Тайные тропы - Георгий Брянцев

Было ясно, что вопрос о возвращении откладывается на неопределенное время.

Затем Юргенс спокойно, как о чем-то обычном, сказал:

— Могу сообщить новость: и мой и ваш шеф — Марквардт арестован и скоро предстанет перед военно-полевым судом.

— За что?

— Затрудняюсь ответить, но его песенка спета. Пожелав доброй ночи друзьям, Юргенс проводил их до двери.

В доме Вагнера топились все три печи. Вслед за углем, присланным племянником, на другой день после беседы с Юргенсом прибыла машина с дровами.

Рудольф заехал утром, попросил приготовить ему к вечеру ванну и снова исчез. Ни на минуту он не расставался со своим маленьким чемоданом.

— Видно, там у него лежит что-то важное, — высказал предположение Алим.

— Вполне возможно, — согласился Никита Родионович. — Не мешало бы нам узнать.

— Сложного тут ничего нет, — улыбнулся старик Вагнер. — Лишь бы только он остался ночевать здесь…

Днем выкупались в ванне все обитатели дома, включая Гуго. Вагнер выглядел жизнерадостным, веселым, на его худом лице появился румянец. Надев мягкий мохнатый халат, который давно уже не вынимался из шкафа, и отороченные заячьим мехом теплые домашние туфли, он бродил по всем комнатам с тряпкой в руках, стирая пыль с пианино, картин, мебели, подоконников.

— Вы сегодня совсем молодой, я вас не узнаю, — сказал ему Алим.

Вагнер, прекратив на мгновение работу, весело ответил:

— Оноре де Бальзак сказал: «Нужно оставаться молодым, чтобы понимать молодость». И я стараюсь быть таким.

— Я вот о чем думаю, — произнес Андрей, сидевший в глубоком кресле и, видимо, о чем-то мечтавший. — Неужели мы через некоторое время расстанемся и никогда не увидимся?

— Почему же, мой друг? — ответил Вагнер. — После этой войны Германия станет другой. Уж тогда-то мы обязательно встретимся! Я приеду к вам посмотреть Ленинград, новую Москву… — Вагнер закрыл умные, усталые глаза и на несколько секунд умолк. — Я даже не представляю сейчас, с каким чувством я бы ступил на вашу землю…

В этот же день Ожогин и Грязнов узнали, что несколько раз в их отсутствие в доме появлялся Моллер. Как всегда, свои визиты он объяснял желанием увидеть своих бывших жильцов. Однажды ночью Алим увидел его прогуливающимся взад-вперед по противоположной стороне улицы. Это совпало с моментом, когда в доме стал жить Гуго. Видимо, гестапо интересовалось Абихом.

Договорились, что в ближайший день Гуго начнет бродить по городу, а вслед за ним пойдут Андрей и Алим. Если гестапо интересуется Абихом, то «хвосты» будут замечены.

Вечером приехал Рудольф Вагнер. После ванны на его продолговатом лице выступили багровые полосы. Посвящая «неискушенного» дядю в тайны международной обстановки, Рудольф ожесточенно чесал свое тело — его одолевала экзема.

— Где ты поймал эту гадость? — с брезгливой гримасой спросил старик, прерывая болтовню племянника.

— Сам не знаю, — ответил Рудольф.

— Почему не лечишься?

— Времени нет. Ты же сам видишь, как я, точно метеор, летаю из конца в конец.

Вагнер передернул плечами.

— Дядюшка, дорогой… У меня к тебе большое дело. Я считаю тебя своим человеком, а поэтому обращаюсь с просьбой, — неожиданно проговорил Рудольф. — От тебя зависит мое будущее…

— О чем идет речь, мне не совсем ясно, — сказал Вагнер.

Беспокойные глаза Рудольфа бегали с одного предмета на другой. Он задержал взгляд на дяде, потом перевел его на стоящий около камина заветный чемодан, несколько мгновений смотрел на него, шумно вздохнул, будто сбросил с плеч какую-то тяжесть, и торопливо заговорил вновь:

— Прошу тебя держать этот разговор в строжайшем секрете… Ты видишь этот чемодан? — Рудольф встал с кресла, подошел к камину и, взявшись за прочную металлическую ручку, поднял чемодан. — В нем больше двадцати килограммов, — усмехнувшись, проговорил он. — Было бы лучше, если бы он весил еще больше… От него зависит не только мое, но и твое будущее. Ты одинок. Кроме меня, у тебя никого нет. Чем ты живешь?

— Видами на будущее, — спокойно ответил старик. Рудольф нервно расхохотался:

— На какое будущее?

— За плохим всегда следует хорошее, как за ночью — день, как за бурей — хорошая погода…

— Ты все философствуешь и не учитываешь, что при любом будущем нужны деньги. Без них немыслимо никакое будущее. Смотри сюда… — Рудольф опустился на колени, открыл маленьким ключом чемодан и осторожно поднял крышку. — Смотри, смотри… Я бы не доверил этого отцу, а тебе доверяю. Только тебе.

В чемодане было золото: самородки, слитки, монеты разных достоинств, кольца, броши, браслеты, табакерки, портсигары, ложки, футляры от часов…

— И что же ты хочешь от меня? — спросил Вагнер.

— Чтобы ты сохранил это все, — произнес шопотом Рудольф. — Я не могу никому этого доверить. И возить с собой нельзя: война еще не кончилась.

— Хорошо. Закрой, — сказал Вагнер после некоторого раздумья.

— Ведь я не знаю, где окажусь в момент развязки… Я хотел бежать за границу, но Риббентроп запретил. Из-за золота я могу погубить себя.

— Хорошо. Закрой! — повторил старик с раздражением.

Ужинали в этот вечер обитатели дома врозь: Вагнер — с племянником, Ожогин — с Грязновым, Абих — с Ризаматовым. После ужина пришел неизвестный и предложил Никите Родионовичу и Андрею следовать за ним в гестапо.

Перед входом в гестапо Ожогин и Грязнов едва не столкнулись лицом к лицу с Моллером. Не обратив на них внимания или не заметив их, хозяин гостиницы быстрой походкой пересек улицу.

— Сволочь! — шепнул Андрей.

— Да, видимо, прав Абих, — сказал Никита Родионович.

Принимал их тот самый майор Фохт, который когда-то вызывал Вагнера и беседовал с ним по поводу вселения к нему Ожогина и Грязнова.

В кабинете плавали голубоватые клубы табачного дыма, и можно было предположить, что незадолго до прихода друзей здесь находилось по меньшей мере человек десять: большая пепельница была полна окурков.

— Прошу садиться, — сказал, улыбаясь, майор. — Меня, конечно, вы не знаете, но мне вы известны. Рад познакомиться! Рассказывайте, как вам живется у этой старой лисы Вагнера.

Друзья насторожились. Они не рассчитывали, что разговор начнется именно с этого.

— Жалоб у нас пока нет, — поторопился ответить Ожогин.

— Не мешает он вам?

— Нисколько. Он, кажется, побаивается нас, а потому очень предупредителен и услужлив.

Майор вновь улыбнулся:

— Попробовал бы он быть другим… Но, кроме вас, у него, как мне известно, появились еще квартиранты?