Тайные тропы - Георгий Брянцев

— Нисколько. Он, кажется, побаивается нас, а потому очень предупредителен и услужлив.

Майор вновь улыбнулся:

— Попробовал бы он быть другим… Но, кроме вас, у него, как мне известно, появились еще квартиранты?

— Один был до нас, а второй поселился недавно, в наше отсутствие, — ответил Ожогин, хорошо понимая, что скрыть факт проживания в доме Абиха невозможно.

Играя большим шестигранным карандашом и пытаясь удержать его на кончике своего пальца, гестаповец продолжал:

— Знаю. Знаю обоих… Первый меня не беспокоит.

— Он участник нашей группы, — твердо сказал Ожогин.

— Ах, вот даже как! Замечательно… Я забыл, кто он по национальности?

— Узбек.

— Да-да, узбек. Совершенно верно… Военнопленный. Рудольф Вагнер говорил о нем. А как вы смотрите на второго? — Фохт сощурил глаза.

Ожогин пожал плечами:

— Трудно судить о человеке, которого так мало знаешь. Но он, по-моему, настоящий немец.

— В это понятие можно вложить очень многое, — заметил майор. — Мне хочется знать, чем дышит этот Гуго Абих.

Никита Родионович усмехнулся:

— Как и все мы: воздухом.

Улыбка на лице майора потухла, и холодные глаза на несколько секунд задержались на Ожогине.

— Это в прямом смысле, — сухо, но вежливо проговорил он. — Пока есть возможность, пусть себе дышит. Меня интересует его настроение.

— Если бы кто-либо из нас троих заметил в поведении Абиха или Вагнера что-нибудь подозрительное, то могу вас заверить, что не больше как через полчаса об этом знал бы господин Юргенс.

Видимо, ответ и тон, которым говорил Ожогин, понравились гестаповцу.

— Иначе и быть не может, — сказал он. — Господин Юргенс вами доволен, но я лично от себя прошу вас быть повнимательнее и хорошенько посматривать за Абихом.

Ожогин склонил голову в знак согласия.

— Вы должны понимать, — мягко продолжал Фохт, — что соседство с неблагонадежными людьми может навредить и вам, а в этом ни вы, ни я, ни Юргенс не заинтересованы. Собственно, по этому поводу я и решил с вамп побеседовать. Он, этот Абих, не догадывается, кто вы в самом деле?

— Не думаю, — ответил Никита Родионович. — Вот только сегодняшний вызов даст повод для размышлений.

— Это ерунда! — заметил майор. — Вы можете сказать, что мы интересовались вашим прошлым.

Ожогин кивнул головой.

— Еще раз прошу быть повнимательнее с Абихом и о чем-либо подозрительном в его поведении тотчас поставить меня в известность. — Майор встал.

Когда Ожогин и Грязнов спускались со второго этажа, им вновь попался навстречу весь залепленный снегом Моллер. Он, видимо, торопился, так как не остановился даже поговорить и лишь, шутливо погрозив пальцем, сказал:

— Пропащие! На днях обязательно забегу проведать.

На улице шел снег, тротуары и мостовая были покрыты белым пухом.

Друзья пересекли мостовую и зашагали домой. Дверь открыл сам Вагнер.

— Ну как? — спросил он.

— Есть о чем поговорить! — весело отозвался Грязнов.

— У нас тоже есть что рассказать, — сказал Вагнер и, закрыв дверь на ключ, провел друзей в свой кабинет.

Там сидели Гуго и Алим. Между ними лежал открытый чемодан, наполненный золотом.

— Что это такое? — удивились Ожогин и Грязнов.

— Тайна, которая вас интересовала.

— Любопытно! Ну, а где же сам племянник? — спросил Андрей.

— О! Он уже далеко.

Вагнер сообщил, с какой просьбой к нему обратился Рудольф, и рассказал историю чемодана. Ценности, хранящиеся в нем, — русские. Один из сподвижников Гитлера, Вильгельм Кубе, был назначен генеральным комиссаром Белоруссии; его еще в прошлом году отправили на тот свет партизаны. Часть золота, которое Кубе прикарманил, спрятал некто Манишка — из людей, близких к Кубе. В Бресте Манишка встретился с племянником Вагнера. Там Манишка, со слов Рудольфа, схватил сыпной тиф, слег и умер. Видимо, без Рудольфа здесь не обошлось, но это значения не имеет. Главное то, что ценности, прикарманенные Рудольфом, принадлежат Советской России, и надо думать о том, как вернуть их владельцу.

— К этому мы еще вернемся, — проговорил Никита Родионович, когда Вагнер закончил рассказ. — А теперь давайте поговорим об Абихе и Моллере.

Вагнер, Гуго и Алим сделали удивленные лица.

— Да-да, — сказал Ожогин. — И разговор предстоит серьезный.

12

Снег колючими сухими космами бился в окно. Завывал порывистый ветер. Все жильцы дома собрались в мезонине, теперь регулярно отапливаемом, и сгрудились вокруг маленького столика, на котором лежали наушники. Сквозь шум и свист бури друзья жадно ловили едва слышимый голос Большой земли, голос Москвы.

В полночь, когда обсуждение событий было закончено и все начали готовиться ко сну, явился Моллер.

— Я вам не помешал? — спросил он, стряхивая снег с шапки и оглядываясь на следы, которые оставил за собой.

Все молчали: в такой поздний час хозяин гостиницы еще никогда не являлся с визитом.

Не ожидая приглашения и растянув губы в улыбку, Моллер уселся на стул и, засунув руку во внутренний карман пальто, извлек оттуда какой-то листок.

— Вы отлично читаете по-немецки, — сказал он, подавая листок Ожогину. — Прочтите. Это же комедия!

Никита Родионович взял листок и сразу определил, что это одна из листовок подпольной антифашистской организации. Об этом ярко свидетельствовали формат, бумага, шрифт и обычная подпись в конце.

Сохраняя спокойствие на лице, Ожогин стал про себя читать листовку, составленную при его участии.

Присутствующие невозмутимо смотрели на Никиту Родионовича, и на их лицах Моллер вряд ли мог что-нибудь прочесть, хотя глаза его суетливо перебегали с одного на другого.

— Я прошу вас прочесть вслух, это же очень интересно, — попросил Моллер.

— Ничего в этом интересного я не вижу! — резко ответил Никита Родионович. — За чтение, а тем более за распространение таких штучек вы можете заработать неприятности. Я удивляюсь вам, господин Моллер! Вы всегда передавали новости, о которых никто, кроме вас, не был осведомлен, а теперь притащили какую-то дрянь. Как она к вам попала? — Ожогин швырнул листовку Моллеру.

— Я нашел ее на ступеньках вашего дома… — проговорил Моллер после некоторого замешательства.

Никто ничего не сказал. Вагнер встал и, демонстративно загремев стулом, вышел из комнаты. Он не мог переносить присутствия Моллера и считал ниже своего достоинства разговаривать с ним. Даже совет Никиты Родионовича терпеливо относиться к визитам Моллера и держать себя в руках не помог: в этом вопросе Вагнер не шел ни на какие компромиссы.