Цугцванг по-русски. Книга 1. 96 отделение милиции г. Москвы - Игорь Можайский

Повернувшись в пол – оборота назад и посмотрев на «Деда», а затем на Шелестова, Данчина, давясь от злобы, спросила, обращаясь к Антону.

– Издеваетесь, да! Над пролетарием издеваетесь? Над Мишенькой! Он больной у меня! Как выпьет, ничего не помнит! Вот смотрите, она поставили черную кожаную сумку на стол Шелестова, а на неё папку.

– Вот смотрите! Вот заключение врачей, вот справка из нашего психдеспансера, вот справка из…

– Уникальная женщина! Сколько энергии! Прошло-то всего два часа, а она уже подняла все свои связи, – размышлял Антон, когда ухоженные наманикюренные пальцы Данчиной, тусовали разные справки с фиолетовыми печатями, как карты, прямо перед его носом…

– … А вот справка от профессора Кочаряна, о том, что моему мальчику нужен покой и тщательный уход…

– Вот даёт! Кто бы мне такую справку выписал, чтобы меня не тревожили и почаще ухаживали! – Шелестов усмехнулся.

Наконец, посетительница замолчала, победно смотря на него.

– У вас, всё?

– Нет! Забирайте все эти документы себе, а Мишу я заберу домой, ему нужен отдых! – она собрала справки и засунула их в папку, а потом пододвинула их к Антону.

Как это у нее все запросто получается!

– А как же потерпевший, которого ваш сын чуть не зарезал, как свинью? – язвительно заметил Шелестов. – Он тоже хочет, чтобы Мишенька поехал домой отдыхать от трудов праведных?

– А как же! Они ж с Мишой друзья, я через час заявление от Степаныча привезу, что он претензий не имеет. Если надо еще чего-тоже привезу. Хотите, напишет, что сам на ножик напоролся?!

– На шампур.

– Да? Я не знала! Всё равно! Я Степанычу уже апельсинов купила, – посетительница приподняла, как бы взвешивая, свою сумку. – Меду купила, курицу, орехов…

– Потерпевший сейчас на операционном столе, неизвестно, выживет ли…

– Ничего, я подожду, завтра напишет тогда. Куда он денется, сердешный? Я ему бульон принесу, куриного, а может и водочки… – Так как? – деловито спросила она. – Вопрос решим?

– Нет, не получится у нас с вами гражданка Данчина, ничего.

– Так! – повернувшись в пол – оборота назад и посмотрев на «Деда», а затем на Шелестова, она наклонилась к Антону.

– Товарищ Шептунов, давайте останемся одни и поговорим, так сказать, «тет – а – тет»53! – прошептала Данчина, буравя лицо Шелестова своими маленькими поросячьими глазками. – У меня всё с собой, вот тут, в сумочке, – она нежно погладила свою сумочку.

– Ираида Станиславовна! – зачем же так! Во – первых, я не Шептунов, моя фамилия Шелестов. Во – вторых, дача взятки должностному лицу, при исполнении своих…

– 500 рублей и дела нет, идёт?

– … служебных обязанностей наказывается…

– 1000 рубликов, а?

– Ну, всё, хватит! – Парнов вскочил с дивана, схватил её за воротник пальто, поднял со стула и с силой тряхнул так, что у той клацнули зубы. – Ты что, старая ведьма, за нашей свободой сюда пришла, тварь? Взятки налево и направо всю свою поганую жизнь раздавала, и нас честных ментов тоже решила купить? Да? Вот, что я тебе скажу, и своим КГБешникам – куратарам передай: если я ещё раз в нашем отделении твою харю увижу, клянусь, я всё сделаю, чтобы на Потьме54 тебя продержали как можно дольше, тварь!

Антон в это время поднял трубку телефона внутренней связи.

– Дежурный по отделению капитан милиции Мазурин слушает! – раздалось в трубке.

– Кирилл, это Шелестов! Кто с тобой помощником?

– Федорец.

– Отлично, пришли его ко мне, у меня проблема в виде разбушевавшейся дамы, средних лет.

– Щас! – заржал дежурный.

«Дед» за руку выволок Данчину в коридор, и передал сержанту, который довольно убедительно взял ее под локоть и, преодолевая некоторое сопротивление, с вежливой настойчивостью вывел из отделения на улицу, а Шелестов, едва не испепеленный ее ненавистным взглядом, в душе искренне посочувствовал следователю, которому придется вести это дело. Наглая, и, в общем-то бессовестная посетительница основательно выбила Антона из колеи, вот так, откровенно, ничего не боясь, предлагая деньги, в качестве взятки. Да ещё в присутствии ещё одного сотрудника милиции. Караул!

Степан – фотограф.

После обеда в отделении стояла мертвая тишина. Опера разбрелись кто – куда, кто на свою «землю», кто в поисках обеда. Только у Андрея Шишкина дверь была настежь и на столе лежала большая стопка старых оперативно – поисковых дел по нераскрытым преступлениям за прошлые годы.

– А, Антон, заходи, заходи, – улыбнулся Шишкин, тем не менее, не отрываясь от почти исписанного до конца листа бумаги, – а я тут хочу одну свою версию проверить. Есть некоторые соображения по твоим «висякам» в «Электронике». Оценил?

На время работы по делу Гонгора, зам. по розыску Владимир Русиков повесил на Шишкина все дела по этому магазину, потому что Андрей был холост, жил один, и был добросовестный и честный парень.

Шелестов остановился в дверях и с ухмылкой осмотрел кабинет Шишкина.

– Ещё пара красоток? – поинтересовался Антон, кивнув на два цветных портрета роскошных блондинок а – ля Мерилин Монро. Как раз над рабочим столом Петра Чумакова, его соседа.

Андрей засмеялся и откинулся на спинку стула, устало бросив шариковую ручку на стол.

– Правда, хороши, чертовки?

– Да, ничего! – Шелестов плюхнулся на диван у стены. Он жалобно хрустнул под весом Антона. История этого дивана была точь – в-точь, как у дивана, стоящего в кабинете Шелестова: был найден на помойке, кое – как приведён в порядок и торжественно поставлен в кабинете для создания благоприятной рабочей обстановки.

– А Пётр где?

– Ему кто-то привёз настоящие зимние унты из собачьего меха. Побежал мерить. Сейчас будет.

– По Дагаеву есть информация?

– Нет.

– Что будете делать?

– Не знаю. Русиков там что-то суетиться сам.

В кабинете было прохладно. Для двух работающих оперов он был слишком большим и пустым. Больше, чем кабинет Антона почти в два раза. Два стула у двух столов по краям, выше обозначенный диван, два одинаковых сейфа, четыре красивых плаката с девушками на зелёных казённых стенах. На стене, где окно, календарь на 1986 год, с пометками для дежурств. Рядом большой платяной шкаф со стеклянными дверцами, для хранения одежды, тоже с помойки.

Внезапно зазвонил телефон внутренней связи.

– Да, Шишкин… Да, здесь, у меня… Антон, Меньшиков, тебя!

Шелестов взял протянутую трубку.

– Здравия желаю, Вадим Владимирович.

– Я искал тебя. У меня плохие новости по Байрамову.

Антон напрягся.

– А в чём проблема-то с ним? – чисто автоматически спросил он у Меньшикова.

– Ни в чём не сознаётся. Говорит, что наркоту подкинули вы с Гудковым. От тетрадки с записями, кому и сколько отгрузил, тоже отказался. Нашим экспертам расшифровать записи не удалось. Приглашали переводчика-тоже самое, ничего не ясно. Написал жалобу в прокуратуру о том, что вами были применены пытки. И последнее: у него появился очень крутой, и очень дорогой адвокат. В общем, проблема. Но ты нос не вешай! Работа с Байрамовым будет продолжаться, понятые, которых вы пригласили при изъятии наркоты, оказались людьми порядочными, за вас с Гудковым стоят горой, их уже два раза в прокуратуре допрашивали. Такие дела! Ладно, работай дальше.

Антон положил трубку.

– Спасибо, Андрюха, пойду к себе.

– Да, не за что. Заходи ещё, если что.

Шелестов с благодарностью вспомнил пожилую пару, проживавших в соседней квартире, а с женой, которые, без проблем, согласились присутствовать при мероприятиях и допросе Байрамова.

Навалилась апатия. Стало грустно и почему-то захотелось выпить. Антон очень надеялся, что Байрамов сдаст Марио Гонгора. Атака сходу не удалась. Байрамов не сдержал обещания. Сволочь.

Антон зашёл к себе в кабинет и сел на диван и задумался.

– Не нужно было договариваться с Байрамовым. Нужно было вызвать оперативную группу, провести масштабный обыск и закрепить найденные вещественные доказательства. Даже, если бы Байрамов и сдал бы сержанта Габозова, всё равно бы Шелестов был в плюсе.

Он ощутил подступающую волну ярости. Перехватило дыхание. Заныло под ложечкой.

Внезапно злобно затрясся городской телефон. К счастью, не внутренний.

– Да?

– Ты очень занят? – голос Оксаны был спокоен.

– Для тебя я всегда свободен, красавица.

– Работаешь?

– Пашу.

– Ясно. У меня на сегодня два билета в театр, пойдём?

– Извини, никак. Правда.

– Я поняла. Ладно,