенно подтвердить, что в юные годы она была прекраснее всех женщин в христианском мире. Я уже рассказывал в другом рассуждении, как любовался ею, танцующей в паре с королевой Шотландскою; им вздумалось протанцевать вдвоем, без прочих дам, и окружающие, видевшие сей танец, затруднялись определить, которая из них была красивее; кто-то сказал, что они походят на два солнца вместе, подобные тем, что, по описанию Плиния, явились некогда в небесах, повергнув людей в великое изумление. Госпожа де Немур, тогда еще госпожа де Гиз, отличалась более внушительной фигурою; да будет мне позволено заметить, не в обиду королеве Шотландской, что величественная ее осанка, хотя она и не была королевою, давала ей преимущество пред сей государыней; впрочем, госпожа де Немур приходилась внучкой великому королю, любимому народом, и имела с ним большое сходство в чертах, в чем я мог убедиться, разглядывая портрет названного короля в кабинете королевы Наваррской: портрет этот явственно подчеркивал все достоинства оригинала.

Полагаю, что это я первым назвал госпожу де Немур «внучкою короля – отца нации», а было это в Лионе, по возвращении его величества из Польши; с тех пор я частенько величал ее именно так; она оказывала мне честь находить сие прозвище приятным и любила слышать его из моих уст. И доподлинно она была истинной внучкой этого великого монарха, походя на него красотою и особливо добрым нравом: доброта ее не знала границ, никто или мало кто мог пожаловаться на немилость с ее стороны, хотя она