Чертополох и золотая пряжа (СИ) - Ершова Алена

Гарольд и не пытался скрыть отвращения, его передернуло. Озноб пробежал вниз по шее и плечам, вернулся наверх, вздыбив волосы.

— Я забираю все обещания, что давал тебе, ведьма, — король потянулся к кубку, желая смыть кислый привкус во рту. Сделал глоток и выплюнул содержимое обратно. Вместо вина там плескалась кровь.

Старуха довольно сощурилась.

— А не ты ли говорил, что королевское слово ценно именно своим исполнением? Ну да ладно, уговаривать не стану, а дар свой отдам твоему брату. Ведь он, в отличие от тебя, истинный король Альбы, правитель людей и туатов. Вот пусть и владеет плащом из шкуры Левиафана.

Кайлех развязала холщовый мешок, и зал затопило сиянием. Невероятной красоты плащ, с дорогими каменьями и золотой вышивкой, переливался в руках сиды. Старуха подошла к Румпелю и протянула ему дар.

— Возьми, храбрейший из храбрых и достойнейший из достойных. Этот плащ показывает истинную сущность людей и вещей, дарует мудрость и бессмертие. Прими его в знак примирения и признания мной твоего старшинства и силы.

Румпель прошелся рукой по правой половине лица и задумчиво потер подбородок. О плаще Левиафана он слышал во время пребывания на Гардарсхольме. Брать такой дар ни в коем случае нельзя, но и отказ вещь не примет. Кайлех ловко кинула сеть — не выпутаешься без потерь. Маг скользнул по пиршественному столу, взял белую лепешку, разломил ее надвое и протянул сиде.

— Если ты действительно хочешь примириться со мной, сестра, то разделим этот хлеб.

Сида недовольно протянула руку и приняла подношение. Начала жевать, роняя крошки на стол. Зал молчал. Румпель не знал, зачарованы ли люди кругом или просто застыли, пораженные происходящим. Кайлех давилась человеческим хлебом и неотрывно смотрела на мага, спокойно евшего свою половину. Их взгляды схлестнулись. И ведьма увидела в пурпурных глазах мага сочувствие и жалость. Кайлех отпрянула, а Румпель доел свой хлеб и продолжил:

— Ты назвала меня храбрейшим и достойнейшим, но взгляни: я сижу в твоей тени и в тени тех, кто рядом. Мой путь к трону был долог, и вели меня существа храбрее и достойнее. Ты говоришь, что плащ показывает истинную суть вещей. Но разве изменится она от того, будет ли познана мной или нет? Всякий разумный должен, как росток, через тьму стремиться к истине, а полученная без усердия, она губительна. Потому хлеб, что ты разделила со мной, сестра, намного ценнее для меня, чем золотой плащ Левиафана.

— Чушь! — Гарольд подскочил со своего места. — Ты омерзителен в своей приторной праведности, брат! Такого вы правителя хотите?! — крикнул он в зал. — Король должен быть лучше всех. Во всем. И ни тени сомнений в этом не должно быть! Я правитель Альбы Гарольд Хредель! Сильнейший из сильных и благороднейший из благородных! Ты принесла этот плащ мне, ведьма, так не смей отдавать другому!

Отсветы огней полыхнули в глазах Гарольда. Алчный блеск затопил радужку. Король выхватил плащ из рук Кайлех и накинул на плечи. Полотно хлопнуло, словно кожистые крылья. Кайлех расхохоталась и исчезла. Тени в зале ожили, изогнулись, стол опрокинулся, полетела на пол посуда, кто-то истошно завопил. Плащ сел, как влитой, сросся с телом короля. Гарольд закричал, попытался сорвать жуткую вещь, но было уже поздно. Суставы его выгнулись, кости с хрустом росли и ломались, кожа покрывалась золотой чешуей. Король рычал, метался, рвал когтистыми руками одежду. Лицо его вытягивалось, вздыбливалось, являя миру жуткую драконью морду. Король задрал голову и взвыл, опаляя потолок и стены огнем.

Румпель очнулся первым, оттолкнул Айлин к стене и нырнул под крыло дракона. Меч Нуада привычно лег в руку. Всего один удар в мягкий, незащищенный живот отделял мир от катастрофы. Маг замахнулся...

— Нет! — на руке его повисла Гинерва. — Не смей! Стража!

Но стража уже поддалась панике. Ужас застлал пеленой глаза, затмил разум. Люди пытались покинуть зал, падали, давили друг друга. Занялся пожар. Дракон метался, круша все подряд, топча людей. Просторная зала вдруг стала тесной клеткой. Наконец огромный хвост выбил витражное окно и раскрошил стену. Гарольд взвыл и вырвался из каменного мешка. Прохладный вечерний воздух растекся по пылающему пространству.

Калдер, кашляя и ругаясь сквозь зубы, шарил по ближайшему столу в поисках воды. Наконец наткнулся на чашу для омовения рук, схватил ее, плеснул, выкрикнув заклинание. С потолка живым потоком хлынула вода. Чистая, холодная. Огонь с шипением отступил.

— Молодцы какие, из колодца воду для мытья берут, а не из замкового рва, — фыркнул келпи и в два шага пересек зал, отбросил разломанное кресло и подал руку Мари. Так просто и естественно, словно то, что происходило кругом, было обыденностью. Молодую королеву, напротив, бил озноб. Она вцепилась в котту онемевшими пальцами и дрожала. Сложная прическа распалась, шелковый плат намок и прилип к лицу. Калдер выдернул булавки и снял ткань с головы. Очертания королевы поплыли, являя миру ее истинный облик.

— О, старая знакомая! — келпи мягко прижал Мари к себе. — Ну все, не бойся. Ящер улетел и вряд ли в ближайшее время вернется.

Румпель развернулся, нашел глазами Айлин. Цела. Шагнул к супруге, заключил ее в объятья. Сердце мага неистово билось о ребра. Он привык не беречь свою жизнь, но оказался совершенно неготовым к тому, что под удар может попасть кто-то близкий.

— Я посажу тебя в самую высокую башню, чтобы ни ведьмы, ни драконы не смогли причинить тебе вреда, — прошептал он Айлин.

— Ты забываешь, муж мой, что я сама страшная ведьма из сказки, и башня не удержит меня.

Маг рвано выдохнул и огляделся. Зал представлял собой ужасное зрелище. Те немногие туаты, что присутствовали на пиру, выглядели потрепанными, но целыми, что не скажешь о людях. Несколько человек лежало замертво, кто-то стонал. Большинство успело сбежать, бросив своих королев на откуп дракону. Посередине зала, на полу, вцепившись в волосы, рыдала Гинерва.

— Это вы! Вы виноваты! Гадкие нелюди! Как же я вас ненавижу! Вы отняли, отняли у меня все! Дом. Мужа. Сына. Жизнь. Ваша магия ядовита, слова лживы, а деяния корыстны. Вы уничтожаете свет в людских душах! Встреча с вами — всегда путь во тьму. Как бы я хотела никогда не встречать вас на своем пути... — Гинерва вдруг замолчала, проглотила слезы и поднялась. — Но эта нидхеггова ведьма не получит моего сына.

Королева нашла глазами свою невестку и скривилась, словно у нее разом заболели все зубы. Не глядя ни на кого более, она хрипло попросила Мари:

— Призови грогана…и пусть он возьмет мои песочные часы.

— Я здесь, госпожа, — Кейр Муллах не стал дожидаться, когда до Мари дойдет смысл сказанного. Возник у камина, словно все время тут и был. Поклонился своей хозяйке, но часы протянул Гинерве.

Королева взяла их, горько усмехнулась и посмотрела на свою бывшую служанку.

— А ты молодец. Умная девочка. Смелая. Достойная жена короля и мать короля. Помни об этом. Хотя за жизнь твою я теперь и медяшки не дала бы. — Гинерва подошла к провалу в стене, поймала часами отблеск закатного солнца и ровно, словно вела светскую беседу, продолжила:

— Я с самого начала знала, что произвела на свет дракона, знала, кому отдала свое сердце. Кайлех хитра, она создала эти часы как залог моего бессмертия, но и я не глупа, а Кейр Муллах знает много сказок. В них заключена не просто моя жизнь, но и оковы Гарольда. Смешно, не правда ли, сделать меня стражем темницы для собственного сына? Сыграть на моей жажде жизни. Глупая сида, она не поняла, что я умерла еще двадцать лет назад, в ту ночь, когда приняла ее условия.

С этими словами Гинерва со всей силы бросила об пол часы. Тонкое стекло брызнуло, песок рассыпался, разлетелся во все стороны.

— Сожгите мое тело и развейте прах по ветру, — прохрипела королева, — я хочу летать под крыльями своего сына.

3.12 Заговор королей

По залу разлилась тишина. Все взирали на распластанное тело королевы. Богато украшенный атур спал, русые волосы растеклись золотой рекой по полу, лицо Гинервы, всегда холодное, надменное, наконец приобрело мягкость. Так, пожалуй, королева, выглядела в день перед посещением холма Дин Ши. Девчонка, хрупкая, напуганная, еще не умеющая выпускать ядовитые шипы.