Дилогия об изгоняющем дьявола - Уильям Питер Блэтти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сейчас приеду,— ответил кардиолог.
Он прибыл примерно через полчаса и был очень удивлен обстановкой в комнате. С ужасом и состраданием смотрел он на Риган. Она бредила, то напевая, то издавая животные звуки. Потом появился Дэннингс.
— О, это невыносимо! — пожаловался он врачу.— Просто ужасно! Я надеюсь на вас, вы должны что-то сделать! Вы что-нибудь предпримете? Иначе нам некуда будет пойти, и все из-за... О, этот проклятый упрямый дьявол!
Доктор удивленно поднял брови. Пока он измерял Риган давление, Дэннингс обратился к Каррасу:
— Какого черта вы здесь торчите? Вы что, не видите, что эту сучку нужно немедленно отправить в больницу? Ее место в сумасшедшем доме, Каррас! Теперь ты понимаешь, да? Давайте оставим в стороне все суеверия! Если она умрет, виноваты будете вы! Только вы! Если он такой упрямый, это еще не значит, что и вы должны так же вести себя! Вы же врач! Вы должны понимать это, Каррас! И войдите в наше положение: сейчас с жильем очень трудно, и если мы...
Вернулся бес и завыл по-волчьи. Кардиолог хладнокровно упаковал свои инструменты и кивнул Каррасу. Обследование было закончено.
Они вышли в зал Кардиолог на секунду оглянулся на дверь в спальню и повернулся к Каррасу.
— Что за чертовщина здесь происходит, святой отец?
— Я не могу объяснить вам,— честно признался Кар-рас.
— Ладно.
— Что вы нашли?
Доктор был мрачен.
— Она уже на пределе. Ей нужно выспаться... прежде чем упадет давление.
— Можем ли мы ей помочь, Билл?
— Молитесь,— ответил врач.
Он попрощался и ушел Каррас смотрел ему вслед и каждой клеткой, каждым нервом молил об отдыхе, о надежде, о чуде, хотя знал, что чудес не бывает.
«...не надо было давать ей либриум!»
Он вернулся в спальню.
Мэррин стоял у кровати и смотрел на Риган, ржавшую по-лошадиному. Лицо у него было грустным, потом на нем отразились смирение и, наконец, твердая решимость. Мэррин встал на колени.
— Отче наш...— начал он.
Риган отрыгнула на него темную вонючую желчь и засмеялась:
— Ты проиграешь! Она умрет! Она умрет!
Каррас взял свою книгу и раскрыл ее. Потом стал наблюдать за Риган.
— Спаси рабу Твою,— молился Мэррин.— Перед лицом опасности.
Сердце Карраса терзалось в отчаянии. Засни! Засни! — неустанно повторял он.
Но Риган не засыпала.
Ни на рассвете.
Ни днем.
Ни вечером.
Не заснула она и в воскресенье, когда пульс был уже сто сорок ударов в минуту и заметно ослаб. Приступы не прекращались. Каррас и Мэррин не переставая читали молитвы. Каррас пытался сделать все возможное: он использовал смирительную рубашку, чтобы свести движения Риган до минимума, выгнал всех из комнаты, чтобы проверить: вдруг отсутствие посторонних лиц приостановит приступ. Но ничего не помогало. Крик Риган становился все более слабым, как и она сама, давление, однако, не падало. Сколько это еще может длиться? Нервы у Карраса были на пределе.
«Господи, не дай ей умереть! Не дай ей умереть! Ниспошли ей сон!»
В воскресенье, в семь часов вечера, Каррас, совершенно изможденный, сидел в спальне рядом с Мэррином. Он думал о том, что ему не хватает веры, знаний, о том, что он ушел от матери, надеясь обрести положение в обществе. И о Риган. О своей ошибке. «...Не надо было давать ей либриум...»
Священники закончили очередной этап ритуала и теперь отдыхали, прислушиваясь к Риган. Она пела «Ранис Анжеликус».
Они редко покидали комнату. Каррас вышел только один раз, чтобы принять душ и переодеться. Однако при таком холоде бодрствовать было легко. Запах в комнате с утра изменился: теперь было похоже, что где-то поблизости находится гнилая, разложившаяся плоть. От спертого воздуха сильно тошнило. Лихорадочно следя за Риган красными утомленными глазами, Каррас вдруг услышал какой-то звук. Будто что-то скрипнуло. Потом еще раз. Как раз в тот момент, когда он моргнул. Потом до его сознания дошло, что звук доносится из-под его затвердевших век. Он повернулся к Мэррину. Слишком уж большой дефицит сна накопился в старом организме. Это в его-то возрасте! Мэррин сидел с закрытыми глазами, опустив подбородок на грудь. Каррас с трудом поднялся, подошел к кровати, проверил пульс Риган и приготовился измерять давление. Оборачивая черную материю вокруг руки, он несколько раз подряд моргнул, чтобы прийти в себя: комната уже начала расплываться перед глазами.
— Сегодня мой праздник, Димми.
Сердце рванулось из груди. Потом он заглянул в глаза, которые принадлежали уже не Риган. Это были глаза его матери.
— Разве я не была к тебе добра? Почему ты бросил меня одну умирать, Димми? Почему? Почему? Почему ты...
— Дэмьен!
Мэррин крепко сжал его руку.
— Пожалуйста, идите отдохните немного!
У Карраса подкатил комок к горлу, и он молча вышел из спальни. Кофе? Да, он хотел бы выпить чашечку кофе. Но еще больше ему хотелось принять душ, побриться и переодеться.
Он вышел из дома, пересек улицу, вошел в подъезд и открыл дверь в свою комнату... Но как только он увидел свою постель...
«Забудь о душе. Поспи. Хотя бы полчаса».
Едва он протянул руку к телефону, собираясь попросить, чтобы его разбудили через тридцать минут, как телефон зазвонил сам.
— Да, я слушаю,— хрипло сказал он.
— Вас ожидают, отец Каррас. Некий мистер Киндерман.
Задумавшись на секунду, Каррас ответил:
— Пожалуйста, скажите ему, что я сейчас выйду.
Повесив трубку, Каррас заметил на столе пачку сигарет «Кэмел». В ней торчала записка Дайера: «В часовне нашли ключ от клуба “Плейбой”. Не твой ли случаем.? Можешь взять его в приемной».
Каррас равнодушно отложил записку, переоделся в чистое белье и вышел из комнаты, забыв захватить сигареты.
В приемной он увидел Киндермана, увлеченного перестановкой цветов в большой вазе. Детектив, держа в руке розовую камелию, повернулся к Каррасу.
— А, святой отец! Отец Каррас! — Лицо детектива приняло выражение озабоченности. Он быстро воткнул цветок на прежнее место и подошел к Каррасу.— Вы ужасно выглядите! В чем дело? Вот к чему приводит бег по стадиону! Бросьте вы это! Послушайтесь меня!
Он взял Карраса за локоть и потянул его на улицу.
— У вас есть время? — спросил Киндерман, когда они вышли из приемной.
— Очень мало,— пробормотал Каррас.— А что случилось?
— У меня к вам небольшой разговор. Мне нужен ваш совет. Простой совет, ничего более.
— Какой совет?
—
