Дипломатия Второй мировой войны глазами американского посла в СССР Джорджа Кеннана - Джордж Кеннан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чувствуя себя в положении человека, неумышленно столкнувшего с вершины горы большой валун и беспомощно наблюдавшего с ужасом, как он стремительно падал в долину, круша все на своем пути, мне пришлось принять на себя удары прессы, публиковавшей самые различные комментарии. Ни о чем подобном я ведь не думал. Шокированный этим генерал Маршалл провозгласил один из своих основных принципов: "Планировщики должны помалкивать". Менее всего он ожидал, что программную статью, затрагивавшую одну из важнейших проблем внешней политики государства, подписал глава его группы планирования. Вызвав меня к себе, он обратил мое внимание на эту аномалию и, нахмурив брови (что свидетельствовало о его возмущении), смотрел на меня поверх очков, ожидая ответа. Я объяснил ему историю возникновения статьи, подчеркнув, что добро на ее публикацию официально дал соответствующий комитет. Объяснение его удовлетворило. Он был, как я уже отмечал, порядочным человеком, привыкшим требовать и уважать соблюдение установленных порядков. Поскольку дело обстояло таким образом, ответственность за публикацию статьи лежала уже не на мне. Он никогда более не вспоминал об этом случае и не предпринимал против меня никаких шагов. Прошло, однако, немало времени, как я полагаю, пока он полностью оправился от странной неожиданности, связанной с руководимом им департаментом.
Исходя из толкований, вызванных этой статьей, и анализа, проведенного мной, могу отметить, что в ней содержались довольно серьезные недостатки. Некоторые из них я мог бы подкорректировать сразу же путем более тщательного редактирования и большей предусмотрительности, если бы у меня была хоть какая-то идея, как это следовало сделать. Однако я не могу отнести эти недостатки только за счет вполне невинной манеры изложения. Некоторые аспекты реакции общественности я просто не предвидел.
Одним из серьезных недостатков статьи было то, что я не упомянул советских сателлитов в Восточной Европе и не показал условий и методов советского влияния на них. Читатель мог подумать и имел на это полное основание, что я говорил якобы только о самой России, будто слабости советской системы, на которые я указывал, касались непосредственно только ее территории, а географическое расширение советского влияния, достигнутое в результате продвижения советских армий в Восточную Европу, и политическое использование этих успехов в своих интересах не имели никакого отношения к слабостям, упомянутым мной. Очевидно, если бы я упомянул о сомнительности положения Советов, в частности, об усталости населения и низкой морали, слабостях конституционных мероприятий в самой партии и тому подобном, дал бы характеристику империалистических устремлений советских лидеров в отношении Восточной Европы, а также показал бы маловероятность успехов Москвы в этом громадном регионе уже в ближайшей перспективе, статья была бы более весомой.
Ныне я не могу с уверенностью сказать о причинах такого моего упущения в то время. Думаю, что в момент подготовки материала для Форрестола я ограничился изложенным в силу своей большой занятости. К тому же затрагивать проблему сателлитов (по-моему, совсем другую тему) я не стал, чтобы не отходить в сторону от задуманного. Но каковы бы ни были причины, я уже тогда ясно видел трудности, с которыми приходилось сталкиваться советским лидерам в осуществлении политики поддержания своего доминирующего положения в Восточной Европе. В главе 9-й, например, я отмечал, что за два года до того высказывал мнение: русские переоценили свои силы в этом регионе.
Уже тогда я говорил, что без поддержки Запада Россия не сможет в течение длительного времени сохранять свое влияние на территориях и предъявлять там свои претензии. Такому положению непременно придет конец.
Одновременно в телеграмме, посланной мной из Москвы в Вашингтон в феврале 1946 года, я подчеркивал, что советская внутренняя система, поддерживаемая сейчас территориальной экспансией, напряжена до такой степени, что должна неминуемо лопнуть.
Если бы я включил в статью "X" эти рассуждения и добавил бы описание внутренних слабостей Советов и деформационных процессов, инициированных Москвой и связанных с нехваткой материальных и финансовых средств в Восточной Европе, то у меня было бы больше оснований подвергать сомнению долговечность и прочность импозантного и внушающего всем страх фасада здания, выставляемого на обозрение внешнему миру сталинской Россией в те послевоенные годы.
Другим большим недостатком моей статьи и, пожалуй, даже более серьезным было то, что я упустил из виду необходимость истолкования угрозы, исходившей от Советов и заключавшейся не столько в военном, сколько в политическом плане. Употребленные мной выражения типа "необходимость постоянного, настойчивого и в то же время решительного и бдительного сдерживания экспансионистских тенденций России" и "искусное и осторожное применение контрмер в целом ряде постоянно меняющихся географических и политических аспектов" были в лучшем случае не совсем определенными и вели к неправильному толкованию проблемы.
Третий большой недостаток заключался в том, что я не показал различий между отдельными географическими регионами, в которых мы не всегда успешно могли противодействовать "угрозам", о которых я упоминал. Исходя из доктрины Трумэна, мне следовало бы выделить регионы, важные для нашей безопасности, и указать те, которые не подпадали под эту категорию. Правда, уже тогда да и в последующие годы в своих беседах и лекциях я высказывал мысль, что в мире имеются только пять регионов - Соединенные Штаты, Великобритания, Рейнская область с прилегающими к ней промышленными районами, Советский Союз и Япония, - располагавшие значительной военной силой. И я подчеркивал, что только один из этих регионов находится под коммунистическим контролем, все же остальные под него не подпадают. Почему я об этом не сказал в той статье, для меня самого остается загадкой. Скорее всего, я полагал, что достаточно было сказать о необходимости конфронтации русских "в любом месте, где станут появляться признаки их посягательства на интересы миролюбивого человечества".
Эти недостатки были столь вопиющими, что могли привести к неправильному пониманию общей обстановки в мире. Об этом, в частности, говорил Уолтер Липпман{33} в своей серии из двенадцати газетных статей, опубликованных в конце лета и осенью 1947 года (впоследствии объединенных в книге "Холодная война. Анализ внешней политики США", выпущенной нью-йоркским издательством "Харпер энд браверз" в конце 1947 года).
Когда я недавно перечитывал эти статьи (они вполне заслуживают такого внимания), то обнаружил целый ряд неправильных толкований. Липпман, в частности, принял меня за автора некоторых положений доктрины Трумэна, против которых я на самом деле выступал в качестве оппонента. Вместе с тем он давал не совсем точную трактовку того, что было написано в статье, и пытался корректировать некоторые вопросы, изложенные в выступлении генерала Маршалла в Гарварде. Советскую же угрозу он рассматривал с чисто военной точки зрения (я-то ведь так не думал). Исходя из этих неправильных посылок, он выдвигал в качестве альтернативы концепцию американской политики, весьма близкую той, которой на самом деле придерживался я, как считали некоторые аналитики, будто бы под воздействием сказанного им. Он предлагал материально поддержать важнейшие страны Европы, выступал против одновременного вывода войск - советских, американских (а также и английских) из Европы, настойчиво подчеркивал опасность попыток включения Западной Германии в качестве союзника в любую антисоветскую коалицию. Всем этим вопросам я также уделял самое пристальное внимание в своих не только устных, но и письменных выступлениях. Но он все же затрагивал их ранее меня. Я же чувствовал за собой вину, что ввел его в заблуждение. Единственным моим утешением было то, что я, по сути дела, спровоцировал его на написание отличного и глубокого трактата.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});