(Не)реальный - Джина Шэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, если бы Вадика остановили дэпээсники, если бы вдруг у него не оказалось документов на машину, если бы кто-то решил досмотреть багажник… Эх, жаль, у Аленки не было зелья удачи, она бы прихлебнула.
Чтобы успокоить Лизку – Аленка пела колыбельную. Тихонько, едва слышно, прямо Лизке на ухо. И не было ничего, даже телефона посветить – он остался у Кислицына. Так что была темнота, духота, неудобная поза и острые Лизкины локти, врезающиеся в печень. Ну и колыбельная, да. Аленке было плевать на те острые локти. Она бы сейчас и печень и обе почки бы отдала за возможность вытащить Лизу из дерьма. Ну и себя – по возможности.
– Алён, – шепнула Лизка, ковыряя Аленкино запястье. Они лежали в обнимку, так близко друг к дружке, что было слышно вопреки гулу мотора.
– Да, зайка?
– Все будет хорошо, да? – тихо спросила Лиза.
– Да, будет, – самонадеянно пообещала Аленка. Потому что вот ну не правду же сейчас говорить. Про “не знаю” и “будем надеяться на лучшее”. Статистика возвращения жертв похищений была неважнецкая. И если их убивали не похитители, то они часто умирали сами – от голода или обезвоживания, пока преступник уносил ноги с деньгами.
– Папа нас спасёт, – это был даже не вопрос. Это Лизка говорила уверенно. В её глазах папа был всемогущий супермен и мог, наверное, даже больше, чем все киношные супергерои вместе взятые. Вот только… Спасет ли? Успеет ли? Найдет? Верить в Макса? И ему поверить, может, прям сразу?
– Да, зайка, кто же еще нас спасет,– тихо произнесла Аленка, отодвигая вспыхнувшее раздражение на задний план. Бесило. Но сейчас это было неважно. Какая сейчас разница, если еще непонятно – правда ли спасет Аленку и Лизу их чеширский супермен. Вот спасет – тогда и можно будет дать себе волю.
Потому что затрахал. До смерти. Своими. Секретами.
– Ален, а можно я тебя мамой буду называть?
У Аленки аж в ушах зазвенело. Вот это, блин, Лизка выбрала время.
– Котенок, а ты правда хочешь?
– Хочу-у-у, – Лиза шмыгнула носом и прижалась к Аленке еще крепче. – И братика хочу. Вы с папой не обниметесь для этого?
– Не знаю, хочет ли твой папа тебе братика, – медленно протянула Аленка. Как же хорошо, что темно. И не видно, как пылает у Аленки лицо. Хотя Лиза, наверное, и не поняла бы.
– Папа сказал, что с тобой и трех братиков мне готов сообразить, – хихикнула Лиза.
Ольховский. Или как его там? Шмидт? Вот вроде наполовину немец, что ж такая хитрая скотина, будто еврей? Нет, если бы он это озвучил Аленке собственным языком – она бы охренела. Сейчас же охреневала и тихонько плавилась. Охренеть, там у Ольховского на неё планы… были.
Спасаясь от такой страшноватой темы, Аленка начала рассказывать Лизке шепотом интерактивную сказку про очень боевую принцессу, которая накручивала драконам хвосты, а принцев заставляла чистить зубы перед поцелуями. Про зубы – это кстати Лизка придумала. Ей показалось, что без этого целоваться ну просто невозможно.
А Аленка говорила всю эту чушь, прижимала к себе теплую Лизку, и казалось – это девочка успокаивает её, а не наоборот.
Мама…
Макс уже раскаялся в том, что пару раз пытался приводить в дом потенциальных жен. И ни одна не прошла кастинга госпожи императрицы.
А тут – такое. Лизка ждала маму, об этом Макс говорил. До сих пор ждала возвращения неведомой Сони-Софи, но сейчас… Что она, перестала ждать или решила, что незачем?
– Знаешь, котенок, если ты все-таки будешь звать меня мамой – я буду ужасно рада, – шепнула Аленка, когда они с Лизой и последнего, самого коварного из всех драконов поставили в угол и лишили сладкого на неделю.
Маленькое солнышко, Лизка-Лизавета. Прям сердце разбивала своей открытостью, своей привязанностью. Аленка и не думала, что такое получится, Аленка предпочитала просто быть, надеясь, что когда-нибудь у неё получится стать для Лизки членом семьи. Даже просто подружкой бы устроило, а тут – мамой. Жутко ответственно, но жутко лестно.
Это было бы охренительно на самом деле – вся эта тема. Не происходи она, блин, в багажнике машины. Но… Но может, сейчас Лизке это захотелось особенно? Может, сейчас ей страшно, и она пытается сделать свой мир теплее?
Получалось согреть и Аленку. Ту, которая вообще-то разозлилась на Макса. А теперь хотелось ему похвастаться, он наверное бы обрадовался и одобрительно бы улыбнулся. Если он, конечно, не знал уже об этой задумке своей дочери.
Интересно, а если знал, что там мистер Шмидт-Ольховский на эту тему вообще размышлял? И с чего это он заявил Лизке что готов с Аленкой ей “наобнимать” аж троих братиков. У богатых свои причуды? Ну да, с причудами Ольховский не мелочился, совершенно. Целый видовой ряд разноцветных мозговых тараканов можно было наоткрывать.
Ох, хоть бы все было хорошо. Хоть бы случился волшебник, вертолет и сошлись звезды. Сейчас Аленка многое бы отдала за то, чтобы дождаться того момента, когда Лизка все-таки воспользуется данным ей разрешением.
Машина резко затормозила. Что, неужели дэпээс, или все-таки светофор.
С минуту ничего не происходило, потом щелкнул замок багажника, а потом сверху об него что-то глухо ударилось. Лизка аж вскрикнула от громкого звука.
Аленка же инстинктивно толкнулась ладонью в крышку багажника, и… Да, открылось. Ух, свет, свежий воздух… Хотя, какой он там свежий – на московской-то улице, но все лучше, чем в душном тесном пространстве. Аленка села, свешивая из багажника ноги, и поддерживая Лизку.
Глаза к свету привыкли не сразу – потребовалась пара секунд, как и ушам, которые по началу будто плотной ватой забило. А когда Аленка начала слышать – она торопливо развернула Лизку к себе и зажала ей уши ладонями. Некоторые вещи Лизке наблюдать было рановато. И слышать. И вообще, лучше бы она до сих пор верила в единорогов и боевых принцесс и подольше бы не узнавала, сколько в мире всяких дерьмоедов вроде Кислицына или Калугиной. Так, а про мертвых плохо можно или все-таки лучше не стоит?
На самом деле, глазам Аленки предстала слегка приятная картина, хоть она и не любила насилия.
В трех шагах от машины Ольховский бил Кислицына. Рядом стояли несколько человек такого слегка телохранительного, слегка суперагентского вида. Но они не помогали, они всего лишь придерживали Вадика в определенных границах, не давая ему уж очень сильно отползти.
Ну, стрелять Кислицын умел, а вот
