Рай, ад и мадемуазель - Гарольд Карлтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ГЛАВА 24
Саманта выскользнула из такси у входа в «Риц» со стороны Вандомской площади. Хоть какое-то разнообразие: обычно на встречи с Коко она ходила через черный ход. А сейчас ей даже открыли дверь машины.
Девушка надела черное коктейльное платье из последней коллекции Шанель и туфли на шпильке от Роже Вивье. Она шла к бару, когда какой-то мужчина вскочил с кресла и обнял ее.
— Вы наверняка Саманта! Слишком роскошны, чтобы не быть ею! Я — Джерри!
Парень прижался губами к тыльной стороне ладони девушки, она взглянула на его черные блестящие волосы. Джерри оказался воплощенной мечтой: высокий, мускулистый, загорелый (в солярии?) — глянцевый (и слегка дешевый) образ крупье из Лас-Вегаса. Саманта тут же подумала о сексе на игральном столе — и чтобы фишки рассыпались повсюду! В линии рта Джерри угадывалась жесткость… Ей нужно подыграть. После милого Клауса это будет не так просто.
Мужчина оценивающе понюхал ее ладонь.
— «Шанель номер пять»! Узнаю аромат за милю!
— Я сильно надушилась? — широко улыбнулась американка.
— Вы так же красивы, как описывал ваш отец.
— Ах, как галантно!
Сердце Саманты бешено билось: это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Парень превосходил ее самые дерзкие фантазии. Он и был самой дерзкой фантазией.
— Вы похожи на Джеймса Бонда, — проворковала девушка. — Вы шпион?
— Мм… модный шпион.
— Откуда вы знаете отца?
— Вы, надеюсь, в курсе, как люди из мира моды заводят знакомства? Я не исключение.
— Что вы производите? Духи?
— Поддельные вещи «Шанель».
— Так вот зачем вам я! — понимающе кивнула Саманта. — Желаете оплатить ваши долги мадемуазель Коко?
Девушка села. Фантазии развеялись: надо было сразу догадаться, что отец не может подослать стоящего кавалера.
— А ты дерзкая, — кивнул Джерри. — Мне это нравится. Шампанского!
Он щелкнул пальцами, подзывая официанта. Саманта нахмурилась. Может ли она пить шампанское с американцем, порочащим свою страну?
— Не знаю, стану ли я пить с тобой… даже учитывая твою привлекательность. Тебе должно быть стыдно за свои поступки.
— Но ведь девяносто пять процентов изделий — имитация!
Американка содрогнулась.
— Мадемуазель Шанель не терпит возле себя людей с фотоаппаратами: японцев, немцев, британцев или американцев.
Официант принес шампанское в ведерке со льдом. Саманта удивилась: «халявщик» заказал бы два коктейля, и все. Но «халявщики» не снимают номера в «Рице». «Интересно, он правда остановился здесь? — задумалась она. — Надо попасть в комнату».
— Я подумал, ты можешь устроить для меня тайный просмотр новой коллекции…
Саманта злобно посмотрела на мужчину.
— Надеюсь, ты шутишь?
Девушка от души жалела, что модный Бонд появился в такую развратную ночь. Хотя все ночи без Клауса были такими.
Официант открыл шампанское, разлил по бокалам.
— Выпьем за красивую женщину! — Джерри поднял свой бокал.
Саманта быстро оглядела его крепкие ноги под брюками.
— Давай проясним, — медленно проговорила она, делая глоток. — Думаешь, я предам мадемуазель Шанель за секс?
— Занимайтесь любовью, а не войной! — выпалил «модный шпион». — Кто говорил про секс? Я хочу жениться на тебе. Твой отец считает, что тебе нужны детишки и стабильная жизнь.
— Женишься на мне ради секретов мира моды?
— Как только разведусь, — ответил он, выпивая вино.
Здравый смысл надрывался: «Насладись шампанским, а потом делай ноги!» Но Саманта не слышала сама себя.
— Я никогда не видела номера в «Рице». Там красиво?
«О боже! — подумала американка час спустя. — Забудьте о любви и романтике! Его придаток — ловкий, твердый, надежный инструмент для женского удовольствия. И работал Джерри с настоящей американской самоотдачей!»
— Лучший секс в твоей жизни? — спросил мужчина, падая на кровать.
Саманта мельком глянула на него. Блаженство отдавалось эхом во всем теле.
— Вряд ли бы ты спросил, если бы сомневался, что тебе громко ответят: «Да!»
— Ну и?
— Хм… Сверюсь с дневниками.
— Ты пишешь там про секс?
— Нужно же кому-то рассказывать!
— И что напишешь про меня?
Саманта внимательно посмотрела на любовника.
— Пожалуй, «бесконечная прелюдия».
Джерри взглянул на часы.
— Тридцать минут не бесконечность.
— Хорошо, тогда: «Неплохо. Бывало и хуже».
Обиженное выражение лица парня снова пробудило в ней желание.
Он порылся в вещах и протянул девушке большой блокнот.
— Вот! Зарисуй несколько деталей от Коко на следующую весну. Хороший старт, чтобы оторваться от соперников.
— А ты неробкого десятка! — выкрикнула Саманта и начала искать нижнее белье, раскиданное по номеру. — Я бы не сделала этого даже ради отца. Или мужа.
Саманта одевалась, пылая праведным гневом. Джерри заказал еще шампанского в номер. По крайней мере, он знал, как обращаться с дамой.
Но мужчина — модный шарлатан, мастер подделок, создающий обманчивое великолепие!
Кем этот парень возомнил себя? Саманта нашла ответ, пока поправляла макияж в ванной: в адресе на подписке «Таймс» говорилось «барон фон Шлоссберг». Барон!
Вскоре девушка вышла из отеля и сразу позвонила отцу.
— Ты давал мой телефон парню по имени Джерри Шлоссберг?
— Если этот мерзавец тебя обидел, ему не жить, — прокряхтели на том конце провода.
— Ты сказал ему, что я хочу замуж?
— Я сказал, что этого хочу я. Что плохого? Он симпатичный, вы занимаетесь одним делом. Саманта, у тебя все могло сложиться куда хуже…
— Но он подделывает вещи!
— На этом можно заработать миллионы.
— Он ожидал, что я предам Шанель.
— Саманта, что он сделал?
Девушка глубоко вздохнула.
— Папочка, мадемуазель Коко — часть нашей истории. На Джеки Кеннеди был ее костюм, когда убили президента. Я горжусь, что знакома с мадемуазель. Пожалуйста, не жди от меня предательства.
— Но он предлагает тебе выйти за него.
— Папа, мы совершенно не понимаем друг друга! Удивительно, что я вообще тебя слышу! Ты выводишь меня из себя. Пока!
Американка положила трубку и, глядя на нее, покачала головой.
— Спасибо за сногсшибательный секс, папочка, — добавила она.
После встречи с «бароном» Клаус стал казаться Саманте еще надежнее. Через два дня он вернулся из Германии. Мучаясь угрызениями совести, девушка надела черное нижнее белье и радушно встретила любимого.
— Я не ценила тебя. — Она обняла мужчину. — Мне было так одиноко.